я. — За все нужно отвечать. Тем более за смерть невинного младенца.
— Это не я! — взвизгнул интеллигент. — Это все Петр! Это он убил! Я никогда не убиваю, только угрожаю! Да, могу в горячке пальнуть, но просто так — ни разу! Это он!!
— Ага, — ухмыльнулся я, чувствуя внутри, как разливается по телу холодная ярость, прочищая мозги и заставляя действовать. Эта же ярость помогла взять свое бешенство в руки и теперь я не стремился убить мужчину, а лишь пугал его, чтобы узнать побольше информации. — А он на тебя пальцем покажет. Знаем, проходили.
— Но это правда он! Я не вру! Вы же можете проверить, для этого вы здесь!! Вы ведь из жандармерии? Это видно по вашему поведению, — зачастил интеллигент. — Да и пальцы вы уж очень характерно складывали, когда мне вопросы задавали. Так проверьте! Я не вру! Это Петр, не я!!!
— Зато ты его не остановил! Принял как должное!
— Да разве же его остановишь? Он же от крови чумной становится! Зверь, а не напарник! Он и мне также легко голову открутит, встань я на его пути!
— Хочешь, чтобы я тебе поверил? — зло ощерился я. Собранная на пальцах магия помимо воли сформировалась в шарик воды, который я бездумно катал по ладони. Интеллигент смотрел то на него, то на мое лицо, пытаясь найти там хоть каплю сочувствия, а я продолжал давить на него. — Хочешь, чтобы остальные вернулись и спасли тебя от меня? — тот судорожно закивал головой. — Может, еще и хочешь тогда во всем покаяться? А то зачем людей зря тревожить? Все равно ты им ничего не скажешь без адвоката...
— Скажу! — перебил меня интеллигент. — Как на духу все выложу! Только не убивайте!
— А кто сказал, что я тебя убивать буду? — с деланным удивлением поднял я брови. — Не-е-ет, паря. Я тебя просто на куски буду ломтями резать. Чтобы прочувствовал, какого это — при родителях ребенку шею сворачивать. Что они сами в тот момент ощущали. На своей шкуре прочувствовал!
— ПОМОГИТЕ!!!! — не выдержал интеллигент.
От его истошного крика дверь распахнулась, и внутрь вломился Савченко, тут же оттеснив мужчину к стене и встав между нами.
— Он готов все рассказать, — сказал я забежавшему следом Аксенову. — Причем без утайки и даже честно. Правда? — покосился я на интеллигента.
Тот усиленно закивал, соглашаясь.
— А с этим Петром, я потом сам беседу проведу, — многообещающе посмотрев на задержанного, добавил я.
Полицейские молча покосились на штаны интеллигента, которые стремительно темнели в паху. Не удержался тот, обоссался от страха.
В итоге в ходе дальнейшего допроса выяснилось, что нам попалась относительно крупная рыба. Семен Вениаминович, как звали интеллигента, был хранителем «общака» и заодно связным между разрозненными боевыми ячейками социал-революционеров. В жандармерии у него был свой контакт — такой же как я «полевой агент». Семен Вениаминович когда-то лично вышел на молодого только выпустившегося курсанта и подстроил их встречу. Через него он сливал нашему управлению предателей партии и мелкую сошку, в обмен получая информацию об облавах и новых тайных циркулярах и предписаниях, что выдавали нам, когда ЭСеРы проводили очередное свое громкое дело. Но в этот раз из-за срочности и спешки его контакт в жандармерии был слишком занят и не успел предупредить мужчину. А ведь благодаря сотрудничеству с Семеном тот успел дослужиться аж до капитана и медленно, но уверенно шел к посту дежурного офицера в штабе.
С его подельником так не вышло. Тот оказался не робкого десятка и когда узнал, что Семен «раскололся», попытался накинуться на конвоиров. Не удалось. Те вовремя среагировали на его бросок и умело скрутили руки, после чего вернули обратно в камеру. Но нас он не так уж и сильно интересовал, так как был больше «кулаками» при Семене и другой функции не выполнял.
Вернулся домой я к четырем утра, а на следующей день мне снова пришлось идти в околоток. На этот раз для более вдумчивого допроса тех, кто остался после вчерашнего «отсева». И вот это было уже «медленно и печально». Оставшиеся задержанные понимали, что ничего хорошего их дальше не ждет, и брыкались как могли. Кто-то пытался банально отмолчаться. Иные требовали себе особых условий, да побольше, вплоть до обещания выпустить их на свободу и снять все обвинения, если они пойдут на сотрудничество. Были такие, кто как Петр кидался на конвоиров и даже старался вывести нас из себя, чтобы мы его забили до смерти. И длилось это все воскресенье, продолжившись в понедельник.
Лишь во вторник мне дали в управление отмашку, что я могу вернуться к своим старым обязанностям, а с задержанными будут разбираться уже на Таганке, да в менее известных изоляторах и тюрьмах, куда определили арестованных.
В институте студенты встретили меня чуть ли не тыкая пальцами.
— Смотри, это же про нашего наставника в газете писали! — шли шепотки.
— Ага, и как он на губернаторском балу оказался? Туда кого попало не пустили бы.
— Да он любовник Воронцовой, вы что, не знаете? — слышался пренебрежительный ответ.
— Ты про светлейшую княгиню такое не болтай, а то и язык могут укоротить.
— Сейчас не прежние времена. Да и что такого-то? Ну нашла она себе мужика для утех. Что, одна она такая что ли?
И в подобном или около того ключе рассуждали многие. Эти шепотки за спиной, тут же стихающие, стоило мне посмотреть прямо на перемывающих мне кости студентов, дико раздражали. Еще и тем, что крупица правды в них все же была — без Воронцовой я бы точно на бал не попал. Хотя до статуса любовника мне как до Луны. Не будет такая девушка опускаться до мимолетных ухажеров. Ей партию подавай, постоянного жениха. Да и отец ее, несмотря на все ее своеволие, не допустит подобного.
День в итоге я кое-как высидел и на предложения посетить тот или иной кружок отвечал отказом. Мне выдохнуть надо после череды допросов, а то сгоряча сорвусь на ком-нибудь, что точно будет не на пользу моего дела.
Зато после института, не теряя времени, я тут же позвонил в поместье Воронцовых. Увы, там мне вежливо сказали, что Лиды нет дома, и попросили больше не звонить. Видно даже то, что я спас Воронцова от смерти, не отменило его желания отдалить меня
