Открываю на карманном компьютере чертежи здания банка. Пролистываю. Железобетонные стены только на первом этаже. Выше внешние стены из кирпича, внутренние – гипсокартон и звукоизоляционный наполнитель. Каркас здания – металлические опоры. Подвал… действительно усиленный железобетон. В качестве фундамента по периметру основание трехметровой толщины. И только в одном месте стандартная штриховка чертежа, означающая усиление бетона металлоконструкциями, меняется шахматными черно-белыми ячейками. Именно рядом с лифтом, слева, где должны быть каналы. Перелистываю документацию, ищу расшифровку шахматной штриховки. Есть. «Старая кирпичная кладка».
Я вычислил Камала. И потому глупо улыбаюсь сам себе. Вычислил. Может быть, и я близок к совершенству?
– Здесь, – показываю Лизе точку на плане. – Здесь они уйдут. И подорвут стену с той стороны. Значит, будут еще гости. И наш план испугать Камала и ускорить отход – к чертям. И возможность улететь вертолетом – к чертям. Они не уйдут, пока не будет готов проход через подвал. И как только проход появится, они взорвут ракеты, убьют заложников и быстро-быстро уйдут. Вполне может быть, что ракеты будут взорваны одновременно с подрывом стены, так проще будет объяснить грохот от пролома в подвале, – просчитываю варианты, но вывод все же только один, и я говорю внимательным серым глазам: – Значит, нам с тобой крышка, красавица.
Девушка пропускает мимо ушей комплимент, смотрит настороженно:
– Почему – крышка?
– Все просто. Времени взрыва мы не знаем. И узнать о том, что эвакуация уже началась, сможем только, когда группа террористов спешно пойдет в подвал. Догонять их – значит, нарваться на бой. Шансов у нас нет. Уйти сейчас в подвал и ждать их там значит попасть между двух огней – после взрыва с канала придут еще наемники. Опять – крышка. Оставаться здесь и дать им уйти – нахлебаться газов «Росы-2». Всюду – крышка. Единственное, что может показаться верным – уйти из здания сейчас и попытаться перехватить их в каналах. А уйти мы можем только под видом сбежавших заложников, без оружия – иначе нас с тобой уложат на площади снайперы. Что там будет дальше, на какое время нас задержат в полиции, и насколько мы будем свободны в передвижениях, найдем ли быстро безопасный вход в каналы – это еще вопрос. Короче… в этой партии у нас свободных ходов нет. И, приходится признать – Камал переиграл нас. Он всех переиграл. Наше присутствие в здании ничего не меняет. И даже исчезновение его людей на исход игры не влияет. Потому-то он и спокоен. Шоу должно продолжаться. И это шоу продолжается точно по расписанию.
Показываю пальцем в дисплей:
– Они возвращаются в дежурку. Через десять минут на экране всех телевизоров мира должен упасть на площадь еще один застреленный заложник. Если я верно понимаю намерения Камала – последний. И они уйдут с ракетами через каналы.
И у нас с тобой, товарищ майор, только один выход. Ты уходишь через вентиляцию из здания. А я подрываю ракеты в подвале. Мы сделали все, что могли.
– Я не уйду, – говорит Лиза неживым голосом, смотрит в пол прямо перед собой.
– Что значит – не уйду?
– Не уйду – и все.
Чудесное объяснение. Главное – доходчивое.
– Товарищ майор, я вам приказываю, – закипаю, словно чайник.
– Не уйду, – упрямится.
– Ты что же – приказов не слушаться?
Молчит.
– Я же тебе только что все расписал как по нотам, Лиза, – наклоняюсь к ней, дышу в затылок. – У нас нет шансов. Ни одного. При любом раскладе они сделают все что задумали. Мы с тобой уже ничего не изменим, понимаешь?
Молчит.
– Мы должны спасти нашу Родину, понимаешь ты это, нет?
Молчит. Сидит, повесив голову, как виноватая:
– Мы пойдем вместе, – и смотрит, и слезки у нее собираются опять, как тогда, в воздухозаборнике.
И глаза ее – чистые-чистые, ясные-ясные. И от этого взгляда дыхание перехватывает.
– Не пойдем мы вместе, товарищ майор, – выдавливаю через силу.
– Пойдем.
– Не пойдем.
– Пойдем.
Отворачиваюсь, не в силах взгляд этот вынести, и комок в горле тугой:
– Что ж ты не понимаешь, а? Что ж ты душу тянешь из меня, а? Не могу я тебя взять с собой. Совсем не могу, понимаешь ты своей головой, а?
– Я хочу с тобой, – бубнит упрямо.
Вот напасть.
– Если ты пойдешь со мной, мы ракеты не подорвем. Не сможем! И вся наша с тобой операция зря! Все зря, понимаешь?
– Почему не сможем? – хлопает глазками.
– Потому!
– Почему? – и глядит в душу.
И тут меня злость берет, такая – до самых пяток:
– Потому что люблю я тебя, вот почему!
Глядит, глазки круглые, слезы с горошину.
– А ты спрашиваешь, – отворачиваюсь, и злость куда-то уходит, тает. – Как же я тебя своими руками подорву, понимаешь?
Молчит.
Поднимаюсь:
– Все, хватит сидеть. Пошли. Пока Камал с Шульцем будут продолжать шоу, мы как раз через автостоянку пройдем спокойно.
Молчит.
– Пойдем, Лизанька, пойдем, – уговариваю уже лаской. – Сама понимаешь, времени у нас нет рассиживаться.
– И давно? – спрашивает.
– Что – давно?
– Давно любишь?
Гляжу на часы:
– Шестьдесят один день, пять часов и тринадцать минут. Уже четырнадцать. Есть еще вопросы?
– Я с тобой.
Ох, что ж делать-то. Грохнул в сердцах прикладом автомата по столу:
– Да что ж такое-то? Непонятно тебе? Помрем и так, и так! И задание провалим! Иди! Живи!
– Мы ракеты у заложников заберем, – говорит неожиданно.
– Что?!
– Ракеты. У заложников, – смущается.
– И что? – не понимаю.
– Если они этими ракетами хотели прикрыть отход, значит, не так у них все гладко с транспортом. Тихоходное что-то. А значит, без прикрытия им уходить сложно будет.
– Так-так-так, – начинаю соображать. – И?
– А тут уже варианты. Или постараются нас сначала найти. Или вынести еще один комплекс. Запускать в подвале ведь неинтересно.
– Неинтересно, – киваю.
– А если будут выносить – будем перехватывать.
Взгляд на часы. Заложник умрет через пять минут. Карусель картинок камер наблюдения. Шульц волочет по коридору очередную жертву. Это полная женщина средних лет. Парализованная ужасом, она не сопротивляется, и кажется, что Шульц волочет по полу мертвеца.
– Пошли, Лизанька, – меняю магазин в автомате. – Самое время.
Площадка второго этажа. Пустой коридор. На дисплее Шульц с пистолетом пытается поставить женщину-заложнику перед окном, но она настолько ослабла, что просто не может стоять, и Шульц хлещет ее по щекам. До смерти ей осталось полторы минуты.
В конференц-зале заложники по-прежнему сидят на полу. Ложиться им запрещают, и люди поддерживают друг друга спинами. Берегер и Фахади у входа, стоять без дела им, видимо, уже надоело, и охранники подкатили себе офисные легкие кресла. Сидят по сторонам от широкой двустворчатой двери с комфортом, практически не двигаются и не разговаривают. Время от времени Фахади на дисплее немо открывает рот, глядя в сторону заложников, видимо, высказывает угрозы и пожелания, устанавливает порядок. Берегер молчит, посасывает спичку – он давно не курил.
Сворачиваем за угол. Поднимаю предупредительно ствол автомата, Лиза напряженно кивает. Она знает, что за следующей дверью заложники. Час назад ее тащил за волосы по этому коридору на расстрел Шульц.
Несколько мягких шагов. Мы у двери. Смотрю внимательно в дисплей. Слева от двери Берегер, справа – Фахади. Останавливаюсь напротив Берегера. Лиза послушно становится рядом, автомат прикладом в плечо, ствол – в стену. Проверяю положение охранников на дисплее и ладонью чуть опускаю ее автомат, показываю ей экран. Она кивает, чуть приседает, расставляет ноги для устойчивости.
Перемещаюсь вправо. Прямо передо мной за стеночкой из гиспсокартона сидит Фахади. Приклад прижимаю к плечу. Чтобы видеть дисплей, подкладываю левую руку под цевье для устойчивости оружия. Опускаю ствол ниже, на уровень поясницы сидящего Фахади – длинная очередь поведет оружие вверх.
Вдох. Еще один. Автомат качается в такт. В углу дисплея бегут мелкие цифры обратного отсчета. Нужно выдержать несколько секунд, чтобы Камал, в погоне за пунктуальностью, не смог сразу покинуть комнату службы безопасности.
Пятьдесят секунд. Сорок пять. Сорок.
– Раз! – шепчу громко и дергаю спусковой крючок.
Автомат, взбесившись в руках, прыгает, выплевывает магазин в стену. Рядом стреляет Лиза, оглушая грохотом длинной очереди. Воздух мгновенно становится взвесью раскрошенной штукатурки, и сквозь белесый туман я вижу на дисплее, как корчатся, падают на пол фигурки охранников.
Бросаю автомат с пустым магазином, выхватываю пистолет и бью ногой двухстворчатую дверь.
– Лежать! – врываюсь в зал, кричу, разрывая горло. – Всем лежать! Лежать!
Стреляю в потолок. Заложники падают на пол, жмутся друг к другу. Я не освобождаю людей. Я всего лишь пришел за чемоданом с ракетами. Если они примут меня за освободителя и устроят на радостях давку с обнимашками, Камал с Шульцем через минуту перебьют всех нас.
