Общими усилиями Тимка был приведен в себя, щеки его от похлопываний раскраснелись, а вся рубашка была залита водой.
— На, попей, сынок, что же ты? — суетился Николай. — Ну, что такое случилось? Пей, пей же ты...
— Дуба же три...
— Да три, три, конечно, ты помолчи, отдохни, полежи... — Состояние Николая было близко к шоковому. Он впервые увидел, как его сын, самая настоящая оторва с шилом в заднице, упал в обморок.
— Все, все, бать, мне уже нормально. — Тимка повернулся к своему другану — видимо, не доверяя взрослым, которые были готовы во всем с ним соглашаться. — Вовк, а что случилось с третьим дубом? Молнией пожгло? А остатки где после пожара? Блин, да не было вроде никакой грозы. А что случилось? Его ведь не спилишь и не вывезешь отсюда.
— Вроде всю жизнь было две штуки, Тимк...
— Да? Ну ладно... ну ладно, будем считать так... — Тимка как-то затравленно огляделся вокруг. — Все, бать, я нормально себя чувствую, это, видимо, от тишины вокруг... Это... как его, воспаленное воображение. — Тимка хотя и не особо хорошо учился, но был довольно начитанным и такими словами бросался на раз. — Пошли на озеро!
— Какое озеро? Без тебя сходят, а мы с тобой сейчас домой двинем. Все, я сказал! — рыкнул на сына Степаныч.
— Без меня вы его не найдете! А я уже действительно нормально себя чувствую... — начал возражать Тимка. Наконец, спустя пятнадцать минут уговоров и такого же времени валяния на одеяле (для профилактики, как сказал Николай, и в качестве компромисса, как подумал Тимка), команда вышла в путь. Виновник переполоха сначала пошел впереди, но, как понимал Вовка, направление его движения полностью совпадало с тропинкой, ведшей на болото, и егерь вскоре оттеснил мальчишку назад и стал самостоятельно торить путь. Так они и пробирались вперед около получаса, наблюдая мелькавшую впереди спину Михалыча в брезентовом плаще с двустволкой через плечо. Бурелом неожиданно сменился светлым сосновым подлеском, перемежающимся березовыми рощицами по краям оврагов, что вызвало недоверчивое ворчание у всех мужиков по очереди. Наконец, перевалившись через небольшой холм, поросший молодыми кряжистыми дубками, колонна смешалась и буквально скопом вывалилась на озерный простор, что вызвало оторопь и одинокий хриплый возглас Николая:
— Едрена канитель!
Все обозримое пространство на северо-восток занимал вытянутый овал водной глади, заполненный гамом и визгом диких гусей, а также всевозможной пернатой мелочи.
— Как в тундре на Севере! — ахнул Вовка, вспомнив передачи "В мире животных". — Ну, Тимка, ты даешь, какую красотищу нашел!
— Гх-хм... Тимофей! — прокашлялся егерь. — Ты уж, конечно, прости меня за прошлую напраслину, но... гхм... не может этого быть... потому что не может быть никогда... Я же тут полтора месяца назад все излазил, да и наши деревенские, хоть и запрещаю, наверняка бывали... Родники прорезались все вдруг? И рыбы оказалось сразу тьма? И тут же пролетные птицы облюбовали себе это место и плюнули лететь на родину? Ладно... Гадать, что да как, вечером за костром будем, а то стемнеет, пока возимся... Мужики, размещаемся! По такому случаю разрешаю отстрел. Немного — чтобы остальные из деревни слюной не захлебнулись, не набежали сюда и не испортили такую благодать...
Тимка и Вовка сидели на траве, наплевав на всякие мелочи вроде зеленых, не отстирывающихся пятен на штанах, и, свесив ноги с обрыва, предавались созерцанию закатного светила, падающего в верхушки деревьев на другой стороне озера.
— Слушай, Тимк, — во второй раз завел допрос Вовка после первой неудачной попытки. — И все-таки почему же ты не пришел засветло? Вышел ты рано, на дальнее озеро не заходил. До этой поляны идти три часа, да еще час до озера. Часов в двенадцать прибыл, так?
— Даже раньше: до тайги я на велосипеде доехал и в кустах его схоронил.
— Еще час на гусей, ну полтора, так?
— Два с половиной...
— Угу. Отдохнул, осмотрелся, обсох на солнце — еще час, правильно?
— Ну...
— Тогда в семь-восемь часов при любом раскладе ты должен был быть уже дома. Раскалывайся — что ты тут нашел и чего ты в обморок грохнулся? Ты повыносливей меня будешь все-таки...
— Да так и было! — сорвался на полукрик Тимка. — Полпятого по часам я уже возвратился на поляну, но тут почему-то стемнело, и я дальше не полез! Я еще подумал, что часы сломались, и решил переночевать около родника, — продолжил он чуть тише. — Утром меня там и нашли.
— Часы сломались? Скорее, просто увлекся и не заметил, как время ушло...
— Нет, я по своим ощущениям чувствовал, что еще далеко не вечер... А тут вдруг раз — и сразу ночь, звезды.
— Ну... а может, с тобой как с теткой Меланьей случилось? Она, по ее словам, шастала по лесу три дня, но все-таки нашла обратно дорогу, а ее дома встречают, будто она всего часа на три уходила... Ох, и скандал был! Она своего зятя чуть не скалкой начала утюжить, пока соседи не зашли на крик и не рассказали, что сегодня с утра ее видели у колодца с корзинкой. Она и на них взъелась! Мол, вы тут сговорились, хотите меня со свету сжить... Уж когда ей телевизор включили и те же самые новости показали, только тогда и успокоилась... Правда, у тебя время в другую сторону отыграло, но уж очень похоже.
— Не знаю, Вовк, может, и так.
— А что там с третьим дубом-то, чего ты его поминаешь постоянно?
— Да был он, был! — в полный голос закричал Тимка. — Мы же там помост соорудили на ветвях и перила! Ты там еще навернулся вниз и левую руку сломал, тебя на "буханке" в медпункт возили в районный центр! И шрам остался на запястье от этих стержней... как его... Илизарова, вот!
— Где? — задрал рукав рубашки Вовка.
— Ну... вот тут должен быть, — неуверенно закончил Тимка. — Не вру я, Вовк...
— Знаю...
— Эй! Слышен крик, а драки нет, — донеслось от костра. — Давай, ребятня, подваливай, гуси в глине уже пропеклись, сейчас доставать будем.
На скатерке по волшебству появились ложки, вилки, пластиковые тарелки и стаканы, бухнулась фляга с водой, залитая по горлышко у родника, и пара запотевших бутылок водки, охлажденных в прибрежной воде. Иван Михалыч с Тимкиным отцом, разделывающие в сторонке на траве гуся, истекающего умопомрачительным запахом запеченной дичи, тут же одобрительно крякнули.
— Ну, Вячеслав Владимирыч, знаешь, чем порадовать. А то нам как-то не до нее, родимой, было, когда этого сорванца искали.
Тут же разодранная на куски птица разлетелась по тарелкам, и через пару минут, сопровождаемых пластиковым звяканьем стаканов и хрустом перемалываемых челюстями кусков, пошел неторопливый разговор о жизни, ничем не отличающийся от тысяч таких же разговоров на кухнях необъятной страны.
