харч здесь неважный, но я принёс, что получше. Девку с собой бери на одну полку, она мелкая ещё, за дитё сойдёт, и тебе проще. И не сиди долго тут, спать иди, то лучше будет. Понял ли? — и Баюн, хихикнув, отстранился от него.
Вадим кивнул.
— Так, люди добрые, кому пива бродного, кому мёда хмельного али вина ледяного, да на березовом соку намешанного?
— Давай, Баюн, неси медовухи, и вина неси, праздновать будем, торг ныне хороший был, — прогудел мощный мужик с длинной окладистой бородой. Ему тут же начали вторить и его собутыльники.
— Неси, неси, Баюн, да гусли возьми, повесели нас, а мы тебя денюжкой одарим.
— Так бегу, бегу, только другому скажу, чтоб подменил меня, пока я развлекаю вас.
Баюн унёсся обратно на кухню, а Вадим с Агафьей приступили к еде. Они уже изрядно проголодались, и молодые организмы требовали всё больше топлива в свою топку. Наевшись и напившись, Вадим взял Агафью за руку, и они сразу же покинули общий зал, несмотря на то, что вернувшийся Баюн запел какие-то песни.
Хозяин постоялого двора, как и предсказывал Баюн, запросил с него полушку и отвёл в дальний угол длинной комнаты отдыха. Это оказалось приземистое помещение, внутри которого стояли сколоченные двойные полати, наподобие армейских, и где отдыхали простые человеки.
— Вот твоя полать, залезай и спи. Завтракать будешь?
— Да.
— Тогда с тебя ещё деньга.
Вадим вынул небольшой кошель, куда сложил мелкие монеты, и выудил оттуда деньгу, размером с огромную вшу.
— Серебро? — сощурил глаза дородный хозяин.
— Серебро, — подтвердил Вадим и передал ему на кончике пальца эту мелкую хрень, называемую здесь деньгами.
— Угу. Тогда утром подойдёшь, скажешь про завтрак. Каша ячневая будет, узвар, да яйцо варёное три штуки.
Вадим кивнул, и хозяин ушёл. Вадим тут же улёгся на полать, застеленную тонким войлоком. Агаша примостилась у него в ногах, легли валетом. Девке сложнее тут, и Вадиму приходилось с ней вставать, чтобы отвести в туалет, то бишь просто за кусты.
Внутри помещения людей пока оказалось немного. Солнце уже село, но время не позднее, и большинство из тех, кто купил себе постель на ночь, ещё сидели в общей зале, пьянствуя и развлекаясь. Да может, и не пьянствуя, а прислушиваясь к чужим разговорам, тоже ведь интересно.
Вадиму же не интересно подслушивать, он устал и очень хотел спать. Глаза его постепенно стали закрываться, он обнял мешок, положенный под голову вместо подушки, лёг на живот и заснул, чувствуя под собой саблю.
Вадим проснулся не от того, что его кто-то домогался, дыша в ухо чесночным перегаром, и не из-за того, что из-под головы был вырван походный мешок. Нет, совсем нет. Проснулся он от жуткого зуда. Чесалось всё пузо. Холщовая рубашка задралась, под неё кто-то проник и всего его искусал. Первая мысль возникла, что это гадские комары, но оказалось, что нет.
Вадим поднял голову и оглянулся вокруг. На соседних полатях, как внизу, так и вверху, спали люди. Агаша тоже спала, тесно к нему прижавшись. Снизу доносилось мирное посапывание небольшого мужичка-крестьянина с длинной бородой. Через две койки раздавался могучий храп, вперемешку с нелепым бормотанием, да не один, создавая настоящую какофонию звуков. Со всех сторон слышались всхлипы, вскрики, вздохи, побулькивания и пришёптывания, громкий пук и скрип деревянных полатей.
Дух стоял тяжёлый, дышалось по-настоящему трудно, к тому же, воняло мокрыми портянками, напоминая запах псины. В дополнение ко всему добавлялась вонь от перегара и желудочных газов. Комары, залетая в небольшие окошки, дохли прямо на лету, поражённые ещё в воздухе русским духом. Получается, кусали Вадима не комары, но тогда кто? Вот в чём был вопрос.
В помещение свет из узких окошек почти не проникал, и темнота стояла кромешная, хоть глаз выколи. Вадим подождал немного, пока его глаза не смогли привыкнуть к темноте, и стал осматривать полать и себя самого. На животе он обнаружил многочисленные следы от укусов, а на полати шеренгу мелких насекомых красно-коричневого цвета, размером чуть больше клеща. И эта цепочка постельных кровопийц тихо и сосредоточенно шагала прямо к нему, чтобы забраться под рубаху и насладиться вкусом его крови. Сволочи! Вадим впервые наблюдал подобных насекомых, но догадаться об их природе смог. Это оказались постельные клопы.
В ярости Вадим принялся их давить. Насекомые дохли, распространяя после своей гибели довольно стойкий и весьма специфический запах, но стоически шли в самоубийственную атаку.
— О, уже клопов давить начал, служивый! — прозвучало с соседних полатей, и на Вадима взглянул молодой мужик в обветшавшей форме стрельца, до того заштопанной, что это оказалось заметно даже в темноте.
— Это клопы?
— Ну, а кто же? Они скучать нам не дают, поедом едят, кровопивцы. Эх! — мужик зевнул во весь рот. — Пьют и пьют нашу кровушку, почище дармоедов царских да бояр. Комары и те сдохли, а энти нет. Целую дорожку протоптали до нас. Ну, мы-то не первый день ночуем, нас уже попробовали, а вот новеньких они любят и ищут, да и кусают злее. Зато, как насладятся свежей кровушкой, пару дней никого не трогают, постоянных, то бишь, переваривают новую кровь. А ты молодой, да сеструха совсем мелкая, как же им не прийти к вам. Однако, судя по всему, ты для них даже слаще неё оказался.
— Наверное, — буркнул Вадим.
— А тебе Баян, небось, шепнул, что лучше наверху спать? Тот ещё шутник, ох и прохвост, вроде и нормальный мужик, наш, посадский, а уж такой подлец, каких и свет не видывал. И петь умеет, и плясать, а гадости да розыгрыши пуще жизни любит. Не верь ему, христопродавцу, обманет. Ты пощёлкай клопов, они сразу поймут, что уже не смогут тебя кусать безнаказанно, и уйдут, а ты доспишь спокойно. А нет, так вон там, внизу, полать есть свободная, на неё приляг. Да мешок здесь оставь, что, вроде как твоё место будет, и девке твоей удобнее спать. А то вона, калачом свилась, как ужовка. А придёт кто, я скажу, что ты там спишь.
— Угу, — Вадим хрюкнул, продолжая ожесточённо бить клопов, но переезжать, оставляя без присмотра Агафью и свой мешок, не посчитал нужным. Тоже мне, дурачка нашли! Стрелец вроде как заснул, а Вадим продолжал сражаться с клопами. Раздавив всех, кого нашёл, он повернулся на другой бок и снова заснул.
Неизвестно, какие планы были у стрельца, но он не посмел их тронуть ночью. Может, не хотел, а может и побоялся. Проснулся Вадим вслед за остальными. Люди постепенно стали вставать, громко при этом ругаясь и издавая другие звуки, резкие для уха Вадима. Он хотел ещё поваляться, но не получилось. Началось движение туда-сюда одевающихся, ругающихся, кашляющих людей. Кто-то прыгал на одной ноге, натягивая лапоть, кто-то сидел на кровати, свесив чёрные немытые ноги прямо на голову соседа. В общем, развлекались, как могли.
Портянки и портки за ночь у многих высохли, что не добавило, впрочем, свежести воздуху. Наконец кто-то распахнул дверь на улицу и впустил в помещение волну чистого, свежего, ароматного утреннего воздуха. Восхитительная струя ветра, пахнущего хвоей и травами, выманила наружу гнусные миазмы мужского коллектива. Сразу захотелось дышать полной грудью, и жизнь показалась на порядок веселее. Вадим спрыгнул с полатей и стал одеваться, попутно проверяя целостность вещей.
Всё же, он не досчитался шапки, которую кто-то смог умыкнуть ночью. Ругаться с хозяином не хотелось. Да и шапка старая уже и ему не нравилась. Пока лето, она не сильно-то и нужна. Вадим оделся, собрал вещи. Разбудил Агафью, она тоже оделась, взяла свой узелок. Уже уходя, Вадим бросил взгляд на непокрытые головы товарищей по несчастью. Большинство отпускали волосы, изредка их подравнивая, от случая к случаю. Вадим поступал также, но это было некомфортно.
Проблем и так много, а парикмахеров здесь не наблюдалось. Агашу, что ли, попросить обкорнать его.
— Как спала, пигалица? — обратился он к девочке.
— Хорошо спала, только ты меня постоянно ногой лягал.
— А тебя клопы не кусали?
— Так я им привычная. Я травки заветной набрала с собою перед городом, и под платье сунула, а они не любят её. Они же везде есть.
— А почему мне не дала
