Восемь недель августа
1 августа
Здравствуйте, Билл!
Вам достаточно будет узнать, что я – человек, который по молодости совершал ошибки. Приобретя ваш отель, я хочу хотя бы отчасти их исправить. Возможно, вы думаете, что я планирую все здесь снести и построить элитные или многоквартирные дома. Хотя идея эта заманчива, я преследую иную цель. Так что отель останется в первозданном виде.
Насколько я в курсе текущих событий, у вас готовится глобальная встряска по части персонала. Я не любитель наживаться на чужом горе, но в данном случае ничего не могу с собой поделать. Поднимаю цену до двадцати пяти миллионов, а также даю обещание, что никакие изменения не коснутся «Пляжного клуба» и отеля.
Бросьте валять дурака, берите деньги.
С. Б. Т.Запись от руки в настольном журнале на столике администратора (почерком Тайни):
Грядут восемь недель августа! Мужайся.
Лав с Вансом валялись голышом на широкой двуспальной кровати. Это был их одиннадцатый раз вдвоем. Прошлой ночью Лав померила температуру и сравнила ее с цифрами за прошлую неделю. Повышение на три градуса. Наступила овуляция. Она задрала ноги на спинку кровати. В брошюрках по успешному зачатию говорится, что телу надо дать пятнадцать минут отдыха, чтобы у сперматозоидов появился шанс на победу.
Они встречались уже четыре недели с той памятной ночи на крыше отеля. Несколько дней спустя было первое настоящее свидание. Ванс взял у Мака джип и повез Лав ловить устриц. Из кусочка виниловой трубы он смастерил специальное приспособление с двумя ручками, чтобы держаться, и двумя дырами в днище. Ванс выбрал местечко, где влажный песок касается кромки воды, и притопил свою трубку открытым концом. Закрыл дырки пальцами и потащил. Потом разжал, и из трубки выпал песчаный столб, точно куличик. Внутри оказалось четыре двустворчатые раковины. Лав их собрала и, промыв в воде, сунула в ведерко. Она была в таком жутком восторге, как будто только что нашла золотой самородок.
– А можно мне? – спросила она.
– Конечно, – ответил Ванс, и они двинулись по берегу дальше. Стоял дивный нантакетский вечер. Легкий бриз, ловцы устриц и желтоногие зуйки в лучах заходящего солнца.
Ванс завел руки из-за ее спины и нежно проворковал на ухо:
– Держишь вот так и толкаешь. Давай же, толкай.
Он ненароком коснулся губами ее ушка, и по ее телу разлилась жаркая волна.
На этот раз Лав выудила шесть моллюсков.
– Покажи еще, – попросила она. Ей были приятны прикосновения его крепких рук.
Наудили полное ведерко. Ванс расстелил на песке одеяло и показал Лав, как открывать раковину узким ножом. Просовываешь лезвие меж плотно сомкнутых створок, и моллюск раскупоривается. Они ели сочную соленую мякоть, извлекая ее прямо пальцами, пили вино и любовались закатом.
Все в Вансе ее поражало, этот человек был полон неожиданных открытий. Мрачный и немногословный на работе, готовый ощетиниться по поводу и без повода, на поверку он оказался искренним добряком, имеющим самые разные интересы. Он выуживал из песка моллюсков, удил рыбу, а по осени собирал морских гребешков. Умел играть рэгтайм на пианино, объездил всю Юго-Восточную Азию и знал пятьдесят тайских слов, даже научил Лав здороваться по-тайски. «Савади-каа!»
Первые две недели у них были исключительно платонические отношения. Такое условие поставила Лав. Ей хотелось сначала понять, стоит ли с ним связываться. Он, конечно, сказал, что не думает пока о детях, но все же… Лав планировала получить ребенка от совершенно незнакомого человека, наподобие Артура Биба, чтобы осеменил и исчез. А отношения – штука сложная.
В тот вечер, когда она уступила, они сидели в машине перед ее домом на Хупер-Фарм-роуд, а перед этим заскочили в книжную лавку Митчелла. Ванс очень любил читать, даже составил список литературы и вычеркивал оттуда уже прочитанное. Подобный список был и у Лав. Она собралась уходить, как вдруг Ванс обратился с неожиданной просьбой: коснуться его головы.
– У тебя вечно такой взгляд, как будто это кобра. Давай, потрогай и убедись.
Он опустил голову, и ей предстала коричневая гладь его черепа, похожая на улыбающуюся рожицу. С минуту она колебалась. Да, эта макушка ее и впрямь страшила.
– То есть просто потрогать? – для верности переспросила Лав.
– Да.
Ей думалось, что макушка холодная и гладкая, точно мрамор, но она была теплой и немножко шершавой, потому что после бритья уже прошел целый день. Лав понравилось. Она положила вторую ладонь на его голову. Отчего-то возникли ассоциации с выпуклым круглым животом. Что там сейчас происходит внутри? Это скрыто завесой тайн.
И она пригласила Ванса в дом.
Прошло несколько недель, и сегодня они снова были вместе. Ванс часто коротал у нее ночь. Быть вместе стало естественным, вошло в привычку.
Лав лежала, задрав ноги, и мечтала о крохотной смуглолицей малышке, когда Ванс спросил, не сложно ли ей будет почитать его рассказ.
– Пожалуйста, – настаивал он. – Мне нужно узнать твое мнение.
– С удовольствием, – согласилась Лав. До подъема еще оставалось немного времени, а рассказ лежал на ее ночном столике с Четвертого июля. Лав осторожничала. Работая редактором в журнале, она твердо уяснила: писатели – народ нервный и ревностно защищают свои детища.
– Спасибо.
Ванс схватил рассказ с тумбочки и протянул его Лав. На первой странице красовался отпечаток влажного стакана.
– Ты что, так и будешь смотреть?
– Нет-нет, – ответил Ванс и подцепил с пола «Обозреватель». – Я тоже почитаю.
ПОД ОТКОСВанс Роббинс
Последняя надежда растаяла без следа. Он чувствовал себя загнанным в угол. Казалось, мир вот-вот рухнет на голову, как стены недостроенного тоннеля. Требовалось срочно искать выход, пока его не похоронило под обломками. К сожалению, выхода, ясное дело, не было. Никакого выхода, только лютая ненависть на весь белый свет.
Неприятности стали происходить еще в детском саду, когда мамочка Лула выставила отца за порог – тот сменил уже седьмую работу. Еще до рождения сына Лула устроилась в автосервис. Там и пахала все это время, слесарем. «Фиаты» и «Роверы» знала как свои пять пальцев.
Лав оторвала взгляд от листа. Ванс небрежно перелистывал журнал, украдкой бросая на нее взгляды, точно шпион на автобусной остановке.
– Ну как?
– Пока нравится, – ответила Лав. – Мать – автослесарь. Интересная находка. Твоя мама тоже работала в автосервисе?
Было кое-что в их отношениях, что всерьез тяготило Лав. Она совершенно не понимала, зачем скрывать завесой тайны собственную родню. Ванс принципиально уходил от разговоров о семье и об отчем доме. Складывалось впечатление, что он – человек без прошлого. На вопросы о том, где прошло его детство, расплывчато отвечал: «Там-сям, в основном на востоке». Он отучился в университете Фэрли Дикинсона, что в Нью-Джерси, и защитил диплом по американской литературе. Свою альма-матер он в шутку называл «Фиглисон-Миглисон». И на этом – точка. Он ни разу не обмолвился о родителях, братьях или сестрах, равно как и о родном городе. Лишь однажды, когда Лав довелось побывать в его домике, ей на глаза попалась фотография: мужчина с женщиной, которых вполне можно было принять за родителей Ванса, стояли, взявшись за руки, на фоне двухэтажного дома, отделанного алюминиевым сайдингом. Когда она спросила: «Это твои родители?» – Ванс промолчал.
По своему обыкновению, он пропустил мимо ушей и вопрос про мать. Стоит ли удивляться?
– Читай, – буркнул Ванс. – Там дальше будет интересно.
И снова уткнулся в журнал. Лав погрузилась в рассказ.
До шести вечера Лула пахала в гараже Халя Доре, затем шла в кабачок «Джей-Ди», чтобы перехватить пару бокальчиков «Кровавой Мери». Домой мать приносила запах моторного масла вперемешку с соусом табаско. Ужин готовил Джером – в основном нарезал сандвичи с колбасой. Поест – и заснет перед телевизором, забыв раздеться. Порой под утро ломило все кости, жестко было спать на дощатом полу. Из школы он приносил одни пятерки, но Лулу, похоже, мало это интересовало. Мельком пробежит глазами табель – и в мусор.
Лав оторвалась от чтения.
– Просто диву даюсь, какие плохие бывают родители.
– И не говори, – кивнул Ванс.
Лав опустила страницы на белые груди.
– Растить ребенка – тяжелый труд, – сказала она и представила созревшую яйцеклетку. Девочка ждет своего принца.
Ванс закрыл журнал.
– Ну да, это будет что-то.
– То есть как это «будет»? – поразилась Лав. – Ты же не собирался заводить детей.
– Я ничего такого не утверждал.
– Нет, ты сам сказал, – настаивала Лав. – Я спросила тогда, на крыше, хочешь ли ты детей, и ты ответил «нет».
Ванс схватил Лав в объятия. Руки у него были красивые, мускулистые, с розовыми ладонями, точно лепестки нежного цветка. Ванс чмокнул ее в уголок глаза.
