— А зачем вы такой частокол отгрохали? Неужели больные бегут? — тут вдруг меня поразила догадка, — кормите, наверное, только лечебными травами людей?
Лукинья мигом посерьёзнела.
— Что ты, батюшка, вот тебе крест, — лекарка размашисто на меня, как на святого, перекрестилась. — Всё совсем наоборот! Частокол возвели для предохранения от здоровых, кои первое время сюда по ночам лезли. Кормят здесь хорошо! Бывало так, что у Прохора по его бумажкам восемнадцать больных с вечера, а с утречка уже сто восемнадцать человеков по койкам лежать! Во как!
И действительно, вдруг из — за ворот потянуло еле уловимым, из — за хлорки, запахом щей.
— Ладно, лекарка! Особое внимание с Прохором уделите контролю над обработкой одежды и тела здоровых обитателей барачного городка.
Лукинья с Прохором согласно кивали головами.
— Прощевайте! У меня дел ещё много, если какое ЧП — докладывайте местному начальству!
На обратном пути в город, наконец — то начало смеркаться, теперь с чистой совестью можно поужинать и завалиться спать в местной моей резиденции…
На следующий день в Оршу прибыло полторы тысячи литовских переселенцев и ровно столько же покинуло лагерь. Переселенцы в Орше сортировались по их профессиональным занятиям. Наиболее квалифицированные специалисты, в первую очередь, поступали на работу в государственный промышленный сектор, в различные заготовительные службы при заводах, такие как: добыча руды, песка, глины, заготовка дров, угля, дёгтя, селитры и т. д. Во вторую очередь, литовские мастера — ремесленники распределялись среди других «частных хозяйствующих субъектов», поступая на всевозможные судоверфи, лесопилки, мукомольное, кожевенное производства.
Ну а все оставшиеся, главным образом крестьяне и прочие промысловики распадались на два потока. Часть из них направлялось на ПМЖ в сельскую местность, распределяясь там по государственным сёлам — погостам. Оставшиеся попадали в боярские вотчины. Мы просто физически не могли обеспечить пропитание и проживание в государственных землях всего этого переселенческого потока, поэтому и приходилось привлекать боярство, делясь с ним ценным людским ресурсом. Но долго это боярское счастье не продлится, уже готовился законопроект о запрете любых форм рабства и холопства среди моих православных подданных. Я думаю, литовцы — язычники быстро сообразят что к чему, и приняв святое крещение, они переведут все свои отношениях с приютившими их боярами в сугубо деловое русло, строя свои контакты с ними в соответствии с договорными контрактными обязательствами земельной аренды.
В светлицу к боярыне Инеи вбежали две служанки — подружки Млада и Умила, перебивая друг дружку они возбуждённо затараторили, захлёбываясь от собственных слов:
— Глашатае с площадей только что кричали, через час государь в город въедет через Духовские ворота!
— Сказали, что он будет проезжать через окольный город по Большой дороге, а после службы в соборе, по мосту поедет в Ильинский конец, в свой тамошний детинец.
Инея от таких известий подскочила как укушенная, хотя полтора года со своим бывшим полюбовником она не встречалась, но избавиться от насланного на неё Владимиром прямо — таки какого — то любовного наваждения боярыня так и не смогла.
— Сулиславу скажите, пускай весь свой десяток поднимает, в город пойдём! — повелела Инея и при помощи оставшейся Млады приступила к переодеванию, ведь приветствовать въезжающего в город государя надо только в самом лучшем наряде!
— Спрашивает Сулислав, на конях выезжать или пешими пойдём? — быстро вернулась Умила.
— Не иначе как сдурел Сулислав или водки опился! На каких конях!? Он, чай не посадник, а я не княгиня государя верхом встречать! Там толпы народа будут — коней затопчут, а нас засмеют!
— Ясно, боярыня, сейчас сбегаю, передам ему …
— Постой Умила, не спеши! С нами никуда не пойдёшь, останешься с Александром. И вообще я передумала, со мной пойдут только Млада и Сулислав, остальные пускай в хоромах будут, охраняют сына и всё наше добро. Дворовые тыновые ограды снесли во всём городе по указу государя, теперь воришки стали больше шалить, да и тати какие могут залезть, пока хозяев нету.
— Всё сполню, — надулась от обиды Умила, очень уж ей хотелось посмотреть на государя и его конных ратников, и вообще побывать на веселье, что по такому случаю обязательно устроит наместник Перемога Услядович во всём городе.
С улицы доносились крики. К Духовским воротам бежали мужчины, дети и даже некоторые бабы, подтянув для удобства юбки до колен. Людские волны горожан выплёскивались вдоль обочины Большой дороги, по которой должен будет проехать государь со всей своей конницей.
Инея вместе с Младой, следовали по пятам за Сулиславом. Он решительно, словно ледокол, работая локтями, пробивал для девушек проход в самой гуще народа. Так они и добрались почти вплотную к дороге. Вдали уже слышался всё нарастающий прибой приветственных кликов, а колыхавшаяся толпа ещё сильнее сдавила Инею со всех сторон. Церковные колокола во всём Смоленске, повинуясь звонарям, охваченным восторженным исступлением, не умолкая ни на миг, звонили всё громче.
Внезапно в сумасшедшую какофонию колокольного перезвона вплёлся и низкой звуковой волной прокатился над городом чудовищный вздох десятков горнистов.
Из — за поворота появилась конная процессия, с каждой секундой надвигающаяся всё ближе и ближе. Вслед за трубачами верхом на лошадях ехали некоторые смоленские бояре во главе с Перемогой, а сразу за ними появились необычные чёрные всадники, за спинами которых выросли огромные крылья! Люди от этого зрелища разом ахнули, многие соседи Инея начали поспешно осенять себя крестом.
Но думать о том, кто это такие, было некогда, толпа взвыла с новой силой — наконец — то появилась золочённая карета с государём, запряжённая восьмеркой лошадей. По обеим сторонам кареты при полном параде гарцевали восемь ратных воевод, повышенных с полковничьих званий сразу после окончательного присоединения к Смоленску всей Волыни. Инея пробежавшись по лицам воевод быстрым взглядом, сразу всех их узнала — впереди ехали Олекс и Аржанин; две пары в центре составляли Злыдарь, Бронислав, Клоч, Малк; замыкающими были Мечеслав и Беримир.
Теперь, насколько поняла Инея из объяснений Сулислава, каждый ратный воевода будет командовать ратями, состоящими из трёх полков.
По лицам некоторых воевод блуждала улыбка, они заслуженно купались сейчас в лучах славы, впрочем, как и все войска, участвующие в этом проходе через город.
К неудовольствию Инеи, в карету уже успела умоститься государыня. Параскева Брячиславна держала на руках ребёнка, а Владимир крутил головой во все стороны и приветственно махал рукой по обе стороны дороги. Народ неистовствовал, ликовала вся столица. Рядом с Инеей установился громоподобный гул, от которого закладывало уши. Мужики поспешно срывали с себя шапки, бабы визжали ещё пронзительней. Из окон теремных хором и домов, толкаясь между собой, высовывались люди.
А вслед за каретой тянулась огромная колонна конницы, извивающаяся словно живая, громадная змея. От такого зрелища народ сразу стал смолкать, всех просто завораживало. Эскадроны скакали в старой, выцветшей на солнце, застиранной, а местами и заштопанной форме, но лица всадников излучали довольство. От этой реки с чёрно — жёлтыми водами исходили не плеск и журчание, а цокот сотен копыт и лязг металла. Конница внушала страх врагам и одновременно вселяла гордость в подданных смоленского государя.
Глава 13
Прибыв в Смоленск, тему литовских переселенцев старался по — прежнему не оставлять без внимания. Сегодня я путешествовал в компании боярина Дмитра Лазаревича Ходыкина, управляющего УВД, он был ответственен, в том числе и за всю миграционную политику.
Проехав посад и миновав по грунтовой дороге пару километров убранных ржаных полей, мы приблизились к огромному барачному городку. Здесь находился крупнейший лагерь литовских полоняников, оставшихся работать на государственных смоленских предприятиях, главным образом в сфере различных заготовительных производств. Со временем, по мере распространения среди литовцев православия и элементарных знаний русского языка, планировалось начать постепенно расселять весь этот лагерь, переводя всех окрестившихся на нормальную зарплатную основу.
