– Вакх, – сказал Штофреген, опуская бинокль и проглатывая ругательство.
– Что? – не поняла Фарида.
– Они его все-таки захватили.
– Чем это грозит?
– Возможно, ему – ничем. Он все-таки повар, такие люди ценят хорошую стряпню… Но он почти наверняка ответит на их вопросы. Расскажет, сколько нас, какое у нас оружие, и, вполне вероятно, поделится соображениями насчет того, кто из нас на что способен.
– В таком случае нам остается только одно: удивить наших врагов, – сказала Фарида, нехорошо улыбаясь. – Как по-вашему, насколько мы на такое способны?
Их новый лагерь был разбит в четырех верстах от прежнего места и в пяти – от лагеря браконьеров. С самого начала Штофреген настоял на полной определенности: браконьеры должны быть истреблены до последнего человека.
Супруги Волобаевы, воссоединившиеся после размолвки при столь экстремальных обстоятельствах, попытались возразить. Очень слабо. Катишь сказала:
– Но ведь это безнравственно: брать на себя роль судьи и палача.
Фарида, отвернувшись, гневно засмеялась.
– А что вы предлагаете, госпожа Волобаева? – поинтересовался Штофреген у Катишь и тронул себя пальцами за пояс. – Построить тюрьму и, переловив мерзавцев живыми, арестовать их?
Катишь опустила глаза.
– Но соображения гуманизма…
– Господин Волобаев, – Штофреген перевел взгляд на супруга Катишь, – позвольте поинтересоваться: какие книги вы дозволяли читать вашей жене?
Катишь вспыхнула:
– Я читаю книги, не спрашивая разрешения!
– Я обратил свой вопрос не к вам, а к вашему мужу! – перебил Штофреген.
Волобаев пожал плечами:
– Я не следил нарочно, но…
Катишь широко раскрыла глаза и уставилась на “Ласкаря” с испуганным изумлением.
– Ты ему отвечаешь? На подобный хамский… на такой вопрос!..
– В моем вопросе ничего не было хамского, – сказал Штофреген. – И я попрошу вас впредь выбирать выражения. А теперь помолчите, пока мы разговариваем.
– Ну, Екатерина много читает… – промямлил Волобаев.
– В таком случае потрудитесь сделать так, чтобы свои идеи ваша супруга впредь держала при себе, – сказал Штофреген. – Теперь о вашем арбалете. Сколько стрел вы сможете изготовить за ближайшие два-три дня?
– Сотню сделаю, – обещал Волобаев, расцветая. Метафизический “мамонт”, несомненно, возник перед его внутренним взором. Укрощенная Катишь, поразмыслив, прильнула к мужу и тихо вздохнула.
– Эх, – сказал Долгушин, – а ведь я когда-то довольно лихой был парень. Много всякого накуролесил, пока за ум не взялся; а теперь, похоже, судьба мне снова обернуться к тому, с чего начал. – Он помолчал и добавил, обращаясь больше к себе самому: – Может, эдак и молодость вернется.
И, сказав так, стремительно начал стареть.
А Семыкин какой был, такой и остался. На таких ни войны, ни космос, ни одиночество, ни тюрьма, ни женитьба, ни голод, ни пьянство – ничто не действует. По сорок лет пребывают в неизменности, а потом незаметно переселяются в гроб, и что с ними дальше происходит – неизвестно. Однако замечено также, что именно такие, как Семыкин, могут неожиданно вернуться с того света и подать дельный совет непутевому потомку или предостеречь от чего-либо.
А откуда конкретно они возвращаются – никогда не говорят. И выглядят точно так же, как всегда: неказистые, росточка невидного, с мятым личиком и понимающим взглядом.
Дело с питанием на первое время решилось просто: Колтубанова разыскала и разорила лемурьи запасы за зиму – эти зверьки умели заготавливать плоды и коренья, чтобы пережить дождливое и холодное время года, когда лазить по деревьям и вообще выходить из укрытий никому не хотелось. В кладовке нашлось целое море орехов, крупных вяленых фруктов, похожих на дыню, и белых, похожих на жирных червей, корешков, которые по вкусу напоминали сладкую булку с корицей.
– Вы уверены, что у них нет поблизости хлебопекарни? – спросил Штофреген у Колтубановой, разламывая “булку” и протягивая ей половину.
Фарида качнула головой:
– Вам тоже кажется, что они обладают разумом? Когда долго наблюдаешь за животным, начинаешь так хорошо его понимать, что оно в конце концов представляется совершенно разумным существом. Здесь важно не совершить ошибку, – она подняла палец, – и не слишком одушевлять зверя. С другой стороны, мы имеем дело с приматами, обитающими на другой планете. Мы многого о них не знаем. Возможно, они все же обладают разумом. К тому же вопрос о душах животных…
– Звери, конечно, прекрасны, но они по своей ценности несопоставимы с людьми, – вмешалась Катишь.
Фарида даже не посмотрела в ее сторону. Штофреген тоже не сразу ответил, но наконец сказал:
– Из-за человека вся тварь мучается; а если человек еще и истребляет животных так варварски…
– Лично я, если вопрос стоит таким образом, сперва предпочту спасти животное, а уж потом человека, – перебила, не выдержав, Фарида.
Катишь хотела было что-то добавить, но сникла и ушла в шалаш. Штофреген сразу выбросил из головы ее грустный образ.
– Вот что я выяснила, – сказала Фарида. – Сейчас они разведывают новую стоянку лемуров. Действуют уверенно. Идут по тем же следам, что и я. Методы похожие. – Она скрипнула зубами. – Наверняка среди них есть биолог. Думаю, живые лемуры им не нужны. Как только они отыщут стоянку и поставят ловушку.
– Если бы этим биологом были вы, – начал Штофреген.
Фарида дернула уголком рта:
– Я уже думала над этим. Я бы выкопала яму и на дне разлила бы специальную эссенцию. Видите ли, женские особи, готовые к любви, вырабатывают особый запах…
К удивлению Штофрегена, Колтубанова покраснела. “Определенно менуэт, – подумал он. – Впервые встречаю. Редкий экземпляр, редчайший! Биолог – и застенчива…”
– Этот запах должен приманить доверчивых молодых зверей, – завершил Штофреген. – Очень просто.
– Предлагаю воспользоваться их же методом, – сказала Колтубанова, постепенно избавляясь от румянца. – В их яму следует посадить пару зверей, которые своими криками приманят наших браконьеров. А когда те провалятся, – сделать с ними то, что они собирались сделать с животными.
Из шалаша донесся тихий голос Катишь: она разговаривала сама с собой. Должно быть, она и прежде имела эту привычку, но до разгрома базы об этом не знали. Штофреген, впрочем, не считал беседы с самим собой признаком помешательства.
Фарида покосилась в сторону шалаша и заключила:
– Роль попавшегося лемура готова сыграть я. Я умею подражать их крикам.
– Не сомневаюсь, – ответил Штофреген, внимательно глядя на нее. – Вы отдаете себе отчет в том, что это опасно?
– А вы отдаете себе отчет в том, что́ именно вам предстоит сделать?
– Я буду думать о том, что они сделали бы в противном случае с вами, так что моя задача существенно облегчается.
Фарида вытянула свои полные губы и вдруг испустила негромкий курлыкающий звук. Затем, не меняя тембра голоса, пояснила:
– Вот так они нежничают между собой.
Неожиданно из-за кустов донесся похожий призыв. Фарида вскочила.
На маленькую поляну выбрался лемур – молодой самец, по человеческим меркам подросток, с мягкой палевой шерстью и розоватыми ладошками. А следом за ним шел, пригибаясь и пружиня… Аркадий Рындин.
Завидев лемура, Фарида перестала обращать внимание на Штофрегена. Она присела на корточки и, не переставая курлыкать, протянула к зверю руки. Он быстрыми прыжками переместился к ней и ткнулся головой в ее плечо, а она положила подбородок ему на макушку.
Штофреген встал.
– Здравствуйте, Аркадий.
Рындин глянул исподлобья и вдруг расцвел немного слезливой улыбкой.
– Живы!.. – всхлипнул он. – Все живы!..
– Знаете, господин Рындин, я почему-то рад вас видеть, – признался Штофреген.
Аркадий вздохнул и, не таясь, утер лицо.
– А я прятался по лесам… Далеко зашел, между прочим. Меня лемуры нашли. Я в первую минуту испугался, когда они меня окружили, а потом подружился… У них стоянка – вон там. – Он показал рукой. – Я сперва чуть к браконьерам не вышел. Это ведь браконьеры, вы знаете? Я как увидел их орудия…
– Вы близко их видели? – спросил Штофреген.
– Мы с Клавдием, – он указал на лемура, – прошли по деревьям прямо над ними.
– У вас талант, – сказал Штофреген. – Вы дрессировщик изрядный.
– Это Клавдий отличный дрессировщик, – слабо улыбнулся Аркадий. – Он совершенно явно принимал меня за слабоумного лемура и обучал всему, что знает. С такой радостью, знаете, обучал!
– Рассказывайте про орудия лова, – перебила Фарида.
Аркадий послушно перешел к этой теме, куда менее для него интересной:
– Гарпуны с крюками и сети. Самое неприятное у них в лагере: стол и наборы ножей. Несколько холодильников – наверняка для контейнеров с внутренностями…
Фарида зажала уши ладонями. Штофреген вздохнул и сказал ей прямо в ладонь, почти касаясь губами костяшек ее обветренных пальцев:
