– Когда глупые ослы травят урожай, им подрезают хвосты, – смиренно ответил Ганелон. – А ересь – это потрава божьего урожая. Иди, добрая женщина, благословляю тебя. Делай свое святое дело и помни, что хвосты глупых ослов будут подрезаны. Этого не придется ждать долго. Твои дела, добрая женщина, никогда не будут забыты истинными верующими.
И, наверное, что-то такое отразилось в глазах Ганелона, что она вдруг заторопилась…»
«…еретики веселятся, святые скорбят.
Викентий из Барре, тщедушный монах с мышиными, всегда воспаленными глазками, пьет мутное вино из маленьких стаканчиков, но его тщедушное тело почему-то полно сил. Урывая время у сна, он вникает в старинные книги. В непомерной своей гордыне он проникает туда, где нет места простому смертному. Добрая женщина, посетившая Дом бессребреников, никогда не спросит: откуда, скажем, брался свет в первые три дня творения? Доброй женщине в голову не придет поинтересоваться, зачем Господь создал сарацинов. Но тщедушный монах Викентий из Барре с одинаковым рвением пытается постичь и то, почему женщина не беременеет, если в ее белье вшита пяточная кость, вынутая из ноги живой ласки, и то, зачем созданы сарацины. И даже – грех, грех! – он интересуется тем, почему заповедей десять, а не восемь или двенадцать.
Цветущая роза, красивый рассвет, нежное плотское обаяние, тихий закат над вечерней рекой – для доброй женщины это только знаки. Она знает, что красота мира – всего только тень Творца, а обращать взор следует не на тень, которая всегда является только тенью, а на то истинное, горнее, что эту тень отбрасывает.
Конечно, Викентий из Барре прочел много книг.
Возможно, он прочел все книги, извлеченные из тайников Торквата.
Никто не знает, что содержится в этих, может, нечестивых книгах, но вполне возможно, что некоторая их часть войдет в обширный труд Викентия, который сам монах назвал «Великим зерцалом». Наверное, именно в этом труде надо искать следы старинных книг, которые никак не могут вернуться к истинному хозяину – к Святой римской церкви. Морские волны, медлительно подмывающие берег, капля, столь же медленно точащая камень, течения больших рек, передвижения в пространстве огромных народов – по замыслу монаха Викентия все должно быть отражено в «Великом зерцале». К большому сожалению, в труде этом отражены не только мудрые мысли первосвященников, но и ложные мысли тех, чьи работы занесены в список книг, не рекомендованных Святой церковью к чтению – индекс либрорум прохибиторум.
Ганелон глубоко вник в суть гордыни, овладевшей лукавым монахом.
«Един и неделим прекрасный мир природы, и живет он едиными для природы законами. И центр этого мира есть человек. Голова его устремлена в небо. А на голове человека два глаза, подобно свету Солнца и Луны. Дыхание человека подобно главному элементу природы – воздуху, ибо как дыхание порождает вдох и выдох, так и в воздухе происходит движение ветров. Живот человека – море, ибо в животе в конечном итоге собираются все жидкости, подобно тому, как все воды в конце концов собираются в море. Ступни человека – земля, поскольку снаружи они сухи, а внутри содержат жир. Истинный разум пребывает в голове человека, возвышающейся над телом, как Бог на небесах, который обозревает весь мир и управляет всем миром».
Но разве законы единого и неделимого мира установлены не Богом?
Как можно, горбясь над пыльными мертвыми книгами и зная низкую суть грешного человека, сравнивать эту суть с сутью того, кто дал начало всему? «Соль – это продукт сгорания, – пишет в «Великом зерцале» монах Викентий из Барре. – Соль – это тонкое пеплообразное вещество, которое сначала поднимается в воздух с поверхности земли вместе с испарениями, а потом с ливнями падает обратно в море, особенно сильно с осенними ливнями». Может, подобное знание и угодно Святой римской церкви, но распоряжаться им имеет право только она сама.
Три года корпит Ганелон над выписками из рукописных книг монаха Викентия из Барре. Эти выписки Ганелону доставляют тайно. Их доставляют надежные люди, которых еще много среди монахов монастыря, в котором трудится нечестивый Викентий. Строка за строкой Ганелон просматривает извилистый путь мыслей монаха Викентия, отыскивая в «Великом зерцале» хотя бы намеки на те чудесные знания, что были почерпнуты им когда-то вместе с Амансультой, прозванной Кастеллоза, из темных книг, найденных в тайниках Торквата.
Так хочет Святая римская церковь.
«Великое зерцало». В описаниях зверей монах Викентий из Барре по привычке следует древним физиологам – многословным ученым трактатам, подробно толкующим нрав и повадки всяческих тварей. А в небесной механике – Птолемею. А в метеорологии – Аристотелю и Сенеке. «Собрание достопамятных вещей» Солина, комментарий Макробия к «Сновидению Сципиона», все двенадцать книг «Этимологии» Исидора Севильского, «Перикл Эритрейского моря», лукавый Марциан и едкий Лукиан, казненный Нероном, ясновидящая Хильдегунда Бингенская, ученый Рабани Мавр, даже сарацин ал-Фаргани, знавший все о небесном своде, – десятки голосов звучат в текстах «Великого зерцала». Не может быть так, чтобы не звучал среди них голос Торквата».
«…на полюсах и на экваторе жизнь невозможна, там вечный холод и жар, – разве монах Викентий не знает этого? И как он может утверждать, что даже у промерзших насквозь полюсов и в огне экваториального пояса существуют некие люди? А если это обстоит так, то как проповедовать Евангелие людям, навсегда отрезанным от Святой римской церкви вечными льдами или огненным поясом? Как узнают несчастные о том, что Иисус умер и за их грехи?
«Огонь – тонкий, быстрый, подвижный…
Воздух – подвижный, острый, плотный…
Вода – плотная, тупая, подвижная…
Земля – плотная, тупая, неподвижная…»
Монах Викентий из Барре изучил не одну монастырскую библиотеку.
И все же хорошо что-то изучить – еще не значит истолковать изученное правильно.
Энергия Вселенной, огненный эфир – вот высший круг неба. И этот высший круг отделен от всего остального особой границей. Иначе нельзя, иначе огненный эфир может сжечь все живое. Господь мудр, он создал Солнце, оно питает теплом весь мир. Но Господь больше, чем мудр: чтобы не прожечь небосвод, он пустил вокруг Солнца особые воды. Это совсем особые воды, утверждает Викентий из Барре. Они не стекают вниз, так как природа их неподвижна и тверда, как лед. При этом они выдерживают любой жар, а само Солнце прикреплено к небесной сфере не жестко, а обладает неким своим движением, которое в итоге вызывает и засуху, и болезни, и нашествия саранчи.
Грех! Большой грех! Только еретик способен так явственно подчеркивать мнимое несовершенство созданного Господом мира. Только еретик не может понять, что гибель и смерть, как бы они ни выглядели и чем бы ни вызывались, ниспосылаются на землю в наказание – за сомнения, за смуту души, за недостаток веры. Не в тайной ли, тщательно скрываемой боязни будущего наказания кроется причина многочисленных умолчаний монаха Викентия? И где сейчас книга, резной уголок с переплета которой Ганелон до сих пор хранит завязанным в свой пояс? Действительно ли эта книга, ушедшая из его рук в замке Процинта, потом в Риме, в Венеции, в Константинополе, дает еретикам возможность золотоделания или находки великого эликсира?
Уже три года Ганелон тщательно занимается рукописями монаха Викентия из Барре.
Специальные люди, о которых монах Викентий не догадывается, тайно, но тщательно переписывают все его тексты и доставляют брату Ганелону в Дом бессребреников. А брат Одо оберегает покой Ганелона. Он не устает ему повторять: ищи книги Торквата. Он не устает повторять: ищи следы старинных книг, научающих грешников создавать золото из глины, костей, даже из сточных вод.
«Для того, чтобы достичь глубин познания, не всегда следует искать тайных проходов. Иногда достаточно поднять уровень вод». Так говорила Амансульта. И она не смогла использовать найденные чудесные знания для своего спасения. Одна эпоха сменяет другую, человек совершенствуется, но ход времени ему неподвластен. Одна эпоха сменяет другую, но никогда никакая новая эпоха не повторяет предыдущей. Каждая новая эпоха противоположна предыдущей по своему духу. Век золотой – век железный. Подъем Рима и упадок Рима. Дух возвышен, потом падение в бездну. Как правильно истолковать вечный круг, завораживающий слабые умы?
Брат Одо предполагал: может быть, там, на краю событий…
Ганелон возражал: но истинное время везде течет медленно…
Брат Одо возражал: да, истинное время везде течет медленно, но грешные идеи сражают неподготовленную душу стремительнее, чем стальной кинжал…
А еще говорил брат Одо: созерцательный человек – это опасный человек. Созерцательный человек опаснее человека дела. Последнего можно сокрушить словом или кинжалом, а первый точит и точит, как червь, в тиши бесчисленных монастырских библиотек. Такой человек, тихий и незаметный, ходит рядом. Так же тихо и незаметно он заражает нас ядом богопротивных мыслей, колеблет мир, нарушает равновесие. Он утверждает, гордыней объятый, что все якобы повторяется. Пусть уже на иных кругах, но повторяется. Он говорит: приходит момент, когда Солнце и планеты принимают такое положение, какое они уже имели когда-то, и тогда опять все повторяется. Новый великий понтифик предает анафеме нового еретика черного барона Теодульфа, новый граф Болдуин Фландрский становится новым императором Константинополя, новый дож Венеции заново разделяет мир, присоединяя Ионические острова, Крит и Эвбею, а новые паломники вновь берут Зару и Константинополь, а новый маршал Шампанский вешает на воротах взятого штурмом города городов многочисленных мародеров, каждому нацепив на шею золотой экю, а некая новая, как бы и не исчезавшая Амансульта, прозванная Кастеллозой, вновь и вновь тщится открыть тайники Торквата.
