А Чижик, что Чижик. Чижик пусть пока поёт свои песенки… В любом случае места для Чижика в этом цикле нет.
Нет, и нет.
И я вернулся в гостиницу. Сегодня был напряженный вечер, завтра будет напряженный день, нужно и отдохнуть.
Включил телевизор. Шел спектакль БДТ — вторая мировая, какой-то немецкий майор на постое у венгерского семейства…
Не моё.
Я убрал звук, смотрел на актеров и вкладывал им совсем другие слова. Для забавы.
В дверь постучали.
Открываю дверь (после событий на чемпионате всегда запираюсь, плавали, знаем).
Анатолий Карпов.
Я пригласил его в номер.
— Мне рассказал Батуринский о вашем разговоре, — не стал ходить кругами Карпов. — Я думаю, вы, Михаил, правы. Просто Батуринский дал команду «свистать всех наверх», решая проблему сегодняшнего дня, а за ним ведь будет и день завтрашний. И я тоже не исключаю, что рано или поздно мы встретимся в матче. Потому спасибо за откровенность.
— Но вас интересует другое?
— Слушай, давай на ты, — предложил Карпов, — а то мы как дипломаты на приёме.
— Отчего же нет, можно и на ты, — согласился я.
— Да, мне интересно, что ты говорил об эффективности мышления. Я и в твоем интервью это читал, и Виктор Давыдович упомянул.
— Тут тайны особой нет. Следует создать оптимальные условия для работы коры головного мозга. Это прежде всего тренировка сердечно-сосудистой и дыхательной систем. Не просто физкультура, физкультура наращивает мускулатуру, что может отнять у мозга необходимые проценты кровоснабжения. То есть мускулатура тоже наращивается, не без этого, но очень постепенно. В гармонии.
— И как это выглядит на практике?
— Дыхательные упражнения. Получасовые прогулки перед сном. Обыкновенная утренняя и вечерняя гимнастика. Я вот отжимаюсь от пола, но не более тридцати раз, а начинал так и вообще с малого. Зимой немного бегал на лыжах, нет, не бегал — ходил.
— И помогает?
— Думаю, да. Хотя к концу турнира устаю. А если матч, да из двадцати четырех партий… О безлимите и не говорю. Обязательно нужно тренировать организм на выносливость.
— Насчет подготовки — Батуринский нашел московских светил. Провинциалам не доверяет. Он платит, он и заказывает персонал.
— Ну, в Москве много всякого. И хорошего тоже. И второе: я создаю свою команду. Личную. Чтобы были люди надежные, которым можно доверять, а не по объявлению в газете. Потому что жизнь неделями в чужом окружении для эффективного мышления нехорошо.
— Да, доверие — штука редкая. Особенно в шахматах.
— Один предатель или шпион может навредить больше, чем вражеская дивизия.
— Это так, — согласился Анатолий. — Но если я приглашу тебя для подготовки матча с Фишером, ты согласишься? С учётом возможности будущих встреч?
— Соглашусь. Но я натуршпиллер. Теорию знаю слабо. По книжкам. И то по древним — Тарраш, Нимцович, Майзелис, турнирные сборники, самоучители…
— Но тренировочный матч провести со мной можешь? Тематический. На заданный дебют?
— Могу, — согласился я. — Это я всегда пожалуйста. Главное сейчас вернуть корону.
Мы пожали руки и разошлись.
Что ж. Я угадал. Могу теперь смотреть вторую часть спектакля. Того, что по телевизору. А могу и почитать «Введение в молекулярную биологию». На сон грядущий. Но сперва прогулка, зарядка, дыхательные упражнения.
Тут Москва, расслабляться нельзя.
Съедят.
Глава 21
20 апреля 1994 года, суббота
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
Студент в течение учебного года должен поработать на шести субботниках.
Это, оказывается, чёткая установка сверху. И да, ознакомясь, пусть только в первом приближении, с экономикой высших учебных заведений в целом и нашего института в частности, я должен признать, что и шесть субботников маловато будет. Только-только заплаты приладить.
Потому что в институтскую хозчасть народ не идёт. Зачем кому-то работать дворником, грузчиком, электриком или сантехником в институте, если за ту же работу на стройке или заводе он и заработает много больше, и плюшек получит изрядно. Да вот хотя бы в виде заводской столовой, где борщ куда наваристей, чем в столовой студенческой. Далеко ходить не нужно: недавно виделись с бароном, так Шифферс уже в очереди на двухкомнатную квартиру, совершенно бесплатную, и сдавать дом планируют будущей весной. И зарплата у Яши не меньше, чем у брата Лисы, который шестой, что ли, год, раскатывает на «скорой» по Черноземску по двенадцать часов в сутки пять дней в неделю: брат Лисы строит кооперативную квартиру, и денежки ему очень и очень нужны.
Они всем нужны.
Что в этом случае делает АХЧ? В этом случае АХЧ нанимает тех, без кого никак, сантехника и электрика, и рисует им совмещение дворников и грузчиков. На самом деле, конечно, сантехники работу дворника не выполняют. Её выполняют студенты. На субботниках общих, а теперь вот на субботниках эстафетных, спасибо Наде. Нет, в самом деле спасибо. Её наша хозчасть очень уважает, ну, и свинячества на территории поменьше стало. И студенты аккуратнее стали, самим же ведь убирать.
Откуда я всё это знаю? А знаю это я потому, что меня выбрали в институтский комитет комсомола. Как лауреата, как делегата, и вообще. Был, говорят, звонок из самой Москвы: Чижика двигать по комсомольской линии, но ничем не нагружать, его Москва нагрузит особо важным заданием. Догадываюсь, что это произошло не без участия Карпова: он теперь член ЦК ВЛКСМ. И вообще знаменитость. Сейчас со Спасским играет в полуфинале. А я здесь мусор убирать готовлюсь.
Я изредка захаживаю на бюро институтского комсомола. Вместе с Надей — она тут человек-мотор. Деятельная. А я помалкиваю. Слушаю. И молчанием поднимаю собственный авторитет куда больше, чем если бы поддакивал, спрашивал и вообще суетился. Молчание значительнее, чем золото, молчание — сила.
И вот сегодня день Всесоюзного Ленинского коммунистического субботника. День рождения Ленина приходится на понедельник, и без того рабочий день, воскресенье — у людей другая радость, потому мы дружно собрались сегодня. Вместо учёбы, да.
Этот субботник отдельно от эстафетного, этот субботник — демонстрация единства советского народа. Будем работать всей страной. Кучно. Сажать деревья, подметать дворы, собирать мусор на прикрепленной территории.
А нас опять в подвал. Первую группу.
Наша группа, похоже, стала спецгруппой в смысле привлечения на работу деликатного характера. Там, где языком чесать не нужно. Сначала Второй Лабораторный Корпус, потом сталинский склад, была ещё пара случаев. Нет, ничего особенного, но нас просили помалкивать. На словах. Никаких клятв, никаких подписок. Да и смешно это — подписки. Кто им разрешит, АХЧ, брать подписки со студентов. Даже деканату не разрешат. Не тот уровень.
Но, с другой стороны, кто, если не мы? Есть, наверное, секретные дворники, грузчики, мусорщики, но они задействованы на других объектах. А институт должен обходиться своими силами. Какие найдёт, теми и обходиться.
Нас тринадцать человек (двое приболели), хозчасть четыре человека и — преподов семеро! Вот уж чудо, так чудо. Ну, один. Ну, двое, куда ни шло, но чтобы семеро! Трое с нормальной анатомии, двое с топографической, и двое — биохимики. Всё больше молодые аспиранты.
Мы собрались в вестибюле, и тут прилетела первая радость:
— Девушки могут идти домой. Если ребята обещают не подкачать.
Конечно, пообещали.
И девушки ушли.
Биохимик, Иван Корнеевич, тот, что отпустил девушек, был, похоже, за старшего. Придирчиво осмотрел нас. Одеты мы были соответственно. В то, чего не жалко. Ну, до определенной степени. Не жалко чуть-чуть испачкать, не более. Рвать уже жалко. Очень.
— Ступайте за мной.
И мы ступили.
Сначала вниз, в подвал, где находился гардероб, по тёплому времени уже не работающий. Потом свернули в неприметную дверь, куда прежде я никогда не ходил, да и с чего бы мне ходить. Институт велик, подвал у него обширный, большинство дверей заперты.
