понимал, что немедленно убраться из Москвы не получится — это может скомпрометировать друга Куусинена.
Да и куда, собственно говоря, ему двигать? Из былых соратников в живых осталось всего несколько человек — всех, кто не скрылся, перебили путинские соколы. Простите, сталинские соколы. В Петрозаводске, где жил Отто, пожалуй, вовсе нет никого знакомого. В Питере — никого не осталось.
«Что воля, что неволя — все одно». Пусть будет Москва. На некоторое время.
Они сели в такси, и поехали в майский вечер, который даже такой мегаполис превратил в прекрасное зрелище: свежая зелень, легкие платья, улыбки девушек и засученные рукава парней среди строгих каменных зданий.
— На работу, конечно, ходить не надо, — говорил по пути Отто. — Но, как бы, все равно надо. От гостиницы рукой подать. Кстати, насчет депутатства — это правда. Это место за тобой забронировали, когда узнали, что наш «северный Димитров» томится в буржуазном плену. Рот фронт, так сказать.
— Архипелаг Гулаг, — ответил Тойво. Депутатом быть ему еще не приходилось.
Здание гостиницы было монументальным. И высоким — то ли шестиэтажным, то ли семи. И, что характерно, в обозримой близости не наблюдалось ни одного гопника, лишь один милиционер в пробковом шлеме и белом кителе уныло смотрел куда-то в облачную даль.
— Итак, после того, как ты заселишься, мне предстоит откланяться. Надо в Петрозаводск добираться, — сказал Отто. — Будем контактировать по телефону. И вот еще, что.
Он непроизвольно огляделся по сторонам и украдкой всунул в ладонь Тойво бумажку.
— Это адрес надежного человека. Он не финн, он грузин. Если тебе что-то понадобится — можешь спросить у него. Ты меня понял? Если хоть что-то понадобится. То есть, все, что угодно. Конечно, зовут его «товарищ Резо», а тебя он знает по газетам и фильме. Замечательный человек, очень идейный — у него своя идея. Пропаганде не подвержен. Абсолютно надежен.
В фойе гостиницы за монументальной стойкой сидела дежурный администратор, женщина средних лет с высокой прической и стальным взглядом глаз прирожденного убийцы.
— Это Антикайнен, — не здороваясь, сказал Куусинен. Очевидно, что эту даму он недолюбливал или даже побаивался.
— Ну и что, — ответила она, тоже не опускаясь до приветствия.
— Так номер нам забронирован от Коминтерна.
— А у него что — на лбу написано, что он Антикайнен? — невозмутимо проговорила женщина. — Паспорт давайте.
С паспортом, конечно, была полная лажа. Да, вообще, с любыми документами было не все нормально. У Тойво на руках не имелось ни единой бумажки, где бы значилось, что ему позволено быть человеком. Как-то не позаботился, когда с тюрьмы удирал.
Отто сунулся в свой саквояж и, покопавшись, выудил бумагу, украшенную вензелями, гербом и размашистой подписью:
— Это подойдет?
Дама приняла документ и внимательно его изучила. Это было депутатское удостоверение Верховного Совета СССР на имя Антикайнена.
— Так, а вы удостоверяете? — наконец, сказала она, не возвращая бумагу.
— Что удостоверяю? — не понял Куусинен. Тойво первый раз видел своего друга таким подавленным.
— Что это Антикайнен, а не Вася Пупкин?
Отто тяжело вздохнул и предъявил свой паспорт и удостоверение:
— Удостоверяю.
Пока строгая администратор заполняла соответствующие бланки Куусинен отвел Тойво в сторонку.
— Вот такая, брат, бюрократия развелась, — вполголоса сказал он.
— Ладно, — пожал плечами Антикайнен. — Ты, я так понял, уже уходишь?
Отто кивнул и еще раз тяжело вздохнул. Они обнялись на прощанье, и Куусинен, забрав свои документы, ушел из жизни своего друга навсегда. Правда, об этом никто из них не мог догадываться.
Перед уходом он одними губами произнес: «Резо». И Тойво кивнул ему в ответ.
Администратор протянула ключ от номера и безразличным тоном произнесла:
— В гостинице строго выполнять правила социалистического общежития. Ваш номер 272 на последнем этаже.
— На шестом, — уточнил Тойво для порядка.
— На четвертом, — строго возразила женщина. — Это четырехэтажное здание, однако если сигануть с крыши, мало не покажется. Вы этого делать не собираетесь?
— Нет, не собираюсь, — ответил Антикайнен, отчего-то посмаковав незнакомое слово. — Сигать.
Забрав свое удостоверение, Тойво отправился в указанном направлении, минуя коридоры, отходящие и вправо, и влево. За каждой дверью в них сидели за столами такие же строгие женщины — дежурные по этажам — с высокими прическами и, вероятно, стальными взглядами глаз прирожденных убийц.
Он успел заметить, как в правом крыле первого этажа короткими перебежками перемещаются китайцы, числом больше или равно сотне. Странное дело!
Не удивительно, что дом ему показался шестиэтажным — высоченные потолки старой царской застройки. И стены толстые. И двери в номера дубовые. Все будто под оборону или осаду.
На коридоре четвертого этажа однояйцевый близнец — в смысле, полная копия — администратора взглянула на направление и звучным голосом продублировала:
— Ваш номер 272. Требование выполнять правила социалистического общежития.
— И с крыши не сигать, — добавил Тойво.
Дежурная по этажу на это никак не отреагировала и снова замерла за своей конторкой, уставившись прямо перед собой. Антикайнен хотел помахать перед ее лицом рукой из стороны в сторону, да передумал — ну, как достанет она сейчас из своей отутюженной юбки парабеллум и приведет к общему знаменателю социалистического общежития!
В самом конце глухого коридора располагалась рекреация, или специальный закуток для курения. Звук его шагов скрадывал толстый бордовый ковер на полу, поэтому молодая женщина, курившая длинную сигарету на длинном мундштуке, его приближение заметила не сразу.
Дама чем-то неуловимо напоминала актрису Марлен Дитрих, одета она была просто, но, вероятно, очень дорого: невычурное платье подчеркивало округлости ее фигуры, волосы ниспадали на плечи, открывая лоб. Даже если бы она жевала козью ногу во рту — в смысле, папиросу самодельной конструкции — и то выглядела бы очень эффектно.
Тойво уже подумывал, чтобы подкрасться незамеченным, а потом гаркнуть прямо в ее ухо «хайльгитлер» — то-то она бы порадовалась. Но она заметила приближение нового человека, небрежно смахнула пепел в пепельницу и заулыбалась. Улыбка ее была прекрасной и открытой.
— Здравствуйте, вы, должно быть, наш новый сосед. А меня зовут Лена, приятно познакомиться, — сказала Рут фон Майенбург.
— Здравствуйте, — ответил Тойво и тоже представился. — Василий Алибабаевич.
Конечно, имя, сорвавшееся с языка было так себе, но он оробел, как сын дехканина, и потерял дар речи, как условный Василий. Но это не смутило Рут. Она принялась улыбаться еще пуще прежнего, в упор разглядывая финна.
Антикайнен, решив, что разговор закончен, бочком-бочком попытался ускользнуть, но Рут его задержала:
—
