Здесь мистер Снорем снова зашелся смехом, твердой рукою отмахиваясь от жалких попыток поверенного обелить себя. Все еще покачивая головой из стороны в сторону, словно не веря тому, что ему довелось увидеть и услышать, коридорный удалился из залы и вернулся на свое место напротив регистрационной стойки.
– Вот вам живое свидетельство упадка нравов в этом графстве, – промолвил мистер Доггер, обводя блестящими глазками аудиторию. – Слуги нынче совсем распоясались. Прискорбный факт, причем снисходительные церковники такое положение дел только поощряют, отвращаясь от освященных временем нравственных и религиозных заповедей: об этом я уж сколько раз твердил нашему почтенному викарию. Низшие классы словно позабыли свое место и джентльменам-профессионалам никакого уважения не выказывают. Возмутительно, спору нет; однако уж так нынче повелось в мире. И хватает же наглости у некоторых людей: просто ушам своим не веришь! Этот парень плохо кончит; сами понимаете, из свиного уха кошеля не выкроишь! Том Доггер не из тех, кто на пустом месте придирается к ближнему своему, но в дурные времена мы живем, сэры, вот что я вам скажу, – в дурные времена!
Коротышка-доктор с мистером Доггером согласился, пусть только из вежливости. Да, верно, слуги нынче совсем от рук отбились. Вот и самому мистеру Твиду некогда больших трудов стоило подыскать в Вороньем Крае человека надежного; по счастью, теперь он живет на квартире, которая ни дать ни взять – укрепленный замок; врата его стережет свирепая хозяйка-шотландка, она же и стряпает, а дочки ее стирают и моют, так что в слугах он потребности не испытывает.
– У нас в Проспект-Коттедже слуга – отпетый лодырь и лежебока, – посетовал поверенный. – Моя жена к нему неоправданно снисходительна; вот мы его и держим. Делать он ничего не делает, зато протестует да жалуется: он, дескать, лучший работник во всей деревне, трудится с рассвета до ночи, спины не разгибая! Сам-то я ему не доверяю; поручаю всякие пустяки, с которыми, на мой взгляд, он способен управиться. В Коттедже парень изображает из себя что-то вроде управляющего, однако лишь по названию, ибо титула столь громкого никоим образом не заслуживает. Вообще-то он состоит под началом миссис Доггер; я с ним дела почти не имею. Вместо того я нанял в деревне молодого клерка, парнишку книготорговца, чтобы помогал документы переписывать.
– Стало быть, в доме у вас всем распоряжается супруга? – простодушно осведомился доктор Твид.
Поверенный ощутимо напрягся, нос и брови вновь дернулись вверх. Он откашлялся и с достоинством сообщил доктору, что в Проспект-Коттедже всем распоряжается его хозяин и никто иной; что так было и будет всегда; что только благодаря стараниям Тома Доггера, только благодаря его рассудительности в выборе жены и слуг, продержавшихся в доме вот уже много лет, Проспект-Коттедж стал таков, каков он сегодня.
– Очаровательный домик, – докончил поверенный с подчеркнутым достоинством, – в таком всякий джентльмен рад был бы шляпу повесить.
Коротышка-доктор поулыбался, откашлялся, прикрыв рот ладошкой, и порадовался вслух удаче своего нового знакомца. На том игроки убрали кии к вящему разочарованию зрителей, каковые вскорости и разошлись.
Мистер Доггер прикинул, что самое время ковать железо, пока горячо, и ревностно взялся за дело.
– А не хотите ли заглянуть ко мне в Проспект-Коттедж? – предложил он, затеяв выманить доктора из общей залы. – Это совсем рядом; мы в два счета обернемся. Там, в конторе, нас никто не потревожит. Моя супруга и вышеупомянутый лодырь нынче на ярмарку отправились.
– Я бы с превеликим удовольствием, – отвечал доктор Твид, снимая с вешалки шляпу, – но, боюсь, времени у меня уже нет. Карета вот-вот отбудет. Однако по возвращении из Малбери я снова здесь задержусь; вот тогда-то мы и побеседуем по душам.
Мистер Доггер выразил свое глубокое разочарование, причем совершенно искренне.
– Чудесные у вас тут места! – промолвил доктор, направляясь к дверям; по двору разносился зычный голос кучера, скликающий пассажиров. – Чудесные, иначе и не скажешь! Что за ясные небеса! Что за великолепный, благоуханный лес! Что за монументальные горы! До чего приятно будет возвратиться – и возобновить наши переговоры, уже на деловой основе. Просто-таки с нетерпением предвкушаю этот день.
Мистер Доггер засвидетельствовал свою немалую радость по этому поводу, и джентльмены пожали друг другу руки: один – весь из себя прямой и вострый, с глянцевыми, точно отполированными глазками, второй – весь из себя приземистый, кругленький, с блестящим взглядом. Доктор поднялся в карету и присоединился к прочим пассажирам. Дверца с лязгом захлопнулась, стражник протрубил в маленький витой рожок, просвистел хлыст, лошади всхрапнули; карета с грохотом выкатилась со двора, набрала скорость и исчезла.
А поверенный, с головой погрузившись в мысли и в благоуханную атмосферу леса, возвратился в уютную общую залу, к новой пинте хвойного пива. Он развалился в мягком кресле у очага под трофейной головой саблезубого кота и взялся было за газету. Но сей же миг почувствовал, что веки у него слипаются; а такого за мистером Доггером вообще-то не водилось. Возможно, подействовало пиво; хотя скорее всего все дело было в снах.
На этой неделе сны одолевали его вот уже несколько ночей: безумные, фосфоресцирующие галлюцинации, исполненные угрозы и ярости, и такие пугающие, что в самый разгар их мистер Доггер резко просыпался. Однако всякий раз видение мгновенно забывалось, оставляя по себе лишь раздражение и беспокойство. Отвратительные кошмары, сути которых, пробудившись, никак не вспомнишь, – полагаю, такого рода явления способны растревожить любого, даже самого респектабельного из джентльменов. Ежели с самим сквайром Далройдским такое случалось, отчего бы и не с почтенным поверенным, отчего бы не с хозяином Проспект-Коттеджа? Как служитель закона мистер Доггер привык иметь дело с фактами. Но поскольку от видений этих в памяти не оставалось ни следа, значит, не было и никаких фактов, что раздражало юриста до крайности. Однако ж мнилось ему, что все эти сны начинаются одинаково: за открытым створным окном его спальни слышался шелестящий шорох, и некое существо вроде птицы, угнездившись на подоконнике, заглядывало внутрь.
Той ночью мистеру Томасу Доггеру тоже пригрезится сон-другой, однако в отличие от всех предыдущих эти прочно отпечатаются в памяти. Он увидит себя в общей зале «Герба», у бильярда, вот только будет он никаким не поверенным, а округлым и пузатеньким бильярдным шаром на зеленом войлоке. На бортике пристроилась сова – или, скорее, тварь, изрядно смахивающая на сову. Впрочем, ощущается в ней нечто отчетливо несовиное, особенно в глазах, что пылают зеленым огнем под нависающими светлыми бровями; в призрачно-белом лице, в неопрятных темных волосах, что торчат на ее голове во все стороны, и в премерзком, как мнится мистеру Доггеру, нраве. Выпустив когти, с пронзительным криком птица бросается на пузатенький шар. В этот самый миг мистер Доггер закричит во сне, резко сядет в постели и оглядится по сторонам. Сердце затрепещет у него в груди, точно крылья на ветру. Он критически оценит ситуацию, убедится, что решетки и ставни на окне в полном порядке. Нальет себе воды из кувшина у изголовья кровати. Выпьет – и вновь откинется на подушку.
Очень скоро мистеру Доггеру будет другой сон: на сей раз ему привидится, как по зеленому войлоку катается крохотный человечек в форме бильярдного шара, причем никто иной, как седовласый и румяный коротышка-доктор. А сам он, простак-провинциал Том Доггер, станет гонять превратившегося в шар клиента кием. Это видение понравится ему куда больше; опять же и к дремоте оно весьма располагает. Греза померкнет; поверенный уснет и проснется наутро освеженным и бодрым.
Глава 3
ПОД МОКРЫМИ СОСНАМИ
Несколько дней спустя после ярмарки ясные небеса, столь восхитившие доктора Твида, сменились небом иного плана: темные тяжелые тучи, точно грузные галеоны, мощным строем вторглись в бескрайнюю синеву, в то время как по лесистым холмам, над озером и деревней, цепочкой мчались всадники. Утро выдалось морозным и свежим – в самый раз для верховой прогулки, невзирая на предвестия дождя. В Талботской долине тут и там лежали тени от галеонов-туч – ни дать ни взять наброшенное на ландшафт живое лоскутное одеяло из сумерек и света. Свежее, морозное утро вроде этого, с грозными вздымающимися бастионами облаков, просто создано для коней и всадников – и всадниц тоже, ибо в конном отряде наблюдалась по крайней мере одна представительница прекрасного пола.
Во главе всадников на выносливом черном мерине скакал моложавый полноватый джентльмен, чье крохотное личико терялось под шлемом пышных волос: мистер Тони Аркрайт, шильстон-апкотский ветеринар, гордо продемонстрировав гостям недавно народившегося жеребенка, изящного красавчика по имени Юний, пригласил всех проехаться по округе. Друзей, этих энтузиастов седла и шпор, долго уговаривать не пришлось. И хотя рядом с лошадьми, ликующе тявкая, резво носились и собаки – в их числе крохотный бело-каштановый клубок энергии, мистер Забавник Далройдский, – выехали всадники не на охоту, не в погоню за стариной Ренаром-лисом, но лишь освежиться и проветриться, подышать свежим воздухом и полюбоваться великолепными горными пейзажами.
