где жарилось несколько шампуров с большими жирными лягушками. — При всем уважении к Франции я к таким изыскам не готов. Да и не уверен, что консультант надо мной не пошутил. Поэтому и решил подстраховаться. И заказать блюда попроще, но проверенные.
Филипп подошел поближе. Взял один такой шампур. Покрутил с каким-то ошалелым видом перед собой. Словно бы изучая какую-то диковинку. Осторожно поставил его обратно. После чего с какой-то особой брезгливостью вытер руки о фартук повара.
— Полагаю, что ваш консультант обладал отвратительным чувством юмора. — с едва скрываемым раздражением произнес он.
— Мне тоже так показалось. Но мало ли? Вон шведы сюрстреминг едят. Эта тухлая рыба. Так-то вроде как квашенная, но воняет как тухлая. И никто кроме шведов ее добровольно есть не желает. Так что, мало ли? В мире полно необычных вещей.
— И кто так пошутил? Если не секрет, конечно. Я его знаю?
— Александр Михайлович. Великий князь. Также известный как Сандро. Вы должны его знать.
— О… да… устриц он тоже предложил вот так приготовить? — кивнул Петен на вертел с жирными жареными лягушками…
— Он рассказал, что их едят… — начал Фрунзе травить очередную кулинарную байку.
Разговорились.
И так, слово за слово, смолотили с десяток шампуров хорошего шашлыка из молодого барашка, вперемешку со сделанным из свиной шейки. Не брезгуя помидорами, зеленью и прочем. Само собой, под приличное сухое красное вино.
И чем больше вина в них вливалось, тем меньше становилась напряженность. Да и шутки начинали вызывать не раздражение, а улыбки. Так что… дошло даже до того, что Петен попробовал лапку жареной лягушки. Долго плевался и полоскал рот вином. А потом клеймил тех придурков, что придумали этот стереотип…
— Японцы, как ты верно заметил, опасны, — заметил Петен. — Очень опасны. И чтобы возродить Китай их нужно сломать. А это крайне непростая задача.
— Они сами себя сломают. — икнув, заметил Фрунзе. — Нужно им просто помочь. Их ресурсы не безграничны, в отличие от амбиций. Они сами надорвутся, если правильно подойти к делу.
— Допустим. А англичане? Они ведь все еще сильны. Ты меня, конечно, прости, но то, что Союз получил американский флот еще ничего не значит. У вас нет традиций. У вас нет моряков. У вас нет целей для него. Постоит-постоит, да и скиснет. Я вообще удивился что они согласились перебраться к вам. Поэтому англичане все еще держат титул главной морской нации. И крепко держат. И будут держать, контролируя моря.
— Ну это поправимо, — криво усмехнулся генсек.
— Ты думаешь?
— Уверен. Кроме того, нам столько кораблей не нужно. И мы часть, пусть и не самую лучшую, может продать вам. Чтобы уравнять ваши шансы с лайми. За какую-нибудь колонию. Например, в Африке. Или еще где. Это обсуждаемо.
— Уровнять шансы? Ты ничего не путаешь? У них все еще серьезный флот, даже несмотря на все твои шалости.
— Доверься мне…
* * *
Глубокой ночью того же дня.
Рейд Хельсинки был тревожным. Здесь под финскими флагами стоял британский флот. Он не задерживал надолго нигде. И вот, поучаствовав в операции прикрытия эвакуации французов из Ревеля, отошел сюда. В столицу Финляндии, в ожидании новых приказов.
Скорее всего скоро они отойдут в Стокгольм. Вновь подняв флаги Великобритании. Но пока этого не произошло. И флот приводил себя в порядок, отдыхая после довольно сложной операции…
А из темноты на них медленно накатывали брандеры. То есть, старые транспорты водоизмещением в четыре-пять тысяч тонн, идущие с погашенными огнями.
Вся их прелесть была в том, что управлялись они по радио — с высоко летящего дирижабля.
Для чего на кораблях были сделаны кожухи из тонкого котельного железа, высокой в несколько метров. На носу. Напоминавшие небольшие огороженные сплошным забором пространства без крыши. На дне которых располагались фонари. Сбоку в темноте их было не разглядеть. А вот сверху — очень даже.
Причем у каждого брандера этот кожух был своей формы. У одного в виде стрелки. У второго в виде молотка. У третьего — с кругом на конце «палки». У четвертого — с крестом. И так далее. Что позволяло с дирижабля их идентифицировать визуально в полной темноте. Даже с большой высоты.
И управлять ими соответственно.
Ведь корабли Королевского флота имели подсветку, для организации безопасной навигации на рейде. Чтобы избежать ненужных аварий. Что подсвечивало цели. И позволяло наводить брандеры на цели…
Их заметили.
Загодя.
Кто-то выхватил из тьмы надвигающийся корабль прожектором и по нему открыли огонь. Сначала противоминным калибром. А чуть погодя — и из орудий главного калибра. Отчего этот бандер буквально разорвало и растерзало. Взрыв же взрывчатки произошел в стороне.
Но рейд Хельсинки отличался большим количество окружающих островов и фьордов. Так что, пока весь Королевский флот в истерики долбил по одному неопознанному плавающему объекту, с других сторон к кораблям другие. И тут уже отреагировать не успели. Тем более, что атака брандеров была организована в несколько волн.
Нет, так бы и все разом направили. Чего миндальничать то?
Но технической возможности для этого не имелось. Из-за того, что организовать радиоуправление достаточно большой группы кораблей одновременно не представлялось возможным. Вот и атаковали группами по восемь брандеров за раз. В три волны…
1931, июль, 14. Богота
Любовь Петровна сидела в удобном кресле и наблюдала за тем, как где-то далеко за бортом проплывали красивые виды. Дивные. Необычные. Почти сказочные.
Она никогда в своей жизни не выезжала за пределы бывшей Российской Империи. Что только добавляло колорита. Все-таки — экваториальная природа. Да еще в местности не лишенной гор.
Буйство ярких, словно синтетических красок.
Облака.
Стайки каких-то птиц.
А где-то впереди раскинулся город.
Куда менее масштабный, нежели Москва. Но город. И после перелета над Атлантикой увидеть такое крупное поселение оказалось неожиданно приятно.
Дирижабль подошел поближе.
Начал снижаться.
Достаточно мягко.
Плавно.
А потому медленно и несколько пугающе. Казалось, словно ты спускаешься на лифте с большой высоты. Понятно — это не пикирование на самолете, но все равно ощущалось. И вызывала определенную тревожность.
Добравшись до отметки в две тысячи метров дирижабль стал маневрировать, подходя к посадочной площадке.
Это был новый аппарат. Свежего поколения. Первый в своем роде.
Его главным преимуществом было то, что силовая установка, состоящая из нескольких дизельных двигателей, находилась в техническом отсеке гондолы. И ее можно было обслуживать в относительно спокойной обстановке. При этом, для повышения управляемости в полете, в качестве топлива использовался газ, созданный на основе природного.