матери. А он сидел, задумавшись, и скоблил ногтем прилипшую обёртку.
Марат с Оксаной приехали ближе к часу ночи. Галия уснула, не дождалась, упахалась на кухне за день. Марат в общежитие, ясно дело, опоздал, и тоже у нас остался.
Оксана всё ходила по квартире, осматриваясь. Она явно была под впечатлением. Меня смутило выражение её лица, уж больно оно было довольное. Как будто это наша квартира. Может, она не в курсе ситуации?
— Оксана Евгеньевна, — решил я расставить точки над «и», — Марат объяснил вам, что мы временно здесь? Пока у нас ремонт идёт.
— Да, сказал. Я, только, не могу понять, чем ты всё лето занимался? — взглянула она на меня вопросительно. — Зачем надо было ждать, пока дети родятся?
— Так пока дети не родились, нам вторую квартиру не дали, — начал объяснять я и тут до меня дошло… Галия не рассказала ей про вторую квартиру. И никто не рассказал…
— Какую вторую квартиру? — требовательным тоном спросила Оксана, пока я недоумённо посматривал на Загита и Марата.
Москва. Дом на Котельнической набережной.
— Нам дали ещё однокомнатную квартиру за рождение близнецов. Мы сейчас объединяем в одну две квартиры, — пояснил я.
— Зачем? — удивлённо посмотрела на меня тёща.
— Как зачем? — в свою очередь удивился я. — Чтобы было единое жилое пространство…
Оксана была, видно по ней, разочарована и с трудом удерживалась от каких-то комментариев, явно нелицеприятного характера. Загит позвал Марата курить на чёрную лестницу и мы с ней остались одни.
— Оксана Евгеньевна, — решил я откровенно поговорить с ней, воспользовавшись моментом, — признаться, я в первый раз вижу родителя, который недоволен тем, что его ребёнок получил ещё одну квартиру в дополнение к первой. Почему — понять не могу, да мне и неинтересно, если честно. Я сделаю себе отдельный кабинет из второй, меньшей, кухни и Галия будет, наконец, полноценной хозяйкой на своей кухне, я не буду ей мешать там своей работой и коробками с документами… А у сыновей будет полноценная детская… Это же хорошо, Оксана Евгеньевна. Чем вы сейчас-то недовольны?
Ну, на самом деле понял я, конечно, не тупой. В Москве у тещи не только дочь, но и сын живет. Видимо, у нее первая же мысль — Марату вторую квартиру отдать. И так она ее захватила, что здравый смысл сразу как отрезало. Хотя что это я такое подумал… Оксана и здравый смысл… смешно! Да они рядом никогда не ночевали!
— Тебе не понять! Вот, вырастишь детей, тогда поймёшь! — огрызнулась тёща и так передёрнула плечами, как будто перед ней скорпион, а не я. Господи, что творится в мозгу у этой женщины?
— Оксана Евгеньевна, думаю, нам надо прийти к определённому взаимопониманию, — предложил я. — Это и в наших с Галиёй интересах, и в ваших с Загитом. Заметьте, я не рассказал ему о той отвратительной истории, когда вы натравили свою сестру на беременную Галию с требованием немедленного аборта. Он до сих пор ничего не знает, но вряд ли обрадуется, глядя на своих внуков, что вы, мать Галии, пытались их уничтожить. Он их очень любит, могли бы уже заметить. Давайте сделаем так — вы ведете себя пристойно, приезжая к нам в гости, а я не делюсь с вашим мужем этой крайне интересной историей. Договорились?
Оксана поджала губы, скрестив руки на груди и смерив меня таким взглядом, словно хотела им сжечь.
— Вот и отлично. Молчание — знак согласия. Договорились!
Теща очень сильно пыхтела, глядя на меня, но помалкивала. Возможно, хотела меня наказать своим молчанием, но я наслаждался тишиной. А потом и Загит с Маратом вернулись.
— Ну, что, по койкам? — спросил я, оглядывая всех. — Завтра нас ждут великие дела.
В субботу гости начали прибывать с самого утра. Сначала Алироевы привезли бабушку с Трофимом. Потом мама с Ахмадом собрались в Мытищи за Жариковыми.
Но сначала Ахмад с мамой вручили нам на ситцевую годовщину свадьбы целый ковёр. Причём, он мне сразу показался не совсем обычным, едва они его только развернули на полу. Погладил его рукой… Ковёр, явно, не шерстяной. Долго рассматривал его…
— Блин, он же…
Когда до меня дошло, что это шелковый ковёр, да еще и ручной работы, то я поднял на маму с Ахмадом ошалелые глаза. Явно старый персидский ковер, и стоит такой совершенно сумасшедших денег… Мама и Ахмад были предельно серьёзны. Это не на годовщину подарок, — догадался я, поднялся и подошёл к ним.
— Ну, вы чего? — удивлённо спросил я.
— Так надо. Так положено, — ответил Ахмад.
— Спасибо, конечно, но я не могу такой дорогой подарок принять, — категорично заявил я.
— Тогда мать твой подарок вернёт, — сверкнул глазами в ответ Ахмад. — Я же ей разрешил шубу от тебя взять, хотя я и сам могу купить. Она тоже очень дорогая. Хороший ковер, будет тебя радовать. Из Персии привезли еще в девятнадцатом веке, говорят, у самого падишаха в кабинете лежал. Бери. Это от всей, считай, нашей станицы. Груз снимешь с моей души, — проговорил он с таким видом, что я сразу понял, что спорить с ним бесполезно. Только поссоримся. А к чему мне с ним ссориться? Хороший же мужик… Вон мать как с ним счастлива…
— Возьму, спасибо большое. Только тогда надо его обратно скрутить. Не наступайте на него никто, пожалуйста, — попросил я. — К себе вернёмся, на стену в гостиной его повешу.
Правда, спустя пару минут, когда ковер скрутили, уже передумал. Целехонький персидский шелковый ковер прошлого столетия… Его нельзя в квартире вешать, с риском его испортить, это же, фактически, музейный экспонат. Малые подрастут, дорвутся до фломастеров, пластилина и краски, так что мне, не спать и от ковра их отгонять? Глупо как-то, лучше повесить такой ковер, который не жалко. Из тех, за которыми сейчас все гоняются, а в двадцать первом веке на мусорки будут выкидывать…
Алироевы поехали за Жариковыми. А бабуля присоединилась к Галие и Оксане. Мы с Загитом нянчили детей, пока женщины накрывали на стол и заканчивали приготовления.
Самое время начать готовить бабушку к встрече с Шанцевым. Рассказал, какие случились изменения в Святославле с тех пор, как мы уехали. И про зелёнку, и про произвол нового начальника милиции. Бабушка
