Ему не нравилось происходящее прямо сейчас, в основном потому, что он не понимал задумки врага.
Когорты заняли ферму, проверили здание, отсигналили, что всё чисто и мортирам можно двигаться.
— Разведку вперёд, — приказал Таргус.
Кавалеристы выехали по сигналу и исчезли в лесу за фермой.
Спустя двадцать минут оттуда выехал только один из трёх отрядов, причём не в полной численности. За ними была погоня из примерно половины эскадрона польских гусар, судя по цвету мундиров.
— Мортиры, отсечь кавалерию противника от разведки! — проорал Таргус приказ.
Сигнальщик, который со времён Шлезвигской войны обязан носить тяжёлую гренадёрскую броню, замахал флажками и спустя секунд сорок забахали мортиры. Первый залп прошёл с существенным перелётом, что было ожидаемо, так как артиллеристы не пристреливались к данной позиции и, вероятно, не успели даже разметить ориентиры с точным вычислением дистанции.
Конные разведчики мчались во весь опор, отстреливаясь от азартно преследующих их гусар. Коней для разведчиков Таргус выбирал самых быстрых, масса их экипировки была ниже, чем у рядовых легионеров, поэтому скорость у них была немного выше, чем у вражеских гусар.
Короткоствольные карабины стреляли крупной картечью, потому что стрелять прицельно на полном скаку просто невозможно.
Гусары теряли людей, но не собирались отказываться от преследования.
Второй залп мортир ударил чуть впереди войск противника, лишь задев первые ряды и нанеся несущественные потери. Таргус мучил артиллеристов сотнями часов практики по движущимся мишеням совершенно не зря, так как упреждение они берут правильно. Следующий залп должен быть существенно эффективнее.
Одного из разведчиков сбили с коня выстрелом. Таргус наморщился и с недовольством сжал зубы.
Третий залп мортир вышел на загляденье: около двадцати шрапнельных бомб взорвались аккурат над гусарами, снизив их численность до 10–15 %, то есть убив около шестидесяти человек с лошадьми. Выжившие начали остановку, а затем развернули коней и поскакали обратно в лес, из которого начали выходить формации сил противника.
— Сука, так и знал, что тут что-то нечисто! — воскликнул Таргус. — Второй легион, с пятой по десятую когорту — глубокий обход противника с его правого фланга!
Флажки обозначили нужные команды, упомянутые когорты сразу же тронулись в путь.
Местная система управления войсками такой расторопностью похвастаться не могла.
— Собирайте мою башню, живо! — приказал Таргус, соскочивший с пони.
Первая манипула первого легиона начала быстро и со знанием дела собирать командирскую наблюдательную вышку.
Таргус тоже сделал выводы из происходившего во время Шлезвигской войны, поэтому фронтальная часть вышки теперь укрыта двойными стальными листами, чтобы, в случае чего, Таргус мог за ними укрыться.
За десяток минут, пока противник выстраивался на поле, вышка была собрана и Таргус полез наверх.
Сверху, с высоты двенадцати метров, открывался прекрасный вид на поле боя, он сразу же отметил, что в лесу его ждала продуманная засада с применением артиллерии, не зря ему тут всё показалось слишком подозрительным.
Кто-то умный и продуманный собирался разобраться с ним быстро и с минимальными потерями.
— Гаубицы, зажигательными по лесу! — приказал Таргус, которому пришла в голову одна интересная идея. — Все пушки — огонь по пехоте на их левом фланге.
Против легионов сегодня выступали франки, иберы и поляки. Таргус о поляках в своём родном мире никогда не слышал, видимо, это какой-то народ, выделившийся из склавинов. В римской провинции Гиперборея обитали романо-склавины, единый народ, сформировавшийся из конгломерата примитивных племён, доминирующим в котором были склавины. Изначально там были сотни племён и родов, причём не только склавинских, но под действием романизации они сформировали новую общность, с единым языком, разумеется, латинским, единой культурой, разумеется, римской и одной религией, само собой, пантеоном древних римских богов, который после интеграции пополнился рядом новых богов: Перуном, Велесом, Марой, Чернобогом, Хорсом и целой кучей божков разного назначения. Так делалось для наиболее эффективной адаптации новых народностей, богам которых в Пантеоне оказывались максимальные почести и уважение, а также открывались алтари. Нередко, по согласию местного духовенства, происходило объединение ипостасей: например, склавинский Перун был объявлен ипостасью Юпитера. Отсутствие религиозных разногласий очень способствуют ускорению романизации. Ведь если оказывается, что пришедшие в твою глухомань римляне с максимальным почтением заносят идолы твоих богов в Пантенон, что на Марсовом поле, признавая их одними из своих, членами «клуба римских богов», то спорить особо не с чем, придётся признавать, что религия у тебя с римлянами теперь одна. Сбои бывали, религии в мире очень разные, но вопрос с внесением божественных атрибутов и артефактов в Пантенон скорее политический, нежели духовный.
Нечто подобное предлагали сделать и с богом христианских сект, но те возмущённо отказывались, обзывая римских богов ложными и несуществующими. Такое задевает и ранит не только жрецов, но и обычных граждан, поэтому с христианами у Римской республики отношения не сложились.
Остальные народы, без монотеистических религий с радикальным отношением к остальным религиям, за рядом исключений, уверенно интегрировались в состав разрастающейся республики, не теряя своих богов, которые с каждым годом становились всё менее дикими, по мере роста цивилизованности самого народа. И самих народностей в родном мире Таргуса существенно меньше, что порождает куда меньше конфликтов…
Тут же всё пошло совсем неправильно, повылезали какие-то поляки, сербы, чехи, хорваты, боснийцы, русские… Они себя одним народом не считают, воюют друг с другом как попало и практически непрерывно, начиная с момента падения Римской империи и до текущего момента.
«Бардак», — заключил Таргус, разглядывая стройные ряды пехоты противника.
Никто никаких переговоров вести не собирался, все участники этой войны про друг друга уже всё знают, объяснять нечего, остаётся только убивать.
Стрельба методом анфиладного рикошетирования начала давать результаты: левый фланг противника начал терять людей, ядра с жужжанием проносились над головами легионеров, бились об пашню и как теннисные мячики устремлялись в строй врагов. Какие-то ядра протыкали строй насквозь, убивая по десять-двенадцать человек за раз, а какие-то, потеряв слишком много энергии от удара об землю, застревали в толще строя, забрызгивая солдат кровью и внутренностями их товарищей. Это деморализует.
По цели попадали далеко не все снаряды, некоторые бессмысленно исчезали в лесу за противником, некоторые не рикошетили от земли, навсегда там застревая, потому что никто не будет искать после боя эти чугунные болванки, но часть наносила ущерб, причём в первую очередь морали противника.
Отправленные в обход когорты противник без внимания оставить не мог, поэтому левый фланг начал перестраиваться, из-за чего общее построение сначала начало напоминать угол, а затем «встречающие» фланговый обход противники отделились и начали движение вперёд.
Тем временем основная масса вражеского войска вошла в зону действенного огня.
Забарабанили залпы мушкетов легионеров, начали падать вражеские солдаты. Преодолев ещё метров сорок под безнаказанным обстрелом, мушкетёры противника вскинули оружие и начали стрелять в ответ. Для обычных пуль дистанция была бы запредельной, но нелицензионные копии пули Несслера уже разошлись по Европе, разного качества, без понимания принципов работы, с неточной подгонкой калибров, но разошлись.
Эффективность огня была ниже, чем у легионеров, вооружённых единым калибром стволов и точно соответствующим ему калибром. Также отличием легионеров от основной массы армий Европы являлось наличие железных шомполов. Даже франки и иберы использовали деревянные шомпола, что затрудняло перезарядку оружия, снижая фактическую скорострельность. Ещё одним новшеством, которое Таргус внедрил в производимые в «Промзоне» мушкеты, было наличие воронкообразных затравок, что немного снижало вероятность осечки.
