бы договоренности соблюдались, на что весь расчет и сделан…
Рамос замолчал, видя, что к нему, сидящему в кресле под раскидистой кроной калифорнийского дуба, единственного оставшегося на пригорке, с которого открывается прекрасный вид на легендарный Форт-Росс, до недавнего времени пребывавшего в запустении, направляется Похвиснев. Но теперь тут кипели работы, ремонтировали все, что осталось прежнего — Сергей Иванович хотел, чтобы сохранился тот вид, что был при русских.
— Ваше высочество, любуетесь на родовое поместье? Оно действительно величественно, да к тому же его основал ваш дед!
Ошибка вполне понятная, если миф уже укоренился в сознание. Понятно, что русскому офицеру обидно смотреть на это великолепие, но нечего было их царям, как они сами говорят, «клювом щелкать». И по титулу назвал — теперь он не просто вице-король, оные не имеют права на такое обращение, а «божьей милостью» вполне «суверенный государь», и теперь имеет право даже к русскому императору говорить «кузен» — вот потеха. Действительно невероятно, чтобы к концу девятнадцатого века самый натуральный самозванец смог добиться столь высокого положения, да еще ухитриться победить в войне. В той самой, где Испания должна была неизбежно потерпеть жуткое поражение и лишится своих заокеанских владений.
— В Сан-Франциско есть «Русский Холм» — как видите, влияние наших соотечественников и там оставило след, хранимый в памяти и поныне. К тому же, я намерен пригласить сюда как можно больше русских, и особенно казаков. За Сьеррой-Невада обширные степи, их именуют прерии, а мне нужны те, кто обучит воевать индейцев не только винтовкой, но и шашкой. А там и пулеметом с пушками. К тому же я желаю установить прочные связи с Российской империей — мне не нравится, что в мире говорящие на английском языке решили, что только они имеют право доминировать. Этому не бывать — только нужно тайно сговориться, и обеспечить взаимную поддержку друг другу. Эти слова я не могу доверить бумаге, но готов встретиться в Париже с доверенным лицом вашего императора, желательно его родственником, которому его величество полностью доверяет. Я говорю сейчас не только от своего лица, вы понимаете, о ком идет речь?
— Вполне, ваше высочество, — Похвиснев учтиво поклонился, теперь он куда строже соблюдал субординацию.
— Тогда будем готовиться к отбытию в Ричмонд, там пройдут переговоры через неделю с президентом «федералов». Поезд нас ожидает…
На улице Сан-Франциско в 1906 году. Земля буквально «вскипела», когда началось страшное бедствие…
— Зря кайзер такое сотворил — эти владения ему пользу принести могут только в одном случае. И тот из трех букв — мир! А если развяжет войну — лишится всех колоний и победа над Францией, причем гипотетическая, ему абсолютно ничего не даст!
— Почему вы так считаете, Сергей Иванович? Сокрушение французской армии позволит перебросить все дивизии рейхсвера на восток, и вместе с австрийцами нанести поражение русской армии.
Наедине, под перестук вагонных колес, можно было позволить общаться откровенно со своим уже флаг-капитаном, пусть он и русский и служит в императорском флоте. Вернее, именно потому, что он присягал России, и клятву исполнил до конца. И теперь все что будет между ними сказано, неизбежно и без искажений дойдет до великого князя Алексея Александровича, генерал-адмирала, и эти слова будут восприняты крайне серьезно.
— Во-первых; мы не дадим так просто сокрушить Францию, хотя сейчас генерал Шлиффен приступил к разработке плана обхода линии крепостей через Бельгию. Если купировать эту опасность, а это можно сделать, то немцы увязнут в войне на два фронта, а учитывая разницу в ресурсах, борьба на истощение будет для Берлина и Вены губительной. К тому же фронт на западе для них останется, и это уже будет во-вторых!
— Вы думаете, что Испания выступит на поддержку Франции?
— Почему думаю, я знаю это точно. И вместе с Конфедерацией, и к тому времени, я очень надеюсь, будет воссоздана Испанская империя. Да-да, не стоит пугаться этого слова, она будет в совершенно ином качестве, в рамках содружества народов, говорящих на испанском языке. Это долгий и сложный процесс, но теперь государство, что было камнем преткновения на этом пути, убрано с политической арены, и «доктрина Монро» выброшена на свалку истории, и это отнюдь не пафос.
Рамос замолчал, медленно раскурил сигару, посмотрел на графинчик кубинского рома — этот напиток он предпочитал всем другим, причем в исключительно «чистом», неразбавленном состоянии. Что может быть лучше в дальней дороге, чем прием сего благословенного напитка маленькими дозами, ведь тогда он, как говорили «компаньеро русо» полезен в любых количествах. Очень странная идиома, правильность которой проверяется исключительно «долгой практикой». Чем они сейчас с Похвисневым и занимались — капитан де фрегата «армады» тоже приохотился ко вкусам своего адмирала, и уже перенял ряд привычек, так что от испанца не отличишь.
— Посчитайте сами, сколько проживает испанцев, да-да, именно так, креолы тоже испанцы, и поймете, какова будет численность человеческого ресурса у империи «Эспаньоль». Сможете по памяти, флаг-капитан?
— Конечно, мон альмиранте, с цифрами я знаком, чуть округленно приведу. В самой Испании примерно 18 с половиной, и в Мексике тринадцать с половиной миллионов жителей. В «Нуэво Эспаньи» два миллиона, полтора из них в Калифорнии, и в Техасе три миллиона, да полмиллиона во Флориде, — но испанцев везде порядка десяти-пятнадцати процентов. Вест-Индия примерно три миллиона — половина на Кубе, миллион в Пуэрто-Рико и полумиллион в Доминикано. Дальше на юг полоса стран «перешейка» — Гондурас, Никарагуа и Коста-Рико примерно по полумиллиону, плюс-минус сотня тысяч, в Гватемале и Эль Сальвадоре до одного миллиона жителей. Всего можно насчитать до сорока четырех миллионов, из них собственно испанцев и креолов чуть меньше сорока миллионов, остальные европейцы, янки и индейцы. Я округленно считаю, весьма приблизительно.
— Хм, невероятно! У вас великолепная память, Давид Борисович, продолжайте, я вас внимательно слушаю.
Рамос только головой покачал — подготовка русских офицеров к дипломатической службе оказалась дотошной, помнили массив информации. А Похвиснев продолжил говорить дальше, перечисляя по памяти.
— Собственно в Южной Америке самые большие страны это Колумбия и Аргентина, примерно по четыре с половиной, в Перу и Чили по три миллиона населения. Два с половиной миллиона жителей в Венесуэле, вдвое меньше в Эквадоре. В Боливии полтора миллиона, в Уругвае миллиона нет, в Парагвае чуть больше полумиллиона. На круг во всех этих странах проживает еще примерно 22 миллиона жителей, в подавляющей массе
