проблем. Значит и правда были в форме.
Бл*ха.
Ладно, я вообще-то собирался до питомника добраться, когда этот эсэсовский шкет меня отвлек.
Тем более, что собаки продолжали свой концерт, добавляя происходящему сюрреалистичных ноток.
— Идем к питомнику, — прошептал я.
— Кто на нас напал? — подал голос мой юный немецкий падаван. Ага, явно уже передумал хорохориться. На роже написано «слушаю и повинуюсь», только не заставляй меня принимать решения.
Мы подобрались к школьной кухне, дверь в которую была заперта. Чтобы выйти к той части школьного двора, где питомник, нужно как раз через нее пройти. Но дверь хлипкая, можно особо не церемониться.
Я саданул по замку пяткой. Замок с хрустом прекратил свои преграждающие функции. На всякий случай я отскочил в сторону. Вдруг пальнет кто.
Нет, не пальнули.
— Стой тут, — одними губами приказал я юному фрицу. Тот с готовностью кивнул и встал, прижавшись к стене.
Я просочился в помещение кухни. Пахло горелым жиром, жареной капустой и табаком. Кто-то тут совсем недавно курил.
Я пополз на карачках вдоль здоровенной столовской плиты…
Высунулся на секунду в окно. Вроде никого нет. Клетки с собакенами закрыты, а сами они продолжают самозабвенно лаять.
Или там кто-то есть, или они просто не могут успокоиться.
Я выглянул через приоткрытую дверь.
Ох ты ж…
Быстро нырнул обратно. Возле стены двое — один в форме цвета фельдграу, второй в чем-то другом, не разглядел. Но лицо второго замотано тряпкой по самые глаза. Шушукаются.
Из-за лая собак ни хрена непонятно.
Но самое главное я увидел — девочки с ними нет.
Значит она где-то в другом месте. Прикончить этих? Бл*ха, вот зачем они днем напали⁈ Никакого пространства для маневра…
Я выглянул еще раз.
Кажись, там еще один или двое. Если выпрыгну, окажусь на прицеле того, что за поленницей сидит. И у того, что с мордой замотанной, в руке пистолет.
Подумал, сначала, может это Доминика, но нет. Этот — явно мужик.
Но одно ясно — девочки с ними нет. Рожи озадаченные и озабоченные, думают, что дальше делать.
Значит надо проверить, как дела в доме Бежичей.
Я тихонько вышел из кухни. Фриц стоял там, где я его оставил. Бледный, губы шевелятся. Молится?
— Пойдем наружу, — прошептал я. — С этими не справимся, тут подмога нужна.
В этот момент собаки вдруг как-то разом перестали гавкать. И в наступившей тишине раздался громкий голос Зоси с явственными истерическими нотками.
— Вы кто такие? Руки вверх, я буду стрелять!
Твою мать… Твою мать!
Вот же дурища! За каким чертом она к ним полезла?
— Хальт! Хэнде хох! — сказал один из поляков.
— Я по роже вижу, что ты не фриц! — заорала Зося. — Быстро руки вверх подняли, я кому сказала! Буду стрелять!
Молоденький фриц замер, прижав к себе винтовку. Я показал на нее глазами, потом кивнул в сторону кухни. Ткнул пальцем себе в грудь. Так себе, наверное, объяснение, но он сообразил. Торопливо сунул мне оружие и бочком-бочком пошел вдоль стены в противоположную сторону.
Я снова проскользнул на кухню. Бл*ха, ни хрена отсюда не простреливается. Зато если высунусь, то буду идеальной мишенью.
— Нет-нет, не надо стрелять… Мы свой…
— Что ты там бормочешь?
— Пистолет положи.
— Не сметь двигаться!
Бах! Бах!
Два выстрела, потом крик кого-то из поляков, топот, возня, звук пары ударов.
— Кусается, куррррва!
— Она меня ранила!
— Ничего, заживет, там царапина!
— Держи ее крепче.
— Да не мешай ты!
— Подожди! А ну-ка поверни ее лицо ко мне!
Я осторожно выглянул. Хреновые дела. Пшеки скрутили Зосю. Она лежала на животе, руки скручены за спиной, один поляк сидит у нее на спине. А другой пытается посмотреть ей в лицо. Первый схватил ее за короткие волосы.
— А ну, не крути башкой, а то я тебе ее оторву, курва! Сюда смотри!
— Это же сестра девчонки!
— Какая еще сестра?
— Ну или тетя! Эй ты, где девчонка, говори⁈
Зося промычала что-то на русском матерном.
— Отвечай, курва! Где девчонка⁈
— Я не понимаю, что ты там бормочешь! — взвизгнула Зося.
— Ми-ле-на Бе-жич. Где она?
— Не знаю! А если бы знала, то не сказала бы!
— Все она знает. Сейчас ты все расскажешь, курва! Подними ее!
Снова раздались звуки возни. Потом Зося пронзительно завизжала, но крик быстро оборвался. Заткнули рот, видать.
— Сейчас ты все нам расскажешь, или я тебя пощекочу вот этим ножичком. Буду отрезать по маленькому кусочку кожи, пока она у тебя вся не закончится, поняла?
— Не понимаю!
— Где Ми-ле-на Бе-жич?
— Дома! Где же ей еще быть!
— Ты врешь, курва, мы обыскали дом, там никого нет!
— Отпустите меня немедленно!
Пшеки принялись шумно спорить. Говорили с такой скоростью, что я ничего не понял. Но польское слово «пердолить» поняла даже не особо подкованная в языках Зося. Поняла и тут же заорала. Крик опять оборвался со звуком удара.
Надо было как-то спасать эту дурищу, но как? Реально, совершенно невыгодная позиция. Выскочу в узкий проход, и на несколько шагов окажусь под огнем. А бошками пшеки крутят активно, настороже держатся.
Бу-бух!
Шандарахнул взрыв неподалеку. Кажись, у них там заряды кончаются, реже стали стрелять.
Пшеки притихли, потом посовещались еще и поволокли Зосю к двери в кухню. Я спешно отступил за дверь. А вот так уже лучше. В тесном помещении у меня куда больше шансов их всех положить так, чтобы они не прикончили по ходу дела Зосю.
Молоденький фриц куда-то уже откочевал по-тихому, но так даже лучше.
— Следи за улицей! — скомандовал один из пшеков, и снова последовали звуки возни и борьбы. Дурища Зося, которая сама вляпалась в эту идиотскую историю, сопротивлялась яростно. Брыкалась, пыталась кричать, как только у нее подворачивалась такая возможность, кусалась, судя по выкрикам того, кто ее там первым собирался оприходовать.
— Да держи ты ее, курва!
— Сам курва!
— Времени мало, надо искать девчонку!
— Успеем! Наши еще стреляют.
Вдалеке действительно снова раздался стрекот пулемета. Потом бабахнул очередной прилет где-то вдалеке на этот раз. Соскучившиеся по женской ласке пшеки явно не собирались отступать от задуманного. Даже несмотря на активное несогласие Зоси.
— Дверь проверь!
— Заперто там, я сам закрывал!
— Пошевеливайся, курва!
Раздались шаги. Скрипнула дверь. И из-за нее высунулась голова в немецкой фуражке. Иди ко мне, мой сладкий сахар!
Я перекинул винтовку ему через голову и выволок за дверь. Хрустнул кадык, он успел хрипло что-то прошипеть и обмяк. Минус один. Я опустил его тело на пол рядом со стеной. Остальные пшеки, увлеченные процессом укрощения Зоси не обратили внимания. Отлично.
Я проскользнул в открытую дверь в кухню и притаился за плитой. Затрещала разрываемая ткань.
— Нет! Помогите! — закричала Зося.
«Потерпи еще чуть-чуть, милая!» — мысленно ответил я, пробираясь вдоль плиты к внешней двери. Первым нужно снять того, кто охраняет.
Я быстро бросил взгляд из-за угла. Ага, хрена с два, он что охраняет, курва… Бл*ха, нахватался уже от пшеков, подцепил долбаное словечко! Пшек действительно стоял в дверях, но смотрел на наружу, а внутрь. И скалился. Предвкушает, собака сутулая, когда его очередь настанет. Никогда, тварь поганая!
Я тихонько положил винтовку на пол, достал из-за голенища нож.
— Неееееет! — заверещала Зося. Одновременно с ее криком бахнул взрыв где-то совсем рядом, с потолка посыпалась штукатурка. Момент идеальный!
Я распрямил колени и метнулся вперед. Острая заточка вонзилась в шею пшека, он успел только рот раззявить и глаза удивленные на меня выпучить. И потух, мешком свалившись мне прямо в объятия.
И тут же окрик другого пшека.
— Эй, ты еще кто⁈
Щелк… А вот это кнопка на кобуре. Я развернулся, держа тело мертвого «караульного» перед собой.
Бах! Бах! Тело дернулось, я сделал широкий шаг вперед и швырнул труп, сбивая с ног и стрелка, и второго, который как раз спустил штаны и завис над распластанным на полу кухни телом Зоси. Голая жопа упал на Зосю, труп следом за ним, а тот, кто стрелял, попытался, было, отступить, но неудачно. Не удержался на ногах и рухнул спиной вперед. Раздался мерзкий хруст, который трудно с чем-то перепутать. Так ломаются шейные позвонки. Вместе с основанием черепа. Бздямкнул об пол пистолет.
Оставшийся в живых «голая жопа» заворочался, задергался,
