стихийника. Приюту важнее починить трубы. Мы, к сожалению, ограничены в наших тратах.
Я бы мог возразить, вспомнить убранство холла, но решил не поднимать ту тему. Мы тут были совсем по другому вопросу, и не стоит настраивать настоятельницу против себя.
— Привратница позвонила с поста и сказала, что ко мне пожаловал господин Чехов с сопровождением...
— Я секретарь адвоката, — с готовностью сообщила Нечаева.
— И по какому делу я вам понадобилась? Неужто кто-то из бывших воспитанников натворил что-то недостойное?
— Мы хотели бы узнать про одного из ваших выпускников, — ответил я. — Его все зовут Семкой. Полагаю, что на самом деле его полное имя Семен.
Женщина удивленно изогнула бровь и переспросила:
— Семен? Какой именно? Вы знаете его фамилию?
— Думаю, что вы его вспомните и без нее. Потому как при выпуске подарили парню книгу по столярному делу, — пояснил я. — Видимо, вы были очень близки, раз оставили ему на память такой подарок.
Мать-настоятельница внезапно побледнела. Поправила на переносице очки, и я заметил, что ее руки едва заметно подрагивают.
— Какая книга? — пробормотала она. — Не помню...
— Я могу ее вам принести, — подсказал я. — Она осталась в мастерской реставратора, к которому Семка нанялся в подмастерья.
Женщина застыла, глядя на меня. А затем с неохотой произнесла:
— Не понимаю, о чем вы.
Фраза прозвучала очень неуверенно. Но я просто пожал плечами:
— Что ж, значит, придется обращаться в жандармерию. Я надеялся, что можно будет все решить без привлечения стражей порядка. Но раз вы не помните...
— Погодите, — отозвалась женщина. — Не надо жандармов.
Арина вышла вперед и положила ладони поверх стола, за который сидела настоятельница. А потом заговорила проникновенным голосом:
— Правильно, незачем вмешивать в частные дела жандармов. Они ведь не станут вести себя тихо — обязательно начнут копаться там, где не надо. Еще и документы изымут на всякий случай. Проверят испорченные водой. А мы можем все решить тихо и мирно, без огласки. И Семушка не пострадает.
Даже мне захотелось рассказать все о парне, которого я не знал. Что уж тут говорить о настоятельнице.
Глава 14. Тайны покрытые светом
Мать-настоятельница сложила перед собой натруженные руки, будто отгородившись от нас. На ее правом запястье виднелась ниточка с деревянными бусинами, сухие пальцы были без украшений. Потом Ольга вздохнула и сразу показалась как будто меньше.
— Я тут, почитай, пятьдесят лет служу, — начала она. — Вы не смотрите, что выгляжу молодо. Это сила меня держит в таком образе. Но я видела, как в Смуту сюда привозили мешки с детишками и бросали прямо у ворот.
— Мешки? — поразилась Арина Родионовна и без приглашения уселась на стул напротив стола.
— То были лихие времена, — ответила женщина. — Иногда семьи вырезали подчистую, вместе с отпрысками. А порой жалели детей, которых находили в люльках и в манежах. Не все бандиты живут без сердца.
Настоятельница прикрыла глаза, словно воспоминания причиняли ей физическую боль.
— Мне доводилось самой находить у калитки закутанных в простыни и одеяла детишек. К ткани крепили бумажки, что дети эти безродные, и никакая семья за ними не стоит. Но мы оформляли их как отказных. Не отмечали, что они безродные. Зачем портить жизнь тем, кому и так от нее досталось?
Женщина отвернулась к окну, и на глазах ее блеснули слезы.
— Этот грех я брала на себя. И не стану отказываться или сваливать его на чужие плечи. Если жандармерия начнет копать, то выяснит, что сотни детей с обычными фамилиями должны были выйти отсюда Летними или Апрельскими.
— Поэтому произошел потоп? — спросил я, указав на коробки с мокрыми углами.
Настоятельница нахмурилась, враз показавшись старше.
— Если правда всплывет, то хорошим людям придется потерять то немногое, чего они сумели достичь. В нашей Империи безродным не вступить в равный брак, нельзя оставлять в наследство собственность, давать фамилию детям, невозможно устроиться на достойную работу без протекции. И разве это справедливо?
Я промолчал.
— Этот закон был принят слишком давно, когда боялись, что дети из приютов захотят вернуть себе имя рода и претендовать на наследство, — продолжила настоятельница. — И я каждый день молюсь, чтобы однажды этот закон упразднили. Чтобы дети не отвечали за грехи своих родителей.
Я кивнул:
— Вы правы. Рано или поздно к этому все придет.
— Смута давно прошла, но ее отголоски слышны и поныне. Мы собирали подписи, чтобы отправить петицию императору. Но большинство людей не заботят проблемы посторонних. Этот вопрос так и остался без внимания власть имущих.
— Ваш приют не выглядит запущенным. Двор в прекрасном состоянии. В холле установлены статуи слуг Искупителя.
— Это вы еще не видели спальни наших воспитанников. Их форму, учебники. У нас замечательная библиотека. А какие у нас мастерские. Есть штат учителей. Каждого из них я лично проверяю перед приемом на работу. И поверьте, плохие тут не служат.
— Это дорогое удовольствие, — заметил
