говорю: так и случится.
Марго погладила Николая по руке. Одарила мужа улыбкой.
— Мой Коля сильный и умный, — сказала она. — Он не отступит и не сдастся. Всегда добьётся своего. Я в этом абсолютно уверена. Он как та гора, которую не подвинут. Большой и крепкий, неприступный. Эти старики из горкома сломают о него свои гнилые зубы.
* * *
Свой день рождения я не планировал отмечать сегодня. Думал, что (как и в прошлом году) совмещу его празднование с празднованием дня рождения Кирилла. Двадцатого апреля (в воскресенье) мы с Леной проснулись в съёмной квартире. Котова меня поздравила, подарила мне подарки. А ровно в полдень наше уединение нарушили нагрянувшие к нам без предупреждения Николай и Марго. Они подарили мне позолоченный зажим для галстука (заявили, что в Москве он мне пригодится). Лена в спешном порядке принарядилась (перед приходом Уваровых мы с ней валялись в постели) и поспешила на кухню.
Мы с гостями разглядывали в гостиной (она же спальня) цветы, пока Лена накрывала на стол. Я демонстрировал Марго и Николаю пустившуюся вдруг весной в бурный рост финиковую пальму. Вручил им для ознакомления подаренные мне Бурцевой открытки с видами Москвы. Похвастался фотографией стоящих на фоне Эйфелевой башни Владимира Высоцкого и Марины Влади. Маргарита Лаврентьевна посмотрела на фотографию из Парижа и вдруг снова вспомнила о своём бывшем муже. Она продолжила ту же тему, которую поднимала две недели назад при похожих обстоятельствах.
Марго вернула мне фото Высоцкого и сообщила, что Наиль Рамазанов недолго оставался без личного автотранспорта.
— Рамазанов купил новую машину? — спросил я (для поддержания разговора, а не из любопытства).
— Выиграл в лотерею, — ответила Марго. — Негодяй.
— Повезло ему, — сказала я.
Маргарита Лаврентьевна усмехнулась. Покачала головой.
— Да какой там, повезло, — произнесла она. — Это Валерий Борисович подсуетился. Его водитель. Наиль его в Москву отправил. С деньгами. За подержанным «Жигули». А Валерий Борисович привёз ему выигрышный лотерейный билет.
Марго вздохнула, нахмурила брови.
— Валерий Борисович этот билет купил в Москве. У какого-то гражданина, которому автомобиль не понадобился. Заплатил за него почти вдвое дороже, чем этот гражданин получил бы за свой выигрыш от государства. Наиль похвастался билетом мужу моей сестры.
Николай хмыкнул, но промолчал.
«Как интересно», — подумал я.
Поинтересовался:
— Что за машину выиграл Рамазанов?
Увидел, как Маргарита Лаврентьевна нахмурила брови.
— Новую «Волгу», — ответила Марго. — ГАЗ-24. Такую машину сейчас просто так не купишь. Только если по специальному разрешению из Москвы. Ну, или в лотерею выиграть. Рамазанов вчера хвастал, что выигрышный билет ему всего лишь в двадцать тысяч обошёлся.
Она сверкнула глазами и заявила:
— Надеюсь, что он разобьёт эту «Волгу» так же, как и свои «Жигули».
* * *
Поездку к родителям я откладывал до самого конца апреля. Поехал в посёлок вечером во вторник двадцать девятого числа. Мама и папа удивились моему внезапному визиту; поинтересовались, что у меня случилось.
Я усадил их на диван во «второй» гостиной и сказал:
— Случилось. Точнее, скоро случится. Но вы не пугайтесь и ни в коем случае не рассказывайте никому то, что сейчас услышите.
Рассказал родителям придуманную ещё зимой историю, в которой участвовало КГБ в лице Евгения Богдановича Бурцева и представитель высших эшелонов КПСС в лице дедушки Насти Бурцевой. Я заявил папе и маме, что участвую в важной «секретной правительственной операции» по борьбе с коррупцией и предательством партийного руководства нашего города. Причём, являюсь в этой операции важнейшим звеном: «законспирированным агентом». Преподнёс папе и маме свои поездки в Москву в новом свете: признался, что ездил в столицу не только ради развлечения.
Намекнул, что «там» с меня взяли «подписку о неразглашении секретных сведений». Пояснил, что сообщаю родителям эту «сверхсекретную информацию» только из-за боязни, что у мамы от волнения пошатнётся здоровье (в моей прошлой жизни мама в первый раз «слегла» с предынсультным состоянием на следующий день после ареста Кирилла). Пообещал родителям, что вскоре они услышат обо мне много лживой и «грязной» информации. Заявил, что это станет первым этапом «борьбы спецслужб СССР с новосоветскими коррупционерами и иностранными агентами влияния».
— Мама, тебя это особенно коснётся…
Я стребовал у мамы обещание, что она даже под строжайшим секретом не сообщит никому ни в посёлке, ни на работе о моём участии в «разгроме ячейки предателей». Пояснил ей, что от этого будет зависеть не только моя жизнь, но и «ход всей операции». Снова напомнил, что этим разговором я «ставлю под удар» не только себя, но и «московских товарищей». Накапал маме валерьяны. Поцеловал её в лоб. Похлопал по плечу непривычно бледного отца. Сообщил родителям, что я их очень люблю. И что я «честно выполню свой долг перед Родиной — назло всем врагам и предателям».
* * *
Первого мая я отправился вместе с сокурсниками на демонстрацию (нарядный, с блестящим комсомольским значком на левой стороне груди). Этот факт удивил не только старосту и комсорга моей группы, но и Артура Прохорова. Артурчик ухмыльнулся и заявил, что присутствие на торжественном шествии Чёрного — «это не к добру».
Мы с Кириллом пронесли по проспекту мира огромный красный транспарант с белой надписью «Да здравствует Первомай — праздник солидарности трудящихся». От похода с Артурчиком в кафе я отказался. После демонстрации мы с Котовой приехали в нашу съёмную квартиру. Там я сообщил Лене, что этой ночью она уедет в Москву.
Лена словно не замечала стоявшую перед ней на кухонном столе чашку с кофе. Она недоверчиво смотрела на моё лицо. Будто высматривала на нём признаки того, что я пошутил, когда сообщил ей о ночной поездке в столицу. Котова так и не принесла в нашу съёмную квартиру халат — она упрямо носила здесь мои рубашки. Сейчас Лена сидела за столом в голубой венгерской рубашке, которую я в январе приобрёл в ГУМе. Её каштановые кудри блестели. В глазах Котовой отражался проникавший с улицы в кухню яркий солнечный свет. Я вдыхал запах кофе, смешавшийся с ароматом духов «Иоланта». Слушал тиканье часов, чириканье прятавшихся в листве деревьев птиц и рычание проносившихся по шоссе автомобилей.
— Серёжа, зачем нам в Москву? — спросила Котова. — Ты говорил: в мае что-то случится. Что-то, из-за чего тебя могут арестовать. Это произойдёт в Москве? Ты обещал, что расскажешь мне об этом.
Лена взглядом указала на папку с
