останусь. Подготовиться надо.
Цикада посмотрела на мой рюкзак. Облизала ярко-розовые губы.
— Ты его не…
Я усмехнулся.
— Я же не совсем конченый. Мне делать нечего, что ли? Офицера госбезопасности валить. Нет, мне другое надо. Приручить. Ты иди. Постарайся за полчаса все дело решить. Максимум за час. Поставь на транзисторе тихую музыку. Не громкую. Если услышишь посторонние звуки — щелчки, стуки, шорохи, — постарайся отвлечь его.
Цикада кивнула. Встала, вышла. В номере тоже пушистые ковры. Но перед дверью ее каблуки громко застучали.
— Меня зовут Полина, — сказала она. Напоследок. И вышла.
Я посидел. Чуток. Чтобы сосредоточиться. Потом бросился в спальню. Огляделся.
Где бы спрятать магнитофон? Лучше незаметно. Чтобы у Грешникова не возникли лишние мысли.
Я заглянул под кровать. Да, точно. Сюда. Ковер густой. Укроет. Сверху можно положить еще коврик. А шнур пустить под ковром.
Я достал магнитофон. Осмотрел. Хорошая вещь. Улучшенная. Множество стрелок-индикаторов. Кнопочки, рычажки. Ролики для вставки пленки. Сквозной канал с тремя головками. Почти как студийная аппаратура.
Так, где тут запись звука. Да тут даже «реверс» есть. Надо же. Умеет крутить катушку и назад. И вперед.
Но сначала надо попробовать. Я положил магнитофон под кровать. Спрятал. Включил запись звука.
Лег на мягкую кровать. Сказал негромко: «А-а-а!». Подвигал туловищем. Кровать чуточку скрипнула.
Слез. Достал магнитофон. Выключил запись. Перемотал пленку. Включил.
Сначала тишина. Потом приглушенное: «А-а-а!». Голос мой. Узнать можно.
Я снова спрятал магнитофон. Встал. Осмотрел комнату. Нет, не видно. Включил запись.
И вышел из номера. В конце коридора увидел дежурную. Спросил жестами, где свободный номер? Она указала влево.
Я открыл пятьсот тридцать четвертый. Только зашел, как услышал вдали голос Грешникова:
— Что же такого важного ты хочешь сказать, милая?
Каблучки Полины зацокали по паркету. Потом стихли. Это девушка ступила на ковер. Они шли к пятьсот тридцать седьмому номеру.
— Сейчас увидишь, милый, — ответила Цикада.
Следующие сорок минут я сидел в укрытии. Ждал.
Не сидел на месте. А торопливо ходил по гостевой комнате. Туда-сюда. Иногда грыз ногти. От волнения.
Дверь запер на ключ. Каждую секунду ждал, что в номер начнет ломиться разъяренный Грешников. Со звериным рыком: «Подставить меня вздумал, сука⁈».
Но нет. Все тихо и спокойно. Чтобы отвлечься, я осмотрел номер. Точно такой же, как и пятьсот тридцать седьмой.
Правда, занавески и коврики другого цвета. Зеленые, с красными и оранжевым шарами. Испещренными черными точками. Вроде арбуза, что ли?
Я включил телевизор. Цветной «Электрон 705». О пульте еще и не слыхивали. Я покрутил ручку переключения каналов.
Показывали передачу «Твоя ленинская библиотека». На другом канале чуть интереснее для меня. «Экономические резервы социализма». Диктор утверждал, что мы развиваемся бешеными темпами. Я машинально переключил еще. Фильм «Почему снег белый?». На фоне — быт деревни зимой.
Я оставил этот канал. Прекрасные пейзажи. Успокаивают.
Время шло. Никто не вламывался в номер. Все тихо. Наконец, я услышал шум в коридоре.
Подошел к двери. Прислушался. Прижал ухо к зазору. Между дверью и косяком. В ухо сразу подул легкий сквознячок.
— Мы еще встретимся, милая, — слащавый голос Грешникова. Довольный. Получил свое, кобелина. — Я тебя навещу.
Стук закрываемой двери. Легкие шаги по коридору. Приглушенные ковром. Потом еле слышно, потому что вдали:
— Как дела, Любаша? Одиссея так и не видела? — бодрым беззаботным тоном. — Ну хорошо. Сиди, работай. Солдат сидит, в служба идет.
И довольно расхохотался. Потом смех утих вдали.
Я подождал еще минуту. Потом вышел. Поглядел вдаль. В конец коридора. Там сидела Любовь Михайловна. Бледная, как полотно.
Я приложил палец ко рту. И вошел в пятьсот тридцать седьмой номер.
Полина вышла навстречу. Из ванной. Уже успела одеться. И слегка подкраситься. Вроде бы никаких изменений.
Я не стал ничего говорить. Вспомнил о прослушке. Жестом спросил, как дела.
— Все в порядке, — ответила Полина. Потом поджала губы. — Как обычно.
Я кивнул. Указал на дверь. Мол, выметайся. Наклонился к ней. К уху.
— Чтобы ни случилось, молчи. Ты ничего не знала. Вообще. Поняла? Но я постараюсь, чтобы он к вам не лез.
Полина кивнула. Взяла с кровати сумочку. Сунула туда расческу и косметику. Подхватила кофточку со спинки кресла. И вышла. На меня не смотрела.
Я подождал, пока она закроет дверь. Потом запер на ключ. Побежал к магнитофону.
Откинул коврик. Выключил запись. Достал устройство. Перемотал пленку. Бобины с визгом завертелись.
Снова включил запись. С самого начала.
Сначала ничего. Минут пять. Потом стук двери. Снова цоканье каблучков. Всего пару раз. И голос Грешникова:
— Ну, о чем хотела поговорить?
Шорох, звяканье бокала. Потом голос Полины:
— Ни о чем. Просто, мне нужны деньги. Срочно.
Грешников помолчал. Потом ответил:
— У меня нет денег. Но я могу защитить. Если кто-то угрожает. Только заплатить придется. Ты знаешь, как.
Снова молчание. И голос Полины:
— Я согласна.
Я послушал еще минут пятнадцать. Остался доволен. Все, что надо, записано. Грешников пал жертвой страсти. И его грехопадение зафиксировано. Бесстрастным устройством звукозаписи.
Так. Теперь надо бы сделать копии. Несколько штук. Это и будет первым заданием для Бочки.
Я упаковал магнитофон обратно в рюкзак. Огляделся. Кстати, а здесь есть «жучки» конторы? Наверняка они тоже записали грехопадение Грешникова. Или он имеет к ним доступ?
Вышел из номера. Улыбнулся дежурной. Проходя, потрепал по плечу.
— Все в порядке, Любовь Михайловна. Все в порядке.
Но нет. Не совсем в порядке. На первом этаже я наткнулся на Грешникова.
Как назло. Тот торопливо шел по коридору. Увидел меня. Резко остановился. Как будто наткнулся на стену.
— Ага, вот ты и попался, — Грешников нехорошо улыбнулся. — На ловца и зверь бежит. Ну-ка, пойдем. Поговорим.
И цепко схватил меня за локоть. Я не стал сопротивляться. Ладно. Чем раньше поговорим, тем лучше.
Мы прошли через лабиринт коридоров. Грешников сосредоточенно смотрел вперед. Похож на бульдога, схватившего кость. Все также держал меня за руку.
Вошли в его кабинет. Грешников закрыл дверь на ключ. Усадил меня в кресло. Рядом со столом. Свирепо улыбнулся.
Подошел, достал лист бумаги. Ручку. Бросил передо мной. С оглушительным стуком.
— Пиши. Быстро. У меня мало времени.
Я поглядел на бумагу.
— Зачем же так? С ручкой. Сломать можно.
Грешников сдавил мне плечо. Своей ручищей.
— Пиши, гнида. Или я тебя…
Я высвободился. Открыл горлышко рюкзака. Показал магнитофон.
— Ты недавно неплохо развлекся, Илюша? С Цикадой. Вот здесь запись. Вернее, копия записи. Оригинал уже в студии. С него делают десять копий. Которые я могу выслать твоему начальству. Хочешь? Оказывается, твой образ действий полностью соответствует твоей фамилии.
Грешников отпустил меня. Лицо растерянное. Совершенно. Не мог сказать и слова.
Я не стал доставать магнитофон. Чтобы не провоцировать Грешникова на драку. И попытку отобрать.
Воткнул шнур в розетку. Перемотал немного запись. Включил. Как раз на самом интересном месте. На пленке Грешников стонал от сладострастия.
— Да, Цикада красивая девушка.
Грешников ошеломленно опустился на стул. Смотрел на меня круглыми глазами.
Я огляделся по сторонам.
— На всякий случай предлагаю перейти в ванную.
Собрал шнур обратно в рюкзак. Закинул на плечо. Встал, перешел в ванную. Включил воду на кране на полную мощность. Крикнул:
— Ну же, иди сюда. Поговорить надо.
А сам сел на краешек ванны. Через пару секунд вошел потрясенный Грешников. По правилам, он не имел права спать с проституткой. Если узнает начальство, будут большие неприятности.
— Подойди ближе, — я поманил его пальцем. — Давай договоримся, Илюша. Слушай меня. Я не хочу ломать твою карьеру. И портить с тобой отношения. Наоборот. Все это я сделал, чтобы ты не требовал от меня бумаги. На сотрудничество. И все. Больше мне ничего не надо. Эта запись — просто гарантия моей безопасности. Если ты не будешь лезть ко мне, я не буду пускать ее в ход.
Я положил рюкзак на колени. Грешников внимательно слушал. И молчал. Интересно, он не думает о том, чтобы утопить меня в ванной? Или задушить шнуром от магнитофона?
— Мы с тобой можем хорошо сотрудничать, — я решил дать пряника вместо кнута. Вода с силой била в эмалированное дно ванны. На подставке висели мохнатые полотенца. — Смотри
