Наконец не выдержали даже офицеры — бросились бежать. За ними устремились все остававшиеся еще в бою солдаты.
Освободительное войско продолжило преследовать удирающих. Это была эйфорическая погоня! Конницы у противника не осталось, пехота же с амуницией быстро бежать не могла. А вот у нас были хорошие кони. Я вскочил на своего скакуна и помчался, поначалу поражая пехотинцев, однако постепенно их не осталось на моем пути. В надежде догнать и устранить кого-нибудь еще я продолжал преследование вместе с другими конниками, которые следовали за мной, но вскоре понял, что бесполезно махаю своим мечом, и решил вернуться назад.
На поле основного боя немногие уцелевшие воины противника все еще просили пощады. Особенно яростное желание сдаться изъявляли молодые бойцы. Им надоело бегать, они падали на колени и ожидали, когда подойдут бойцы освободительной армии. И клялись им, что они — за свободу, будут теперь верой и правдой служить новой власти.
Впрочем, такое поведение солдат поверженной армии меня не удивило. Ради чего им умирать? Чьи интересы они пришли защищать? А вот новая власть, возможно, улучшит жизнь в стране. Так и во время гражданской войны в моей родной России призванные в солдаты белой армии парни не проявляли героизма, некоторые переходили на сторону красных и добровольно защищали рабочую власть. Здесь ситуация во многом повторяется.
Затухли последние островки сопротивления. Это была полная победа нашей тактики, нашего героизма. Нитуп потерял очередную армию, на которую так рассчитывал.
Вдруг я увидел одного из бойцов, который избивал группу сдавшихся воинов. Красиво и эффективно бил ногой в пах и кулаком по телу. Пленный падал на землю, а мой боец приступал к следующему. У его ног валялось уже человек семь. Я присмотрелся: кто это так издевается над пленными? И узнал! Так это — Аленка! В сапогах, мужской одежде и шлеме. Ее можно было принять за юношу. Даже высокую грудь свою чем-то ужала.
Парировать удары разбушевавшейся Аленки пленные не смели. Здесь тактика ударов между ног неведома, тем более, для девушек. А она лупит молодых бойцов. Но как Аленка попала сюда?
Я приблизился. Аленка крикнула во весь голос:
— Во имя свободы! — и снова атаковала очередного пленного.
Мужчина упал, а проказница увидела меня, приветливо помахала рукой. Ох, не исправима дивчина. Любит унижать мужчин.
Я подъехал вплотную и спросил:
— Зачем ты так?
— Ты же меня сам учил — бей в пах.
— Но они же пленные…
— Так я тренируюсь для будущих боев. Нам еще Тверь брать, а потом Москву. Я буду принимать самое активное участие.
— Да, ну!
— Ну, да! Мы же уже вместе дела делали. И охрану устраняли, и разъезд ликвидировали. Разве забыл? Я не подвела!
— Да, но рисковать жизнью такой красавицы я больше не имею права. Ты нужна нашей армии живой и здоровой.
— Это вождь восстания нужен армии! Это ты не должен рисковать! А рискуешь! Хорошук жаловался…
— Почему ты здесь? — грозно спросил я. — В крепости должна порядок поддерживать.
— Мне Александр Непомнящий разрешил немного потренироваться. А еще он сказал, что я буду начальником твоей охраны вместо выбывшего Хорошука.
— Я лучше знаю, кто будет, а кто нет.
— Но я буду отличной охранницей!
— Ты бы лучше помощь Хорошуку оказывала медицинскую, чем тут тренироваться, подвергать свою жизнь опасности и ко мне в охрану набиваться.
— Вот еще! Там Чарли есть для помощи. А мне Хорошук совсем не нравится. А тебя я буду очень хорошо охранять.
— Прыгай на коня! — велел я.
Аленка с готовностью легко запрыгнула на круп и спросила:
— Куда мы поедим?
— К Александру, — честно ответил я. — Где он?
— Возле редута. Уже празднуют с Мироном. Не обязательно ехать к нему. Здесь есть живописные места, которые стоит посмотреть.
Но мы поехали к Саше. Александр Непомнящий сидел в окружении командиров нашей армии. Я еще не видел таким довольным брата, очевидно, он был счастлив. Безграничным счастьем полководца, выигравшего важнейшее сражение без больших потерь. С этой точки зрения у меня было еще больше поводов для счастья. Но я пока не в полной мере осознал значимость сегодняшней победы. Все-таки разгром Шогу считал ключевой битвой, а сейчас сомнений в триумфе не было изначально.
— О, Леха приехал! — сказал обрадованный, под градусом, брат и полез ко мне обниматься и целоваться.
Не люблю целоваться с мужчинами, особенно пьяными. Показал рукой брату — не надо! Он переключился на спрыгнувшую с коня Аленку. Девушка оттолкнула мужика и убежала.
— Это ты ее в мою охрану определить обещал? — с улыбкой спросил я. — Даже тебя испугалась…
Александр ответил так:
— А, чё? Отличная девка! Я бы ее к себе взял, а она к тебе просилась.
— Алексей, присоединяйся к нам! — крикнул Мирон.
Мне пьянствовать совсем не хотелось. Я вообще человек не пьющий. Сослался на то, что нужно осмотреть поле боя, распорядиться на счет пленных и раненых.
— А мы празднуем! — сказал Александр. — Имеем право! Все прекрасно, Леха! Лавр повержен. Есть время и повод расслабиться.
Нет, я ушел от веселой компании.
Последние островки кровопролитного сражения затихли. На поле брани появились русские бабы, не желавшие отсиживаться в тылу. Они помогали раненым, собирали трофеи, плакали по убиенным мужьям и сыновьям.
Меня трофеи не интересовали. Я больше думал не о триумфальном сражении, а об Аленке. И не знал, как вести себя с ней. Нравилась девушка мне! И ее сегодняшнее поведение казалось привлекательным. Надо было бы поухаживать за ней, а я только отвез ее назад. Я вообще не умею ухаживать за дамами. Получал отказы в родном мире от красивых барышень из-за своей чрезмерной поспешности, нетерпения и неверных действий.
Ладно, все образуется. Можно будет опять взять ее к себе в кавалеристский отряд, раз так хочет.
Вечерело. Солнце только что скрылось за линией горизонта. Небо в кровавых бликах приобрело зловещую расцветку.
Потери с обеих сторон оказались огромными. Особенно пострадало войско Лавра. Но и у нас довольно много защитников было убито, еще больше получили ранения. Тех, кто ранен легко, перевязывали на месте и они сами шли в крепость. Тех, кто не мог идти, на руках несли молодые бойцы.
Поле боя погружалось в летний сумрак. Убитых будем убирать и хоронить завтра. Ворон придется разгонять. Тучи хищного воронья, несмотря на поздний час, слетались на мертвечину и радостно орали, предвкушая долгий пир.
Русский бунт. Кровавый и беспощадный. Быть может, справедливый по сути, но не обходящийся без многочисленных жертв.
Я опять думал об этом и чувствовал угрызения совести. Тысячи мужиков оторвались от земли, взяли топоры и косы и пошли сражаться за новую жизнь. Они ищут свою правду и лучшую долю, но многие из них найдут смерть. Такова жизнь… Хотя, для раба смерть может быть лучше неволи…
Что касается пленных, их связали, отвели в крепость и разместили таким образом, чтобы исключить побег. Завтра предложу вступить в нашу армию. Тех, кто не захочет, придется отпустить. Хватит жестокости!
Как поступить с Лавром? Его отпускать нельзя! Допрошу и, пожалуй, оставлю под арестом в Старой Руссе. Еще похороны массовые придется организовывать. Но все завтра. Сейчас больше всего хотелось одного — хорошо выспаться. Усталость последних дней заявила о себе.
Перед сном думал о том, что не все даже в освободительной армии верят в то, что я на самом деле посланник Бога на земле. Да, был обман, я до сих пор чувствую легкие уколы совести. Но благодаря этому обману легче было собрать войско. И победы мы одерживали с помощью хитрости, по сути, того же обмана. Получается, обман обману рознь? Если во имя справедливых целей — он благо, а если во имя обогащения и порабощения людей — зло? Наверное, так. Вот только кто определяет справедливые цели или нет? Пропагандисты Нитупа выставляют меня мерзавцем, негодяем, вруном, посягнувшим на устои великого государства, развязавшим кровавую войну. А простой народ считает освободителем. Пожалуй, только история рассудит, где справедливые цели, а где нет. Но и в этом случае многое будет зависеть от взглядов самих историков, от того, кто у власти в стране.
