Она посерьезнела и взглянула на него уже спокойно.
– А в будущем?
– Я не запрашивал такую информацию, – поспешно ответил он. – Это невежливо, неэтично, и мне не сообщат ничего, пока я не представлю обоснованной причины для подобного запроса. Мы не заглядываем ни в наше завтра, ни в будущее наших друзей.
– И тем не мене, – пробормотала она, – информация там есть. Все, что вы или я когда-либо совершили, все, что я открою в жизни прошлого, известно там, в грядущем времени.
– Эй, мы ведь на английском говорим, а не на темпоральном. Парадоксы…
Золотистая головка согласно кивнула.
– Разумеется. Работа должна быть выполнена. Она должна завершиться на определенном этапе. Не было бы никакого смысла, если бы это мне уже было известно; что же касается опасности возникновения причинно-следственного вихря…
– Кроме того, ни прошлое, ни будущее не отлито в бетоне. Именно поэтому и существует Патруль. Но может, довольно повторять вводную лекцию курса?
– Извините меня. Я до сих пор не могу осознать некоторые вещи и вынуждена повторять для себя основные постулаты. Моя работа – это… движение вперед. Подобно освоению неведомого континента. Ничего похожего на то, чем занимаетесь вы.
– Пожалуй. Я вас понимаю. – Эверард плотно набил трубку. – Без сомнения, вы и в будущем будете замечательно работать. Наше руководство более чем довольно вашими достижениями в Вер… гм… Берингии. Не только устными докладами, аудиовизуальными материалами и прочим, но и тем, что вы – я, правда, ничего не понимаю в вашей науке – нащупали модель естественной истории той эпохи. Вы проникли в ее суть и таким образом внесли существенный вклад в общую картину.
Ванда напряглась и задала не дававший покоя вопрос:
– Почему в таком случае они перевели меня оттуда?
Он помедлил, прежде чем зажечь трубку.
– Хм, как я понял, вы сделали ровно столько, сколько необходимо для обследования Берингии. После того как вы отгуляете честно заработанный отпуск, они предложат вам какой-то другой аспект плейстоцена.
– Да я почти ничего не сделала! Сотни человеческих лет мало для настоящего исследования.
– Понимаю, понимаю. Но вам известно, или должно быть известно, о нехватке людей в Патруле. Мы, ученые из грядущих времен, и Патруль должны создавать обширную общую картину, а не зацикливаться на повадках кучки аборигенов.
Она вспыхнула.
– Вы же знаете, что я имела в виду нечто совсем другое, – отпарировала Ванда. – Я говорю в целом о приполярной миграции биологических видов, о двустороннем движении между Азией и Америкой. Это уникальный феномен, экология во времени и в пространстве. Если бы я хотя бы могла выяснить, почему популяция мамонтов сокращается, вернее, сократилась так быстро в Берингии, когда на другом континенте они еще долго существовали! Но моим планам положили конец. И все, что я получила, – это те же рассуждения вокруг да около. Я надеялась, что хоть вы поговорите со мной по-человечески.
«Характер, – подумал Эверард. – Не только не желает заискивать перед агентом-оперативником, но готова даже отчитать, если он того заслуживает с ее точки зрения».
– Извините, Ванда. Я не хотел вас обидеть. – Затем, глубоко затянувшись, добавил: – Факты таковы, что пришельцы, с которыми вы столкнулись, меняют все. Разве вам этого не объяснили?
– Да. До известной степени. – Она заговорила мягче: – Но неужели мои исследования действительно могут испортить дело? Один человек, тихо передвигающийся по степи, по холмам, лесам, вдоль побережья? Когда я жила среди тулатов – вы знаете, это аборигены, – мое присутствие никого не беспокоило.
Эверард хмуро уставился на трубку.
– Я не осведомлен в деталях, – согласился он. – Вчера я просмотрел кое-что, но совсем немного из-за нехватки времени. Мне, однако, показалось совершенно очевидным, что ваши тулаты не играют важной роли в перспективе исторических событий. Они исчезают, не оставив после себя значительных следов, сколь-нибудь отчетливых, как, например, в стойбищах Роанок и Винлэнд. Палеоиндейцы станут истинными американцами доколумбовой эпохи. Однако на раннем этапе их внедрения трудно определить, что может вызвать существенные перемены и внести разлад в будущее. – Эверард поднял руку. – Конечно-конечно. Это маловероятно. Мелкие волны и морщинки в общем потоке истории непременно будут разглажены. Это относится и к вашим… тулатам. Что же касается палеоиндейцев, то кто способен гарантировать устойчивость ситуации на данном этапе? К тому же управление Древней Америки хочет, чтобы за их историей велось наблюдение без всякого изм… вмешательства в развитие культуры.
Тамберли сжала кулаки:
– Ральф Корвин отправился жить среди них!
– Ах вот оно что! Прекрасно. Он профессионал в таких делах, авторитетный антрополог, я просмотрел и его досье. У него отменный послужной список – начиная с работы с более поздними, чем тулаты, народами. Он сведет до минимума свое влияние, но в то же время узнает достаточно много о том, чему действительно суждено случиться; так же как и вы проделали работу для выяснения истинной картины животного и растительного мира Берингии. – Эверард выпустил дым тонкой струйкой. – Это основополагающая проблема, Ванда. Пришельцам предопределено вступить во взаимодействие с аборигенами. Оно может состояться легко или не очень легко, но процесс неизбежен, и не исключено, что он окажется очень запутанным. Мы не можем допускать анахронизмов на сцене истории. Они способны вызвать такую сумятицу событий, которая будет необратима. Особенно потому, что вы не обладаете опытом Корвина. Понятно? В конце концов, ваши исследования в области экологии весьма ценны, но сейчас абсолютный приоритет отдается изучению человека. Вне всякой связи с вашей личностью возникла необходимость положить конец этому проекту. Вы получите другое задание, и руководство постарается обеспечить вам выполнение работы до конца.
– Да, понятно. Это мне уже втолковали.
Некоторое время Ванда сидела безмолвно. Когда она подняла глаза, взор ее был твердым, а голос спокойным.
– Но здесь дело не только в науке, Мэнс. Я боюсь за этот народ, за своих тулатов. Они славные люди. Примитивные, часто по-детски наивные, но хорошие. Безгранично добрые и гостеприимные, и по отношению ко мне они были такими не потому, что я загадочна и сильна, а по сути их натуры. Что станется с ними? Что уже там случилось? Они забыты, потеряны в истории. Почему? Ответ страшит меня, Мэнс.
Он кивнул.
– Корвин изложил свое мнение конфиденциально после беседы с вами. Он повторил рекомендацию прервать ваше задание в Берингии, поскольку опасался, что вы можете поддаться… искушению, соблазну вмешаться в события. Или по крайней мере, действовать вслепую, не имея специальной на то подготовки и без контроля экспертов. Не считайте его подлецом. Он выполняет свой долг. Корвин предложил вам заняться более ранним периодом.
Тамберли тряхнула головой:
– Бесполезно. Условия тогда изменялись очень быстро, и мне, по существу, придется начинать все заново. Но то, что я обнаружу, не будет слишком полезным для эры миграции людей, в которой так заинтересован Патруль.
– М-да. На предложение наложили вето именно по этим мотивам. Но поверьте Корвину.
– Да собственно говоря, верю. – Она заговорила быстрее: – Я многое передумала. И вот к чему пришла. Моя работа заслуживает завершения. Мы можем рассчитывать лишь на приблизительный итог, но и он, вне сомнения, окажется полезным. И может быть, я помогу тулатам, совсем немного, очень осторожно, под контролем специалистов, не для того, чтобы изменить их судьбу, а просто чтобы освободить от боли несколько неприметных человеческих жизней. Доктор Корвин намекнул мне, как это сделать, когда мы выходили с ним пообедать. В тот момент я не придала значения его замечанию, но с того самого дня размышляю над ним. Что, если я не вернусь к Арюку и тулатам, но воссоединюсь с ними, смешавшись с чужаками?
Слова Ванды отозвались в голове Эверарда глухими ударами. Он отложил трубку в сторону и сделал каменное лицо.
– Нешаблонно, – произнес он.
Тамберли рассмеялась:
– Единственное, о чем я прошу вас, – намекните милому доктору, что он не в моем вкусе. Я бы не хотела огорчать его. Кроме того, у нас обоих чудовищное количество дел, требующих исполнения в кратчайший срок, иначе мы действительно можем излишне подействовать на людей в Берингии. – Ванда стала совершенно серьезной. Заметил ли он слезы, блеснувшие на ее ресницах? – Мэнс, вот для этого вы мне и нужны. Для начала – ваш совет, а потом, если вы убедитесь, что я еще в своем уме, ваш авторитет и влияние. Я спросила мнение своего непосредственного руководителя, и тот порекомендовал мне забыть об этом. Как вы сказали, нешаблонно. Он не ханжа, но в его сознание заложен другой курс, и никто не смеет тревожить его покой. И Ральф Корвин той же породы. Он, возможно, оказался захваченным врасплох, когда говорил что-то после второй порции коктейля, ударившего в голову. У вас есть власть, авторитет, связи в этой сфере. Пожалуйста, хотя бы вы подумайте о моей просьбе.
