для обратной связи. Чтобы не вслепую… настройки менять.
— Будет вам график, — кивнул профессор. — Сегодня снижаем дозу на 10 %. А завтра я вам на стену график повешаю.
После того, как профессор провёл привычные уже манипуляции, Майя вдруг вспомнила.
— Сергей Вячеславович, а как там енот поживает?
— Хорошо поживает, — Завельев посмотрел на часы. — Вам уже пора, молодые люди, скоро отбой. Жду вас завтра в обычное время.
Он чуть не вытолкал нас за дверь.
Уже на улице, по дороге к казарме, Майя обернулась на ходу, задумчиво посмотрела на светящееся окно лаборатории.
— Лёша, что-то у меня сомнения какие-то… — сказала она, наконец. — Что-то он темнит, мне кажется.
— Думаю, если бы с енотом что-то случилось, профессор нам бы об этом сказал. В каком случае он может ничего не сказать и вести себя странно?
— Под подпиской о неразглашении, — вздохнула Майя, — если у нас допуска нет. Но ты знаешь, я почему-то спокойна. Мне кажется, с ним всё в полном порядке.
— Ты уж определись, что именно тебе кажется, — хмыкнул я.
— Что профессор почему-то темнит, но с енотом всё хорошо, — терпеливо повторила Майя. — Не спрашивай, как я к таким выводам пришла! Я сама не знаю! Женская интуиция, может быть?
— Женская интуиция, Майя, это «сама придумала — сама догадалась». А сейчас ты просто надеешься на порядочность профессора, — предположил я.
— Может быть, Лёша, может быть…
* * *
Ещё днём, пока курсанты бегали по тренировочному зданию, к профессору Завельеву заглянул необычный гость.
— Иван Иванович из 2-го Главка, — представился он, продемонстрировав служебное удостоверение.
— Чем могу быть полезен? — дрогнувшим голосом спросил Завельев.
— Вообще-то много чем, но сейчас я, как ни странно, всего лишь исполняю функцию почтальона, — Иван Иванович достал из папки бумагу и передал её профессору. — Прочитайте и распишитесь.
Профессор недоверчиво взял в руки документ и принялся читать. И глаза у него по мере чтения всё сильнее лезли на лоб.
Это была Системная Директива. Завельеву доводилось о таком слышать, но исключительно на уровне слухов. И, дочитав до конца, он понял почему — один из пунктов относил само существование директив как явления к сведениям особой важности.
В директиве содержалась рекомендация установить находящемуся в распоряжении профессора Завельева енотоподобному потенциально разумному иномирцу нейроимплант с последующей передачей доступа к его функциям, а также самого иномирца, курсантам Буровой и Неверову.
— Прочитали? — полюбопытствовал Иван Иванович.
— Так точно… — рассеянно ответил профессор. — Бред какой-то… простите, товарищ… не знаю вашего звания.
— Иван Иванович будет достаточно. Почему бред? — контрразведчик прищурился. — Разве вам не интересно было бы провести подобный эксперимент?
— Понимаете… — Завельев задумался, как объяснить, машинально присев на край одного из столов, — да, мне интересно. И мне самому такие мысли в голову приходили. Но… вы же наверное знаете, что думают обо мне мои коллеги? В общем, если бы это была моя инициатива, это никого бы не удивило, на фоне моей репутации. Но это… Неожиданно!
— Вот и я удивлён, — Иван Иванович присел на краешек стола напротив Завельева, — но, может быть, Система потому и выбрала вас? На фоне вашей репутации такой смелый эксперимент никого не удивит.
— Не мне судить, Иван Иванович, — профессор чуть заметно усмехнулся. — Но почему эти курсанты? Что в них особенного?
— А вот это, товарищ Завельев, вопрос правильный, — Иван Иванович улыбнулся так обворожительно, что товарищ Завельев побледнел и икнул, — но не надо вам им задаваться. Обычные курсанты, кроме того случая с Буровой в детстве, сделавшего её пригодной. Запомнили?
Говорить о том, что он сам нихрена не понимает в причинах такого интереса со стороны Системы Госбезопасности, Иван Иванович, конечно, не стал.
— Так точно, запомнил! — профессор вытянулся в струнку.
— Вот и хорошо. Подписывайте. Курировать этот эксперимент буду лично я. Курсантам объясните всё как есть, но только после того, как убедитесь, что они всё же пройдут финальное тестирование. Кажется, Система в этом уверена. Расписку о неразглашении с них возьмёте, как полагается. Никакой директивы вы, сами понимаете, никогда не видели и не подписывали. Поступил приказ сверху, и всё. Вопросы?
— Наверное, у меня их не должно быть? — неуверенно предположил Завельев.
— Профессор, за кого вы нас принимаете? — Иван Иванович усмехнулся. — Запишите мой номер телефона. Отчёт будете присылать ежедневно. Разрешение на эксперимент напрямую из Главка придёт вам завтра, руководство учебной части тоже получит соответствующие инструкции.
Про себя же Иван Иванович подумал, что помимо всего прочего, было бы очень интересно узнать, как зверёк вообще появился в учебной части, да ещё так вовремя направился в душ.
* * *
После прошедшего в понедельник теста с прохождением здания, ротный, кажется, всерьёз озадачился отсевом. Начал придумывать нам сложности, подводя под них обоснование, чем это должно нас подготовить к тяготам службы. Может, это и правильно, но выглядело как издевательство.
Для начала в казарме отключили горячую воду и запретили пользоваться стиральными машинками. Ну не тупизм? Никто в полевых условиях ведь не будет заниматься стиркой. У аномальщиков рейды довольно короткие. Выехали, тварей перестреляли, порядок навели, вернулись. После чего вся одежда отправляется не просто в стирку — на дезинфекцию. Уж явно не в холодной воде руками булькаться.
Но, конечно, из-за такой ерунды на кнопку нажимать никто не стал..
Дальше — больше. У нас появилось новое упражнение. Командир назвал его «полторашкой», уж не знаю, за что. Надо было взять стул за ножки, вытянуть руки перед собой и присесть, но не полностью, а наполовину, чтобы колени оказались под прямым углом. Простоять в таком положении даже минуту — настоящая пытка. При этом кто первый сдался — того отделение получает наряд на дежурство.
Впрочем, логика здесь прослеживалась. Сдался — значит, не только сам можешь погибнуть, но и товарищей подведёшь. Но если нажмёшь на кнопку — то ты свободен, как и твоё отделение, а «игра» начинается заново.
Майя, кстати, ни разу в этой дебильной игре не проиграла. Когда только первый раз нам её ротный презентовал, я сразу шепнул напарнице всего одно слово: «дыши». Она и дышала. Глубокое дыхание успокаивает, а в этом упражнении главное не сила, и даже не выносливость, а спокойствие.
Но несмотря ни на что, никто и не думал сдаваться окончательно.
А я потихоньку работал с организмом, с внутренними установками. Профессор, как и обещал, сделал инфографику — плакатик с графиком, на котором отмечал дозу своего коктейля и результат анализа крови — иммунотолерантный фактор. Доза снижалась, а ИТФ оставался стабильно умеренным. В коридор допустимых значений я укладывался.
Профессор только что не приплясывал от радости.
