Мы поздоровались.
— Знакомьтесь, Кирилл Сергеевич. Он будет с Вами работать, считайте что он ваш начальник, руководитель, куратор, одним словом с ним вы можете говорить так же как со мной. Он в курсе всего. Ваши наработки и предложения Кирилл Сергеевич будет докладывать непосредственно мне. Вам все понятно?
— Да.
— Ну вот и отлично. Возможно мы не скоро увидимся, поэтому я хотел бы задать вам еще несколько вопросов, которые появились у меня после нашего последнего разговора.
Мы присели у камина.
— Так вот. Первое, вам необходимо попытаться вспомнить все что вы знаете о перебежчиках. Это весьма важно. Чтобы упростить задачу, Кирилл Сергеевич получит списки фамилий резидентов и агентов, намечаемые кандидатуры для работы за границей. Внимательно просмотрите, возможно что-то вспомнится, раз вы интересовались этим вопросом или хоть как-то его касались. Второе, необходимо составить списки людей, которые так или иначе сыграли существенную роль в перестроечном процессе. Но помните, что за каждым именем должна стоять сто процентная уверенность, его негативной роли в развале, вы меня понимаете?
— Да.
— Отлично. Далее. Это все в целом второстепенно. Третье, что вам необходимо сделать, это попробовать сделать анализ причин, которые привели к негативным последствиям в переходный период. Это очень важно, поэтому постарайтесь обосновать каждый этап. Кирилл Сергеевич вам постарается помочь. Да и еще, уже к вам обоим, постарайтесь набросать общий план мероприятий, которые необходимы на ваш взгляд, чтобы реформирование пошло по наиболее благоприятному пути.
— Я! Да разве у меня получится?
— А вы как думали. Кто еще кроме вас знает в точности как все было, а раз так, то вам проще сопоставить и проанализировать ошибки и пути их устранения. И потом не думайте, что ваши планы будут приняты как руководство к действию, но они лягут в основу принятия решений. А вы что думаете, что программы и уставные документы, члены Политбюро пишут? Люди, помощники, аналитики, референты. Целый штат трудится. Только вот ответственность потом приходится взваливать на нас. Так что уж вы постарайтесь, хорошо?
— Хорошо, — сказал я, словно выдохнул из себя воздух, который задержал при дыхании.
— Вот пожалуй и все. Как устроились?
— Спасибо, жаль что с родными нельзя созвониться, волнуются наверно.
— Это легко поправить.
— И еще, у супруги через месяц защита диплома. Она на вечернем учится, два чертежа не готово, но диплом уже почти весь написан, как быть?
— Это тоже не проблема. Пусть она не волнуется. Через месяц она получит диплом, Кирилл Сергеевич позаботится об этом, — и он посмотрел на него.
— Тогда пожалуй все.
— Ну вот и отлично, — в этот момент он замялся, и я почувствовал, что он хочет меня о чем-то спросить, но то ли не может, то ли ему мешает присутствие помощника и тот словно поняв в чем дело, произнес:
— Юрий Владимирович, не возражаете, я на минуту выйду?
— Да, да конечно, — поспешно сказал он.
Тот вышел и когда мы остались одни, суровый взгляд Андропова потеплел, но стал грустным, и он произнес:
— Я не хотел об этом спрашивать, но все же, сколько мне осталось?
— Мало.
— Совсем мало? Сколько?
— Пять лет.
— Значит в запасе не больше четырех, а потом болезнь и конец, — он задумчиво посмотрел на меня, но скорее его взгляд был устремлен куда-то вдаль. О чем он думал? О прожитой жизни, о том, как двигался вверх, занимая ответственные посты, лавируя между интересами того или иного руководителя, который так или иначе влиял на его судьбу? Сейчас он на вершине пирамиды, пока еще не на самой высокой точке, но почти. И здесь, у самой вершины устоять совсем не просто. Площадка такая узкая, а желающих на ней уместиться так много, а главное, что ты не знаешь, что сделают те, кто ступенькой ниже тебя, поддержат, если ты закачаешься, не удержав этого хрупкого равновесия, или потянут вниз, чтобы кинуть к подножию пирамиды и забыть о тебе навсегда? Единицам суждено подняться, выстоять и в конце жизни с почестями быть спущенными на грешную землю. Он сумел это сделать и до конца прошел свой крестный путь, а теперь ему предстояло изменить свою судьбу и судьбу миллионов, нет миллиардов людей, потому что страна и мир в целом неотделимы, а значит, он в ответе за всех. Страшно, трудно, и слишком высока цена ошибки, которую уже один раз совершили. Все эти мысли проскочили во мне, словно я чувствовал и видел его мысли, и было странно и немного боязно, что я стал их невольным свидетелем.
— Прощайте, — произнес он и пожал мне руку.
Я вышел за дверь и по коридору прошел в соседнее крыло здания. Оказавшись в холле я заглянул в зал для заседаний и увидел, что за столом сидит Кирилл Сергеевич. Увидев меня, он рукой пригласил меня зайти. Выйдя из-за стола, он подошел ко мне и сказал:
— Ну что давай знакомится, нам ведь предстоит теперь совместная работа.
Я протянул руку и произнес:
— Кутилин Алексей Михайлович, но лучше просто Алексей.
— Зацепин Кирилл Сергеевич. Полковник, помощник председателя комитета по особым поручениям, — он вдруг слегка смутился и добавил, — вообще то я сугубо штатский человек и в полковниках сравнительно недавно хожу, все никак не привыкну. Так что ты меня лучше по имени и отчеству зови, договорились?
— Договорились.
— Вот и отлично. Садись, поговорим, если не возражаешь.
Он вернулся и сел за стол, я присел напротив. На столе были разложены какие-то документы.
— Вот читаю то, о чем вы вели предыдущую беседу. Честно скажу, поверить трудно, но приходится, слишком много весьма убедительных доказательств.
— Правда, а можно посмотреть?
— Конечно, — и он протянул мне документы.
Листы, написанные аккуратным, почти каллиграфическим почерком, черными чернилами были строго пронумерованы. На каждом листе стояли штемпеля «Строго секретно» и «Количество экз. — 1 (один)».
— А мне можно, а то здесь гриф секретности стоит.
— Хорошая шутка с твоей стороны, читай, читай.
Я мельком пробежал текст и понял, что наша беседа кем-то стенографировалась. Пробежав до конца, понял, что в тексте фигурировала вся беседа полностью, за исключением последней фразы, брошенной напоследок. Я положил листы обратно.
— Ну что, все верно?
— В каком смысле?
— Все без искажений?
— Вроде да.
— Ну что же, тогда, извини, но хотелось бы услышать от тебя как это выразиться, в первозданном виде сей материал.
— Это как, чтобы сверить и выявить расхождения в том что я говорил и что скажу?
