вдоль мощеной плиткой дорожки создавали ощущение коридора.
— Интересное место, — сказала Арина, оглядываясь. — Тихое и спокойное...
— Располагает к размышлениям о духовном, — согласился я, понизив голос.
Мы обогнули храм и направились к трехэтажному, разделенному на два крыла зданию из красного кирпича.
У приюта практически не было народа. Судя по времени, воспитанники сейчас упорно грызли гранит науки. А за порядком на территории следило несколько взрослых парней в серых рясах, с повязками «блюстителей тишины». Они должны были ловить прогульщиков, а также пресекать драки на территории, и следить, чтобы воспитанники не увлекались всякими вредными вещами. Нарушителей блюстители доставляли лично матери-настоятельнице, которая и назначала наказание. Лица дежурных скрывали накинутые на голову глубокие капюшоны, под которыми наверняка были маски. Мы прошли к дверям, поднялись по крыльцу и вошли в здание.
В большом холле было прохладно. Одиннадцать белых статуй изображали учеников Искупителя, собравшихся полукругом возле Святого Василия, покровителя приюта. Рядом со скульптурами стояло несколько лавок — видимо, здесь проводились какие-то собрания.
— Вам кого? — послышался приятный голос.
Справа от меня за небольшим столом, в белой рясе Синода, сидела женщина лет сорока. Перед ней на столе лежал солидный журнал для записи посетителей, и стояла табличка:
«Мать-привратница Анастасия».
— Добрый день, — начал я. — Мне нужно поговорить с матерью-настоятельницей, по поводу одного вашего выпускника.
Достав удостоверение адвоката, я передал его женщине.
— Павел Филиппович Чехов, — прочитала она. Пристально посмотрела на меня и уточнила: — Уж не тот ли знаменитый в Петрограде адвокат, что защищает интересы простого люда и не проигрывает дел?
— Почему же? — удивился я. — Последнее — очень даже проиграл.
Женщина тепло улыбнулась, записала данные в журнал и вернула мне документ.
— Вы делаете хорошее дело, Павел Филиппович, — произнесла она. — Побольше бы таких, как вы. Все работники приюта подписали петицию против вашего отстранения.
— Петицию? — удивился я, принимая удостоверение.
— В городе вовсю собирают подписи в поддержку княжича Чехова, — пояснила мать- привратница. — Надеюсь, это вам поможет.
— Спасибо, — растерянно ответил я. — Не ожидал... Я полагал, что темных не очень приветствуют представители Синода.
— Искупитель наделил вас особой силой. А значит, ее нельзя считать недостойной, — возразила женщина. А потом подсказала: — Налево по коридору, на первом этаже...
Мы направились в указанном направлении.
— Удивительное дело, — пробормотал я, когда мы свернули в левое крыло.
— Про что вы? — не поняла Нечаева.
— Про петицию, — ответил я.
— Простые люди любят вас, Павел Филиппович. Так что ничего удивительного. Я обязательно покажу вам тот форум, когда мы вернемся в кабинет. Вы даже не представляете, что там про вас пишут. Как знать, может про вас однажды снимут кино.
— Только бы не Карасиков! — ужаснулся я.
— И почему?
— Он представлял некроманта жутким созданием. Не хотелось бы, чтобы именно таким меня видели в Империи.
— Думаю, что образ некроманта сделают романтичным, — предположила Арина. — Может даже добавят вам сияющую кожу.
— И клыки, чтобы казался хищным, — едва не засмеялся я. — Все, что связано со смертью и кровью не бывает красивым.
Девушка окинула меня странным взглядом, и мне на мгновенье показалось, что зрачки в ее глазах стали вертикальными.
Но в этот момент мы остановились у нужной двери, на которой была закреплена табличка: «Мать-настоятельница Ольга».
Постучав и дождавшись приглушенного «войдите», я открыл дверь и вошел в кабинет.
Помещение оказалось не особенно просторным. Может все дело было в стеллажах, сколоченных на скорую руку. Они стояли вдоль стен и источали аромат дерева. На каждой полке расположились коробки, с кривыми подписями — судя по последним тут хранились документы.
Мать-настоятельница сидела за столом. Женщина была облачена в просторную рясу белого цвета. Голова была покрыта так, что ни одного локона не выбивалось из-под ткани. Я решил, что Ольга едва ли достигла сорока пяти лет, хотя она могла быть куда старше, но сила не позволяла ей стареть. К тому же отсутствие косметики делало ее образ свежее. И едва дверь за нами захлопнулась, женщина отложила в сторону бумаги, которые до того заполняла, и подняла голову. Взглянула на нас яркими голубыми глазами.
— Добрый день, — с приятной улыбкой сказала она. — Вы извините за тесноту и беспорядок, но в нашем архиве случилась оказия. Прорвало трубы, затопило помещение и часть документов пришли в негодность. А спасенные пришлось разместить в кабинетах. Теперь вот приходится их разбирать, разносить по папкам...
Я подумал, что это очень удобно для того, чтобы затем списать потерю данных на происшествие. Не удивлюсь, если часть дел выпускников окажутся утраченными навсегда. Возможно, это связано с недавним взрывом и гибелью Шуйского. Вероятно, приюты беспокоятся, что лиходеями окажутся их бывшие воспитанники и потому спешно избавляются от подозрительных документов.
— Вы бы могли вызвать водника. Он восстановит бумаги, которые вы считаете испорченными, — неожиданно предложила Нечаева. — В доме моего батюшки однажды пострадала библиотека. И все книги вернули к первоначальному состоянию.
Мать-настоятельница закусила губу, очевидно смущенная этим предложением. Но быстро нашлась:
— Документы не настолько ценные, чтобы тратить деньги на хорошего
