Борис Толчинский - Нарбоннский вепрь

— Как, вы опять?!

Он лукаво подмигнул ей, отчего Софию вновь пронзила нервная дрожь, и заговорщически заметил:

— Сдается мне, ваш Купидон улетел. Он больше нас не слышит.

"Действительно, странно. После такого взрыва — тишина! Уж не случилось ли беды с моим Марсом?", — подумала она, и сердце отчаянно забилось.

Корнелий Марцеллин приблизился к самой кромке воды и, точно желая проверить свое предположение, наклонился к Софии:

— Ну, все еще не верите?!

Она вдруг ощутила жгучее желание схватить дядю за ногу и столкнуть в воду, а самой выпрыгнуть — и поглядеть, как будет он барахтаться в ее бассейне, весь, целиком, в своем роскошном калазирисе, с сенаторской звездой и княжеской диадемой… Она подавила в себе это желание, потому что знала, сколь страшно мстит Корнелий Марцеллин за унижения; пока что была игра — вот пусть игра игрой и остается!

— Да, пожалуй, вы правы, Купидон улетел, — и она лучисто улыбнулась ему.

— Ага, значит, это все-таки был Купидон, — рассмеялся сенатор и вдруг, сменив ироничный тон на страстный, заговорил: — Вы самая восхитительная женщина на свете, София! Вы лживы до мозга костей, вы способны думать лишь о себе и собственных удовольствиях, вам доставляет радость понукать другими, вас переполняет желание царить над всеми мужчинами сразу, вы полагаете себя центром Мироздания — и я готов согласиться с вами: вы этого достойны! И я такой! Я ничуть не лучше и не хуже вас! Вся разница между нами только в том, что Творец создал меня мужчиной, а вас — женщиной! Он создал нас друг для друга, поймите это! Вы читаете мои мысли — и я вижу вас насквозь! Вместе мы всемогущи! Нас ничего не разделяет, ничего!

— Нас разделяют наши амбиции, — вздохнула София. — Там, где каждый из нас мечтает очутиться, есть место лишь для одного.

— И что с того? Второй может стоять рядом.

— Вы это серьезно, дядя?

— Клянусь кровью Фортуната, я никогда не был более серьезен! Вы будете первым лицом в правительстве, когда я его возглавлю.

— Первым после вас?

— Но первым!

— Не выйдет, дядя. Потому что правительство возглавлю я.

— А если это вдруг случится, я буду после вас первым лицом?

— У нас пошел откровенный разговор, так к чему нам эвфемизмы? Вы будете вторым лицом после меня, дядя; я обещаю.

— Поклянитесь княжеской клятвой, Софи, как это сделал я, иначе я вам не поверю.

— Клянусь кровью Фортуната! — промолвила София, а сама подумала: "В конце концов, как сказал Цицерон, juravi lingua, mentem injuratum gero[33]. Боги извинят меня, если я обману этого Автолика. Вернее, оправдаю его ожидания: он сам сказал, что я лжива до мозга костей!". — Итак, вы довольны, дядя?

— Я в совершеннейшем восторге, милая Софи.

— Вы слышите, как часы Пантеона бьют десять? Нам пора заняться Ульпинами, пока наши общие враги нас с вами не опередили.

— Совершенно с вами согласен. Но прежде мне надлежит воспользоваться вашим любезным предложением.

— Я снова вас не понимаю, дядя. Что вы теперь хотите от меня?

— Лично я — ничего, моя дражайшая племянница. Dixi[34], я счастлив уже тем, что развеял вашу грусть. Но моя дочь…

— Ваша дочь?..

— Да, моя дочь. Вам известно, как люблю я мою Доротею.

— Я тоже люблю ее, дядя. Вы хотите сказать, я могу для нее что-то сделать?

— Полагаю, можете. Дело в том, что моя дочь несчастна.

— В чем же ее несчастье?

— Она влюблена.

— Так это счастье, милый дядя!

— Как посмотреть, милая племянница. Доротея влюблена в человека, который не отвечает ей взаимностью.

— А-а, вот оно что. И вы хотите, чтобы я устроила счастье вашей дочери?

— Только богиня способна это сделать; задача не из легких!

— Неужели? В таком случае соблаговолите сообщить мне имя счастливца.

— Извольте: это Варг, наследный принц Нарбоннский.

Нужно сказать, внутренне София Юстина была готова услышать нечто подобное. Дочь сенатора Доротея Марцеллина была скромной девушкой, которой недавно исполнилось восемнадцать, и всегда, сколько знала ее София, всецело находилась под контролем деспотичного отца. Помимо воли своего отца княжна Доротея не осмеливалась даже выйти в город, не то что полюбить кого-то! Следовательно, брак дочери с Варгом нужен был самому Корнелию Марцеллину — но вот зачем? Тут тоже была загадка, и София Юстина с присущей ей самоуверенностью предприняла попытку эту загадку с ходу разгадать.

— Ваша дочь желает выйти замуж за человека, который бросил нам вызов?

В лице Корнелия что-то дернулось, и София поняла, что попала если не в яблочко, то в круг.

— Что вы имеете в виду, дражайшая племянница?

— А разве не этот варвар помог бежать еретикам Ульпинам?!

"В яблочко!", — мысленно воскликнула София. Корнелий даже не попытался что-либо отрицать, а лишь посетовал:

— Вы чересчур умны для женщины, милая Софи.

— Да и вы виртуоз, милый дядя, особенно для мужчины. Кто, кроме вас, додумался бы обезопасить варвара от подозрений, женив его на дочери светлейшего князя?! Мне жаль мою кузину, дядя. Вы хотите сделать Доротею несчастной: Варг ей не пара.

— Напротив: только такой мужчина способен овладеть сердцем моей дочери, не принимая ее всерьез.

"Вот оно что, — подумала княгиня, — ко всему прочему дядя хочет иметь подле Варга свою лазутчицу. Это начинает казаться опасным!".

— Мне не нравится ваша идея, дядя. Не много ли чести для варвара? В жилах вашей дочери течет кровь Великого Фортуната — а Варг почти что дикий зверь!

— Уже нет, дражайшая племянница. Благодаря вам нарбоннские галлы обратились в Истинную Веру…

— Вы святотатствуете, дядя, и даже не морщитесь! Варг презирает Истинную Веру, потому и бросил вызов нам, освободив еретиков Ульпинов! Его бы надо примерно наказать…

— О, это было бы весьма и весьма неразумно!

"Увы! После всего, что было сделано мной, дабы привязать Нарбоннию к Империи, после всех моих попыток подружиться с герцогом Круном я не могу наказывать его сына, да еще примерно, — подумала София. — Это уронит мой авторитет, и весьма, а цепные плебеи моего дяди не упустят случая облаять правительство. Но Варгу дерзость не сойдет с рук: я сделаю так, что отец сам его накажет, Кримхильду же объявит своей наследницей".

— Вы правы, дядя, — сказала она, — неразумно из-за глупого поступка мальчишки-варвара ставить под угрозу едва наметившийся мир.

— Вот и я о том, — улыбнулся Корнелий, который отлично понимал, какие мотивы движут Софией, — а отыщется ли средство укрепить этот пока еще хрупкий мир, лучшее, нежели брак между аморийской княжной и нарбоннским наследником?!