— Сзади! Пулемет у них!
Неизвестно — поднялась бы паника или нет… потому что в этот момент машина впереди взорвалась…
Взрыв — не застал врасплох никого: и курды и израильтяне к такому привыкли и как действовать — знали…
— Слева!
— Из машины!
Они ломанулись из машины. Снайпер — выстрелил дважды, неизвестно куда. Они успели выгрузиться из машины, когда осыпалось боковое стекло. Третий выстрел был по ним.
Пикап на холме — дернулся назад… и встал. Снайпер выстрелил еще дважды — и попал по водителю.
— Пулемет вниз! Пулемет вниз!
— Залечь! Залечь!
Им было проще, потому что и та и другая сторона хоть минимально, но знала английский. Во всем остальном — было хреново…
— Один туда сиганул! Один туда сиганул!! — сидевший впереди эмигрант — еврей с Украины тыкал в кусты.
— Заткнись!
В этот момент — заработал пулемет. Видимо, то ли пулеметчик был ранен, то ли просто оглушен пулей, попавшей в шлем — но он очухался и открыл огонь. Они повернулись — для того, чтобы увидеть гибель своего товарища. Снайпер — последовательно бил по цели, пока не положил его четвертым или пятым выстрелом — все они видели облачко крови и поняли…хана.
— Из СВД бьет…
— Ублюдок…
Дорога здесь — была подсыпана сантиметров на двадцать. Хреновое укрытие — но хоть какое-то. Надо было проползти вперед, чтобы укрыться за горящей машиной. Бак уже взорвался, больше бояться нечего. А дым и огонь — укроет лучше, чем стена. Тем более, что снайпер с СВД все же не сможет точно и последовательно работать по ним, это не триста тридцать восьмой калибр.
— Разделимся — решил один из курдов — ты, брат, туда. Со всеми. Я лягу здесь. Попробую добраться до грузовика. Курдистан или смерть!
— Курдистан или смерть!
Первым его инстинктивным желанием было выскочить и броситься на помощь — но тут же, он понял, что это бесполезно. Взрыв был достаточно мощным, чтобы убить всех, кто находился в тот момент в машине. Остался он и… и еще их снайпер. Скорее всего, именно он — открыл огонь, и именно в него — сейчас стреляют нападающие. Он должен что-то предпринять — но для этого — он должен сначала выбраться отсюда.
И раздобыть какое-то оружие. У него нет никакого оружия…
Деньги? Он бросил взгляд на кучу мусора. Тяжеленная сумка — замедлит его, она будет как гиря на ногах пловца. Лучше оставить ее здесь, не исключено, что в горячке нападающие не заглянут сюда, не исключено, что сюда на выстрелы прибудут полиция и пограничники. Но для начала — надо выбраться из чертового здания, чтобы получить хоть какую-то свободу маневра.
Выходить так же, как он зашел через дверь — форменное безумие, этот выход виден с дороги и он попадет под огонь. Надо выбраться… так чтобы быть прикрытым стеной. А дальше — можно или отступить в болото, или перебежать в другое здание.
Он проклял ЦРУ. Проклял этого хитрожопого и явно ненадежного русского — черт бы его побрал. Он занимал место на подземной стоянке,[47] чтобы сидеть здесь, в гребаной иракской глуши, обложенным убийцами со всех сторон.
В ж… ЦРУ — напомнил он себе — ты просто должен выжить. Как тогда.
Он разбежался, бросился на стену, подтянулся, царапая поверхность стены ботинками. Отсутствие должной физической подготовки сказывалось — он тянул вверх свое тело с трудом, и если бы сейчас тут кто-то появился — он без труда пристрелил бы его. Но ему все же удалось подтянуться и перевалиться через стену дома, не имевшего крыши — и он грузно рухнул вниз, ушибив локоть и чуть не заорав от боли…
Немного сориентировавшись — он начал вставать на ноги — и в этот момент, зашевелились кусты позади него: здесь зеленка подходила прямо к заброшенному дому. Он уже приготовился бежать, очертя голову — когда услышал голос
— Сэр! Это я!
Сказано было по-английски.
Из кустов — появился Чеме, рванвый, измазанный и чем-то запачканный. Глаза его — блестели безумием…
— Вот… черт… как ты уцелел?
— Отошел до ветра, сэр. Их там несколько…
— Да понятно… А где твой автомат?
— Потерял, сэр…
— Черт… скверная новость. Это скверно
— Есть пистолет, сэр…
— Да? Уже лучше.
Подольски поднялся на ноги
— Этерли тоже жив. Надо раздобыть еще какое-то оружие.
— Думаю, не стоит, сэр.
Что-то в голосе латиноамериканца — заставило Подольски повернуться. Чеме — стоял, целясь в него
— Чеме… — непонимающе сказал Подольски — ты чего, Чеме…
Латиноамериканец взвел курок пистолета
— Извините, сэр…
— Стой! — закричал Подольски — ты чего?!
— Это приказ, сэр — повторил латиноамериканец, целясь в него — извините, но так надо…
Но выстрелить — ликвидатор ЦРУ не успел. Откуда-то из соседнего здания — простучал автомат, на звук однозначно не Калашников, и Чеме — отбросило на стену, вся автоматная очередь, шесть или семь выстрелов попала в него. Он упал, неловко подогнув под себя ногу и замер.
Господь всемогущий…
Американец — прятался за стенкой полуразрушенного дома и ждал, пока очередная очередь оборвет и его жизнь. Но вместо этого — пронзительно, мерзко зазвенел телефон.
Тот самый, который он нашел в этом доме.
Подольски — ходуном ходящими руками включил его
— Салам алейкум… — он узнал голос русского — жить хочешь?
— Черт возьми…
— Не беси меня. Если хочешь жить — дом прямо перед тобой. Тот, откуда я стрелял. Перебежишь сюда — останешься в живых. Будешь делать глупости — умрешь. Сделка?
— Что тебе надо?
— Ответы на вопросы. Сделка? — настойчиво повторил русский?
— Черт с тобой, сделка.
— Тогда… готовься… я скажу когда. Готов?
— Да… господи, да.
— На исходную. Не сейчас, жди. Жди… Жди… Сейчас!
Американец — бросился бежать через простреливаемую улицу…
Если честно — мне до американца было… нет, вру. Было дело. Просто американец — главный среди них — был нужен мне живым. Как носитель информации. Он должен был что-то знать — на такие задания не отправляют совсем вслепую. И если даже ему соврали — по направленности лжи тоже можно кое-что узнать. И тем более — можно перетянуть его на свою сторону, хотя бы временно.
Американцы — они во многом похожи на нас, но на нас до девяносто первого года. После девяносто первого — у нас убили веру. Просто достали ее из нас и запинали сапогами на заплеванном городском асфальте до смерти. Расстрелянный в девяносто третьем в прямом эфире Белый дом. Чеченская Голгофа — несколько ублюдков в генеральских погонах захотели отметить Новый год, и они бросили колонны бронетехники в город в безумную ночную атаку — без связи, без отработки взаимодействия, без карт, без всего. Не менее циничное и страшное действие — когда Басаева выпустили из Буденновска а потом подписали мир с ублюдками, которых надо было полить зарином, а потом идти вперед. Всякие кидки типа «черного вторника» или «пирамиды ГКО». Те, кто должен был нас охранять — нас убивали, те, кто должен был отстаивать наши интересы, будучи государственным лицом — нас грабили, цинично и беззастенчиво. И в какой-то момент мы перестали верить. Всем и сразу — вера осталась только в себя самих — если осталась. А вот американцы верят. Искренне. Не все — но абсолютное большинство. Трудно поверить — но многие из них думают, что они пришли в Ирак чтобы нести добро, а мы — чтобы нести зло. И если я докажу американцу, как он ошибается… то он может выдать многое…
