Две огромные косматые рыжие с подпалинами собаки лаяли не переставая, но близко подходить к казакам не осмелились. Умные нохои не сводили глаз с плетей, видно, псинам была хорошо знакома эта штука. Но тут молодая девка цыкнула на собак, и те быстренько убрались за юрту.
– Ну, вроде, хозяину достаточно дали времени для сборов, пора со старым знакомцем пообщаться.
– А может, он на тебя давнюю обиду показывает?
– Так это не обида нам будет, а оскорбление. С ним посыльный атамана заранее переговорил. А мы хоть и гости, но при винтовках и шашках, служивые. А он это понимает.
Лифантьев неторопливо спешился, взял коня под узды, но к бурятским юртам подходить не стал. Пасюк тоже спрыгнул с седла, уже умело, и с вопросом посмотрел на словоохотливого казака. Тот просто пожал широкими плечами в ответ.
– Правду говорят, что Баян где-то в горах на золотую россыпь в ручье нарвался. И намыл много – иначе бы за семь лет такую усадьбу не отгрохал. Тут на него не меньше трех десятков аратов, пастухов, работают – скот-то весь в степи, а это так, при себе на корм держат.
– Что?!
Пасюку поплохело – теперь он понял, что такое «очень богатый бурят». А его хозяйство именно такое впечатление производило.
– В Тунке побогаче тайши есть, у них даже обычные родовичи хонгодоры зажиточней любого казака, – Лифантьев словно прочел его мысли. – Вот здесь и отдохнете три дня, а там казаки подъедут, и отправитесь с конвоем до Даурии. Целых две недели в седле проведете – не шутка тысячу верст отмахать.
– Отдохнем? А ты как же?
– Семен Бобков к вечеру подъедет, меня сменит, если хозяин приветить меня откажется. Чаем напоит, и хорошо – пусть и в обиде он на меня за купание. На чай с молоком, что нужным гостям подают, не очень рассчитываю. Тем более на мясо, что важным гостям или родичам положено…
– А если он такую бяку нам сделает?
– Поедем обратно, только коней напоим – вода в степи общая. А вот закон гостеприимства нарушать нельзя, то уже нашему атаману оскорбление будет! Но вряд ли, это я краски сгущаю. Просто на два дня раньше прибыли, вот они и не подготовились. Андрей Иваныч решил вам побольше отдыха дать, а потому ныне утром и отправил, не стал послезавтра ждать.
Всадники отвели коней в пустой выгон, ослабили подпруги, и ровным шагом пошли к большой юрте, поправив на ходу патронташи на груди и винтовки за спиной, ухватившись ладонями за рукояти шашек.
За эти три недели они с Родионом попали на самый натуральный «КМБ», который им Шубин устроил лично – гонял как сидоровых коз, обучая верховой езде, шашечному бою и долбя мозги обыденными здесь для офицера и казака вещами, начиная от уставов и кончая различными житейскими сложностями.
Так что вчера Пасюк уже подумал, что до поездки в Читу не доживет – сильно болело все тело. Что же говорить о его молодом товарище, который даже после побоев в ЧК выглядел намного лучше. Так что отдых пал на них манной небесной…
На молоденькой степнячке Александр поневоле остановил взгляд – красивая девка, глаза как бездонные колодцы, стройная как березка. Но та почему-то посерела лицом, засунула кулачок в рот, оцепенев от накатившего ужаса, но опомнилась и порскнула за юрту.
– Чего это она?
– Галсан это, «счастье» по-ихнему. Хороша девка, о ней тебе и говорил. Чем-то ты ее напугал?
Тут из-за юрт высыпали бурятки в немалом числе – все принаряженные, и когда они успели, Пасюк так и не понял. Вроде крутились, и бац – на всех мониста богатые, из серебряных монет и украшений, а на одной даже золото поблескивает. Халаты чистые, у пожилой атласный, мехом оторочены. Шапочки с висюльками из серебра и золота, косы тоже украшены, но не у всех – только у девок.
Коня, а то и двух, на украшения одной брачехи купить можно, причем строевиков. А со всех снять – так полувзвод оконить на раз можно – тут оценить было легко, памятуя недавние шубинские уроки. Не бедные у хозяина бабы, хорошо их содержит.
Да, видно, прав Кузьма Лифантьев – золота в своем таинственном ручье Баян немало намыл, оттого монголы их так по-доброму приветили да устроиться на месте помогли…
Молодая женщина чертами своего лица походила на гуранку, с изрядной примесью русской крови: и кожей светлая, и волосами, нос прямой. Куда там юной буряточке, что юркнула в юрту от испуга. Девка несмышленая, угловатая, а здесь есть за что подержаться. У Родиона в зобу дыханье сперло от внезапно проснувшегося мужского желания, и он удивленно покосился на Лифантьева, требуя пояснений.
– Вдовица это. Эрдени звать, «драгоценность». Нагулена от наших.
– Как так?
– У них с этим делом просто. Даже пословица есть. Не важно, чей бычок огулял, телочка-то наша!
«А ведь выгорит дело, выгорит! Посмотрела-то на меня как, со значением и обещанием!»
Внутри у Родиона все закипело от страсти, что ударила его по голове и еще одному месту. Он повернулся к Лифантьеву, и тот, поняв, какие мысли обуревают молодого парня, озорно подмигнул:
– Ты не теряйся, она тебя одарит ласкою. Вона как посмотрела, меня даже завидки берут…
Приказной осекся – из юрты вышел дородный бурят, годами в самого Пасюка, чуток постарше, может быть, и направился прямо к ним. Одет был в атласный халат, но отороченный соболем, да шапка с тем же мехом, а пояс блестел – пряжка и та золотая.
Богатая одежда!
– Мендо – о! – радостным и звучным голосом произнес дородный хозяин и низко поклонился Пасюку, скользнув взглядом по погонам подъесаула, затем Родиону, и лишь потом поклонился Лифантьеву, но не так низко, хотя эта разница была еле заметна.
– Амор сайну соджи байну! – ответил приказной, Родион эту фразу следом повторил. Он ничего не понимал – «мендо» его ошарашило. Ведь буряты так приветствуют чуть ли не закадычных друзей.
Последовал короткий уважительный разговор на бурятском языке, который Родион, понятное дело, не понял. Зато интонации говорили ему о многом, а взгляд, любопытный, испытывающий и немного испуганный, что бросил на него и Пасюка Баян, только усилил недоумение Артемова. У него сложилось впечатление что его, именно его, здесь ожидали. Ну, может, и Пасюка, но никак не Лифантьева.
Сопровождаемые любезным хозяином, трое прибывших гостей вошли в юрту. У входа, на низкую лавочку, сложили винтовки и сняли патронташи, оставив кобуры с револьверами на ремнях. В стороне от входа стоял небольшой диванчик, сапа, на который казаки сразу и присели, поставив шашки между колен, чтоб не мешались, – Родион уже знал, что к шашке тут совершенно иное отношение.
Убранство большой юрты произвело на Артемова большое впечатление, он впервые находился в природном бурятском жилище, тем паче чуть ли не на век раньше.
На середине находился очаг, устроенный на кирпичной площадке, так называемой гулумте. В центре возвышались три камня, между которыми и разводили огонь. Увидев, что Родион смотрит на них, Лифантьев бросил одно слово – «дулей».
Весь пол внутри юрты, за исключением гулумты, был дощатым, чуточку приподнятым. Стена напротив входа была самым разукрашенным местом. Там стояли поставцы и шкафчики с множеством буддийских божков и фигурок, висели разноцветные куски ткани, на некоторых были нанесены письмена. На других внутренних стенах юрты были развешены цветастые занавески – «теки».
Сам диванчик, на котором сидели казаки, был удобен, буряты на него щедро накидали подушки из конских шкурок – «худаал». Другой мебели, кроме диванчика и сундуков, в юрте не имелось.
Весь дощатый пол был устлан ковриками-«хупсырами» из сшитых, выделанных с особенным тщанием шкур. Однако не охотой хвалился хозяин в отличие от русских или казаков, а своими большими стадами, если уж на коврики пошли жеребята, телята и ягнята с их мягкими и нежными шкурами. На коврах лежало множество подушек, и Родион сообразил, что пить чай придется, сидя на корточках.
Напротив диванчика стояло несколько сундуков, и самодельные, и узнаваемые русской работы, видно, покупные. Видать, в них хранится одежда или ткани. Сверху сундуки были тоже разукрашены и накрыты ковриками. Рядом с ними стояли шкафчики с множеством утвари – на полках теснились чарки и стаканы, жбаны и миски. Деревянная посуда чередовалась с металлической и стеклянной, на паре полок зимним светом отдавало серебро, а на одной полке тускло блеснуло золото.
На четырех резных столбах, держащих потолок, были развешаны полотнища с какими-то непонятными текстами и символами, фигурки и другие культовые предметы. Артемов покосился взглядом на Кузьму, так как Пасюк сам непонимающе щурил глаза.
– От ламы, – шепнул казак, и Родион кивнул, хотя, зачем такое вывесили, он мог только догадываться.
Хозяин все это время вел оживленный диалог с приказным, время от времени бросая испуганные, голову можно было дать на отсечение, взгляды на молчавшего Пасюка. А вот на самого Родиона посматривал с любопытством, с хитринкой, оценивающе.
