во всяких фантастических книжках.
… и всё это — ложь в чистом виде, не имеющая с правдой вообще ничего общего. Да, я так думал. Да, это было логично. Но, по всей видимости, стазис навредил мне сильнее, чем я сам полагал до этого дня. Потому что опыт той дуэли, как и опыт пребывания в эпицентре взрыва двух ядерных бомб, я смог повторить вновь. Ступив на территорию облюбованного террористами убежища, из которого они координировали операцию по моему уничтожению, я закрыл свой разум от окружающего мира, не увеча и не травмируя себя. Просто закрываясь.
И вместе с ужасающей эффективностью мышления потерял то, что считал своей неотъемлемой частью.
Эмоции. То, что по представлениям многих делает человека человеком, и то, что в моём случае и так едва ощущается. Много ли настоящих, неожиданных эмоций можно получить, когда окружающий мир едва движется, а самый полный поток информации ты получаешь от самого себя и ноосферы? То-то же. Собственно, в скудости этих самых эмоций я как раз винил скорость работы своего разума. Небезосновательно… но ошибочно. Многовато ошибок на столь короткий отрезок объективного времени, не считаете? Вот и мне так кажется.
Но на резне террористов я не ограничился, решив здесь и сейчас проверить свои откровенно неприятные догадки.
Всё то время, что мы двигались в сторону Японских островов, я экспериментировал, закрываясь от своего пленника и наоборот — закрывая от себя уже его. Это было довольно просто провернуть в ситуации, когда на много десятков и сотен километров вокруг нет ничего разумного. Практически лабораторные, я бы сказал, условия. Разве что на высоте в пару километров и на скорости в несколько махов, но это — частности, не имеющие в нашем случае никакого значения.
Зато значение имело то, что я, как оказалось, выполнял роль аккумулятора, фильтра и проектора для чужих эмоций. Именно эмоций, а не желаний вроде голода, усталости и прочего. Страх Тоширо я аккумулировал в себе, фильтровал, уменьшал его влияние до приемлемых значений и «окрашивал» в его «цвет» те же воспоминания о пребывании в терзающей разум пустоте ядерного взрыва. Потому что тогда мне было не страшно, нет. Мне было никак. Я не чувствовал ничего, что мог ощутить человек. Почему? Потому что рядом не было ничего и никого живого, способного поделиться со мной искрой, которую я, поняв, что сейчас нужно бояться, мог бы раздуть до уровня полноценного костра человеческого страха.
Понимание того, что во мне не так уж и много «меня»… раздражало, пожалуй. Но вместе с тем я наконец увидел первопричину тех немногих странностей, которые моя рациональная часть видела в моём же поведении. Я просто считал, что должен повести себя так — и вёл согласно этим представлениям. Раздувал, — или наоборот подавлял, — чужие эмоции, проецируя их на себя ради создания подходящего эмоционального фона. И Голод, при таких исходных данных, это не что-то потустороннее и непонятное, а вполне себе объяснимая тоска разума по тому состоянию, в котором он пребывал до стазиса и неопределённую часть времени во время его. Намерение хотя бы попытаться стать тем Артуром Геслером, которым я был когда-то. Мозговой таракан таких размеров, что все остальные ментальные проблемы запертого-в-себе долгожителя забились в дальний угол и издохли в мучениях.
Нужно было ли с этим что-то делать? Теоретически — да. Но мог ли я сделать это «что-то»? И знал ли, что именно и зачем нужно делать? Да ещё и так, чтобы не навредить себе же? Потому что сумасшедший я этому миру точно не понравится: в океане не утопить, ядерной бомбой не взорвать, не застрелить… отравить — и то вряд ли получится, спасибо экспериментам на крысках. Да, процесс лечения себя любимого будет эстетически непривлекателен ввиду отсутствия у меня серьёзных навыков в манипуляциях с биокинезом, но он всё-таки возможен. Воздух… его придётся фильтровать, но плюс-минус одна задача для разогнанного разума — это сущие мелочи…
С такими невесёлыми мыслями я остановился над побережьем, подвесив перед собой пленника, которого очень сильно хотелось перемолоть в мелкодисперсную взвесь… но пока нельзя. Его жизнь оборвётся, это факт. Но — потом, только после того, как он закончит в пассивном режиме делиться со мной информацией, перебирая в своей голове чуть ли не всю жизнь пошагово, или я найду другого подходящего террориста. Или место нахождения этого террориста…
К моему вящему сожалению, просто вломиться в его разум и достать оттуда всё мне нужное я не мог: во-первых, пленник был псионом с определёнными навыками именно в телепатии, а во-вторых его разум сильно отличался от того, с чем я уже успел поработать. Иначе структурированный, держащийся на каких-то совершенно нелепых «столпах» и идеях, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения…
Натуральный страшный сон телепата. Разум, к которому и не подступиться толком. Остаётся лишь аккуратно проецировать нужные эмоции и желания, считывая поверхностные мысли и подталкивая чужие размышления в нужное лично мне русло. Япония ведь страна хоть и маленькая, но это только в сравнении. На деле же тут очень много людей и пространств, так что без «наводок» от знающего человека чёрта с два я найду все ячейки террористов, подписавших себе смертный приговор. А для лучшей стимуляции мыслительного процесса можно спросить недруга напрямую, что я и собирался сделать.
— Сейчас мы недалеко от Саппоро, и я хочу, чтобы ты подробно рассказал, где находится ваше главное логово. — Я целенаправленно не стал называть храм храмом, не желая натолкнуть этого перепуганного слизняка на мысль о том, что я читаю его мысли. А то, чего доброго, возьмёт себя в руки, и я потеряю основную ниточку, ведущую к цели: голове дракона, без которой даже столь крупная и древняя организация просто не выживет.
— З-западнее Токио… — Японец дрожал, как осиновый лист, да и цветом кожи больше походил на несвежий труп, чем на человека. — Восточный склон горы Фудзи. Это у города…
— Я знаю, где находится ваша священная гора. Как думаешь, твой народ сильно расстроится, если она вдруг исчезнет? — Надо же, у него ещё есть силы смотреть на меня с такой лютой ненавистью… и страхом. — Кто, кроме вашего лидера, осуществляет управление организацией?
— Старейшины. Они никогда не собираются в одном месте, и ты… вы их так просто не найдёте. Я могу назвать адреса, но… — О, как прекрасно лицо врага, который вдруг почувствовал, как вокруг его горла сжимается телекинетическая хватка. Лишь миг — и его голова отделится
