– Наверное, я тебя здорово стеснил?
– Напротив. Все было очень хорошо. Я посмотрела кино и разложила кресло. Знаешь, было такое чувство, что с этой осенью пришло что-то хорошее… устоявшееся, чего не хватало. Я поставила чайник. В ванной я поставила в стаканчик одноразовые станки – когда-то брала для одного человека… он сюда уже никогда не придет, а они лежат.
– Ты прекрасный человек, Инга.
– Мне это часто говорили. Мойся, и идем доедать торт.
Так, если меня не обшмонали и не подкинули к дверям милиции, то вчерашние опасения насчет клофелина бред и паранойя, подумал Виктор. По крайней мере, в своем изначальном виде. Но человека можно усыпить, чтобы просто проверить карманы.
Какие основания причислять Ингу к секретным сотрудникам? Первое: большинство женщин, искавших знакомства с Виктором в других реальностях, связаны со спецслужбами. Тем более что в тридцать восьмом, с точки зрения тамошних дам, он смотрелся как тридцатипятилетний мужик с ростом сто девяносто, и последствия неудивительны. Второе: странные вещи вроде нынешнего засыпания или выстрела в «Соловьях». Кстати, выстрел был поводом пригласить Виктора домой. Хорошим поводом: страх привести незнакомого мужчину сильнее страха остаться одной. В этих случаях обычно идут ночевать к подруге… а стало быть, такой подруги нет? А на всякий случай… Да, на всякий случай можно усыпить. Но тогда органы ни при чем. Тогда это что-то в духе Агаты Кристи. Кстати, тогда обязателен труп. Вот только чей?
Виктор посмотрел на себя в зеркало.
«Нет. Какая Агата Кристи в Брянске?»
– Я заварила чай с мятой. Ее здесь выращивают дачники. Конечно, можно взять и в гастрономе, но так мне показалось как-то более непосредственным. А вообще на дачах стали меньше выращивать продуктов. Больше цветы, специи или что-то экзотическое… Разве что для того, чтобы поесть что-то свежее с грядки.
Сон, черт возьми, какой-то странный сон, думал Виктор. Может, это он вспомнил то, что было перед переходом, когда спал? Но как тогда отделить воспоминания от сновидений? Допустим, это все воспоминания. Тогда ясно одно: направил его сюда явно не этот мужик, как его… Ринер. Но полагал, что направят. А вот с царапиной тогда – точно он. И что это? Яд замедленного действия или инфекция, чтобы заставить что-то сделать за противоядие? Но тогда кто-то должен сообщить условия, а время идет, и никто на связь не вышел. Вариант второй: хотели ликвидировать, как человека, который узнал слишком много, но обломилось. То ли яд не попал, то ли этот Ринер просто шизанутый и вообразил, будто вводит яд. Ладно, пока ничего не происходит, не будем себя накручивать. Что еще? Он что-то говорил после этого. Почему не запомнилось? А-а, вот еще интересный вариантик: введение в транс химпрепаратами, затем внушил, чтобы все забылось. А теперь, значит, всплыло. Не так паршиво, как второе и первое. Будем надеяться.
Виктор так ушел в свои мысли, что, прощаясь с Ингой, машинально чмокнул ее в щеку. Инга от неожиданности вскинула брови, но смущения не показала.
Ясное утро обдало Виктора неожиданным холодом; на сонном одеяле травы на газонах серебрилась свежая роса. Вымытый ключевой водой свежего ветерка купол неба тонким шрамом прямо вдоль проспекта Ленина пересекал инверсионный след самолета, люминесцентно-голубой над стройной, устремившейся ввысь стелой на площади Партизан и розовато-белый, как крем на пирожном, – над раскрытой книгой гостиницы «Брянск». В прозрачном воздухе, словно горчинка в бокале «Саян», был растворен все тот же легкий запах сжигаемой листвы, знакомый с детства неистребимый аромат нашей городской осени.
Над сквериком у угловых домов Виктору бросилась в глаза растяжка: «Агата Кристи» в Брянске».
«Только вспоминал… Правда, не ту. Интересно, что они сейчас и здесь поют? «Последний подвиг Евы Браун»? Или, наоборот, что-то созвучное духу?»
Приехал Виктор даже, пожалуй, немного рано – за полчаса до рабочего дня. Служебная дверь уже была открыта, на асфальтовой дорожке возле газона, где пламенели последние осенние цветы, стояла песочно-желтая, как американские такси, машина с широкой лиловой полосой и надписью «Милиция».
Виктор спокойно обошел машину, поднялся на крыльцо и толкнулся в дверь. В конце концов, при всех возможных вариантах действий, в этом случае он меньше всего вызывал подозрения.
– Виктор Сергеевич! Пройдите сюда, пожалуйста! – сразу же позвала его Полина из-за приоткрытой двери кабинета.
Виктор вошел. За конференц-столом сидел и заполнял бумаги человек лет под тридцать в милицейской форме. Полина нервно прохаживалась перед окном, теребя пуговицу.
– Проходите, проходите, присаживайтесь, – сказал он, когда Виктор приблизился. – Я Клебовский Никита Михайлович, следователь следственной группы МВД, вот мое удостоверение. Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество.
– Еремин Виктор Сергеевич.
– Вы сотрудник кооператива «Коннект»?
– На данный момент нахожусь в процессе трудоустройства на работу.
– Временную или постоянную?
– Имею намерение устроиться постоянно.
– Где проживаете?
– Временно, до поиска жилья, в подсобном помещении данного кооператива, сегодня заночевал у знакомых.
– У нас пока нет общежития, – пояснила Полина, – вот и разрешили. Если это нарушение…
– Да нет, какое тут особо нарушение, – возразил Клебовский. – Если товарищ Еремин, как вы подтверждаете, намерен трудоустроиться на постоянную, как он говорит, работу и иметь определенное место жительства – это хорошо. Вот если бы он тунеядствовал или скрывался – это было бы хуже.
Клебовский вытащил из нагрудного кармана формы визитку и протянул Виктору:
– Знаете, как тут с бюрократией бывает? Пока не пропишут – не устроишься, пока не устроишься – не пропишут… Если трудности будут, звоните или заходите ко мне, посмотрим, чем могу помочь.
Еще один рояль, подумал Виктор. Хотя, может, просто задабривает. А если задабривает, значит, чего-то хочет.
– Скажите, Виктор Сергеевич, знаком ли вам Штыра Петр Трофимович?
– Знакомых с такой фамилией у меня не было.
– Хорошо. Узнаете ли вы человека, изображенного на этой фотографии?
Он положил перед Виктором две распечатки на лазерном. На обоих из них был тип, который позавчера увязался за Виктором на вокзале.
– Да. Этого человека я видел вчера на Верхней Лубянке, по дороге к Дуки. Мне показалось, что он следует за мной, я пропустил его вперед. Больше я его не видел ни позже, ни раньше.
– Почему вы решили, что он следует за вами?
