- Об итогах парижского саммита доложит товарищ Андропов, - объявил Суслов, окая сильнее обычного.
- Для зачина, товарищи, скажу следующее, - начал Юрий Владимирович. – Встречу на высшем уровне организовали англосаксы, Вашингтон и Лондон. Остальные – так, массовка, даже миллиардный Китай. А причины неожиданной инициативы кроются в наших успехах, в нашей активной внешней и экономической политике. Мы создали Восточную Федерацию, сплотив Эфиопию, Сомали, Эритрею и объединенный Йемен. Образовали Сахарскую Арабскую Демократическую Республику. И сумели защитить молодые государства! Мы прямо способствовали территориальному расширению Израиля и Ирака, а недавно помогли прогрессивным силам Ирана свергнуть шаха. Мы поддерживаем национально-освободительное движение берберов в Марокко, Алжире и Ливии. Мы отстояли Польшу, и последовательно углубляем интеграцию соцстран в рамках Восточного Общего рынка. Более того, всё идет к тому, что уже в следующем году мы раздвинем эти рамки – переговоры с КНДР, Монголией, Лаосом, Камбоджей и Вьетнамом ведутся весьма интенсивно…
- Простите, что перебиваю, - глухо заговорил Долгих. – Скажите, Юрий Владимирович, а есть ли перспективы присоединения к нашему экономическому союзу тех же Ирака и Ирана?
- Перспективы есть, конечно… - Андропов сцепил пальцы, и облокотился на стол. – В недалеком будущем можно говорить и о привлечении Афганистана. Но, чтобы все эти планы сбылись, необходимо работать, работать и работать! В общем и в целом, товарищи, именно наш рост, наше развитие и усиление как раз и побудили вероятного противника на переговоры…
Члены Политбюро согласно закивали, переглядываясь и перешептываясь.
- И я еще не упомянул о нашем военном потенциале! – надавил президент, делая широкий жест в сторону министра обороны: - Дмитрий Федорович скажет об этом лучше.
Устинов, сидевший немного набычась, кивнул.
- Что говорить, товарищи, - пророкотал он. – Не будь нашего присутствия в Аравийском море, американцы обязательно решились бы на поддержку саудовцев с моря и с воздуха. Поэтому, кстати, я полностью поддерживаю товарища Огаркова – нам нужен сильный океанский флот!
По залу прошел ропот, перемежаясь смешками.
- Ну, да, - хмуро улыбнулся министр обороны, - ну, да… Помню свой запал и безграничную любовь к танкам! Да, был неправ. Танки остановят китайцев, если те попрут, а Запад делает упор на авиацию. Соответственно, на десантные вертолетоносцы и ударные авианосцы. Даже у вшивой Франции таких два, «Клемансо» и «Фош», и у англичан парочка сыщется, а у нас – ни одного! Заложили, правда, два авианесущих крейсера, «Харьков»[2] и «Ригу», один на двадцать самолетов, другой – на полсотни, но когда их зачислят в состав флота? Лет через пять, как минимум…
- Ну, будет, будет, Дмитрий Федорыч! - смешливо прищурился Брежнев. – Тебе годика через два «Киров» передадут, да и «Атланты» на подходе. А ты тут военно-морские страдания развел! – развернувшись всем корпусом к президенту, председатель КПСС бодро заговорил: - Причины серьезные, что и говорить. А следствия? Выгадали мы чего от этого саммита?
«Ревнует, что ли? – мелькнуло у Андропова. – Или завидует Леня?»
Вслух он сказал, суховато и не вдаваясь в детали:
- Мы с Фордом подписали предварительное соглашение по ОСВ-II. Полноценный договор подмахнем, надеюсь, к концу года в Вене. Будем готовить договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов… Пока СНП-I. Что еще… На полях саммита встречались с Хуа Гофэном, хотели привлечь его на свою сторону, но товарищу Хуа, как капризной невесте, «надо подумать». Я не удержался и намекнул, в том смысле, что думать надо быстрее. По-моему, он понял намек… Товарищи! – президентский голос набрал твердости. – «Холодная война» продолжается, как бы нам не улыбались и не клялись в мире и дружбе! Хуже того, против нас затевается экономическая война, война санкций, эмбарго, блокад, пошлин и квот. Я запряг академиков, и прогноз неутешительный – у нас всего год или два, чтобы заместить импортное оборудование и делать его самим. В первую очередь, электронное и нефтегазовое…
- Не пугай, Юра, - заворчал Леонид Ильич, насупив косматые брови. – Когда нам легко было? И сами покумекаем, и буржуев приманим – пускай нам через третьи страны, через подставные фирмы тягают «запрещенку»! Они ж за лишний цент удавятся! Хе-хе… Так что… - он шлепнул ладонями по столу. – Справимся! Куда мы денемся…
Пятница, 2 сентября. День
Зеленоград, аллея Лесные Пруды
С вечера задул холодный ветер, словно природа строго следила за календарем. Сентябрь? Так, всё – лето кончилось! Добро пожаловать в осень.
И впрямь, кое-где среди буйной зелени зажелтели мазки увядания, уже и первые жухлые листья полетели наискосок.
Я сделал глубокий вдох. Нет, печальная, чуть-чуть грибная прель пока не тревожила обоняние, запахи гуляли летние – натягивало вянущей травой и сухой, нагретой солнцем землей.
Люблю унылую пору. И вовсе не стариковская натура причиной тому, мне с детства нравилась сырая осенняя прохлада, и шорох опада под ногами. Ах, эти плавные и грустные промельки наискосок! Желтые лоскутики с полураздетых берез… Красные лапчатые с крепеньких кленов… Цвета застарелой ржавчины, жесткие и выпуклые – с кряжистых дубков.
В пору листопада людей охватывает меланхолия. Ведь ничего более не отвлекает от дум – ни жара, ни духота, ни пыль. И разве бывает в летнюю ясность такое бездонное, пронзительно-синее небо? Августовская лазурь – выцветшая, линялая будто, а тут…
Я запрокинул лицо, окунаясь в вышнюю синь… Улыбнулся: правду говорит Рита – иногда физика заносит в лирику.
- Миша-а!
По ступеням от подъезда затрудненно сбежала Настя, волочившая огромный картонный ящик, куда мама аккуратно свалила вещи. И начертать изволила размашистым росчерком: «Зимн.» Ну, зимн, так зимн…
- Держи!
- Держу… Много еще?
- Да все уже! – отчиталась Настёна. – Костя с ребятами мебель вывез… Так, - задумалась она. – А книги?
- Здесь, - я успокаивающе похлопал по кузову-багажнику, набитому коробками.
- Тогда… - сестренка задрала голову, высматривая «свою» лоджию, постепенно превращавшуюся из родной в чужую. – Тогда все!
- А Ритка где?
- А они с мамой уехали, их дядя Филя повез.
- Так ты что, последняя? Как капитан с корабля?
- Ну, да! – хихикнула девушка. – Подбросишь?
- Подброшу, - ухмыльнулся я. – Может, даже поймаю… Садись!
- Ага! – Настя гибко просунулась на переднее сиденье, и завозилась, клацая ремнем.
«Ижик» завелся с полоборота. Заурчал, будто радуясь близящейся езде, и тронулся. Я поглядел в зеркальце, будто прощаясь с аллеей.
Папе сразу предлагали квартиру на площади Юности, но он уперся: «Хочу, чтоб ближе к природе!» Ну, на тебе природу… Новый дом в шестом микрорайоне выстроили прямо на опушке. Тихо, зелено, но до работы далеко – через весь Зелик добираться.
Я вздохнул, и покосился на сестренку – Настя выглядела рассеянной и задумчивой, ее губы почти незаметно изгибались, словно готовясь улыбнуться.
Поглядывая на дорогу, я выехал на Сосновую аллею. Меня и самого тянуло неспешно, под осеннее настроение, перебирать тягучие мысли. Нет, лишнего не скажу – за лето моя жизнь устоялась. Муть осела, соленая влага подсохла.
Иногда только, вот как сейчас, посещала стыдная неуверенность – я сомневался в собственном разумении. Мучительное, раздражающее состояние! Как будто упустил что-то, недопонял, недодумал. Или просто воспринимал окружающее в обманчивой простоте, не испытывая смысл на прочность?
Взять того же Рокфеллера. Ведь он же желал моей смерти, боясь, что послезнание откроется не ему. А теперь что? Угомонился, преисполнившись благодарности и смирения? Спасибо, мол, поправил здоровье. А что ему мешает позвать Аидже? Унять тахикардию у индейца получается не хуже моего.
