Глава 3
2 августа 1942 года. Окрестности Кале
Тухачевский стоял на берегу и вглядывался в видневшуюся вдали белую полосу меловых гор Дувра. Когда-то в прошлой жизни руководство СССР планировало танковый прорыв через Европу с выходом к Ла-Маншу. Но то были лишь планы, далекие от реального положения дел, а потому Михаил Николаевич никогда и не думал, что доживет до их осуществления. Сказка она и есть, сказка. Однако она воплотилась в реальность, и он своими глазами смотрел с берега на водную гладь Ла-Манша и виднеющиеся вдали берега Британии. Причем не как гость или турист, а как один из высших командующих объединенной армией, ведущей с Туманным Альбионом войну…
— Любуетесь? — Поинтересовался Гудериан.
— Да. Признаться, не верил, что когда-то это может случиться…
— Неужели вы так не верили в то, что своими руками творили? — С легкой усмешкой спросил генерал.
— В каком смысле? — Удивленно поднял бровь Тухачевский.
— Я ведь помню и Испанию, и Чехословакию…
— Я тоже на память не жалуюсь.
— Ну же, Михаил Николаевич, — обратился Гудериан к маршалу по русской традиции, — мы с вами теперь в одной лодке. Причем, полагаю, что пожизненно. Зачем вся эта игра? Не только Гальдер и Мюллер умеют анализировать факты. Вы ведь с самого начала вели свою персональную партию. Безумно сложную. Настолько, что осознав ее масштаб, пришел в тихий ужас. Но вы добились своего, разрушив планы наших общих врагов и амбиции многих политиков. Союз России, Германии и Японии… это ведь уму непостижимо было еще десять лет назад. Настоящий союз, а не какая-то бумажная фикция.
— Да какой ужас? — Улыбнулся Тухачевский. — Я учился у Бисмарка. Ведь если бы не он, то я никогда не смог бы понять, как подружиться с врагом. Вот кто был настоящим гением. А я — так. Подмастерье.
— Вы имеете в виду его Австрийскую кампанию?
— Да. Хорошая драка. Правильная, четко дозированная дипломатия. Мне до него очень далеко. Я ведь больше военный, чем политик. Без помощи товарищей Сталина, Берии и Молотова я бы не справился. Съели бы.
— Верю. Сам едва живым остался. — Усмехнулся генерал. — А что дальше? Мы будем вести эту войну с англичанами и американцами?
— Вы полагаете, что у нас есть выбор?
— Выбор всегда есть.
— В нашем случае, альтернативой является полное подчинение англо-саксонскому миру. Вы готовы пойти на это? Мне, если честно не очень хочется.
— Как интересно… — задумчиво произнес генерал. — Вы ведь все знали еще тогда, в Мюнхене?
— Какое это имеет значение?
— И все-таки. Удовлетворите мое любопытство.
— Знал, если вам от этого станет легче.
— Но откуда? Многие вещи ведь еще даже не планировались!
— К сожалению, это совершенно секретная информация. Я ее не могу разглашать при всем уважении к вам. Если конечно, не хотите, чтобы вас после этого ликвидировали.
— Не доверяете?
— Дело не в доверии, а в секретности. Чем меньший круг людей владеет этой информацией, тем лучше. Все очень серьезно.
— Ладно, — пожал плечами Гудериан. — Раз не положено, то не положено. Настаивать не буду. Хотя и интересно. Вы поймите меня правильно. Советский Союз еще в тридцать пятом был довольно отсталым государством. Но вот прошло шесть лет, и нас встречают новейшие танки и самолеты, которым нам даже противопоставить толком и нечего. Это шок! И, если честно, вы неоднократно смогли удивить нас. У меня вообще навязчивое ощущение, что вы знали все наперед и в Испании, и в Чехословакии, и в Монголии, и в Польше, и в Финляндии, да и, чего уж там, и в последней кампании. Так что, тут хочешь, не хочешь, начнешь верить во всякую чертовщину и мистику.
— И что вы себе обо мне придумали?
— Ничего. Честно. Просто необъяснимое нечто. Не понимаю, как и откуда вы все это знали. Словно вам подсказывал кто-то или вас подменили на двойника, обладающего сакральными знаниями. Гитлер так и вообще был уверен, что вас каким-то образом модернизировали, а потому рвался к источнику таких доработок.
— Даже так? — Усмехнулся Тухачевский. — Я так ему понравился, что он решил наплодить много маленьких маршалов?
— Шутки шутками, а он отправлял разведывательные экспедиции десятками.
— Я в курсе. Все они провалились.
— А там, куда они шли, есть что-нибудь?
— Есть. Но не то, что они искали. Впрочем, некоторые объекты вы и сами скоро посетите.
— В самом деле?! — Удивился Гудериан.
— Вы же слышали о том, что генерал Гальдер уже третий день увлеченно общается с товарищем Сталиным.
— Знаю, но непонятно, о чем. Это все для нас очень неожиданно.
— Почему же? — Усмехнулся Тухачевский. — Это не секрет. Конечно, распространяться нежелательно, но я могу вам все пояснить. Само собой, только в общих чертах.
— Не томите! Михаил Николаевич, я уже извелся от любопытства.
— Товарищ Сталин предложил на время войны создать единый центр управления, как войсками, так и прочими ресурсами. Ведь война завтра не закончится. Вы не хуже меня знаете, что Соединенные Штаты Америки начали активно помогать нашим южным соседям, а это значит, что война в Европе не закончится еще много лет. По самым скромным подсчетам не меньше десяти, а то и двадцати лет.
— Но…
— Сначала нужно замирить Европу и Туманный Альбион. А потом ехать в гости к США. И, как вы понимаете, навестить американцев без по-настоящему могущественного флота просто невозможно. А его еще нужно построить. Причем не каждый в своем болоте будет клепать кораблики, а централизовано и сообща. Иначе и кораблей меньше выйдет, и строить их дольше придется, да и по качеству, скорее всего, они уступят. Так что, без единого центра координации не получится.
— И как это будет выглядеть?
— Пока не знаю. Вероятно, некий военно-политический союз с расширенным перечнем полномочий и прав. Но это программа-минимум. До чего они договорятся по факту мне не известно.
— Но вы подозреваете…
— Как и вы.
— Давайте не будем говорить загадками.
— Пожалуй.
— Вы полагаете, что … эм… товарищ Сталин решил запустить процесс взаимной интеграции?
— Я бы на его месте поступил именно так. Посудите сами. В Германии на текущий момент нет сильного лидера. Все государство в раздрае в связи с фактическим поражением в войне и потерей доверия к старой правящей элите. Разве можно снова верить тем, кто вел вас на убой? Налицо сильный экономический и политический кризис.
— Вы полагаете, что я этого не понимаю? Какой ваш прогноз?
