— Заходите. На кухню проходите, тут я в отпуске фотообои клею.
Финозов оказался человеком немного за пятьдесят, чуть полноватым и залысиной на затылке, говорил хрипловатым баском и в воображаемый образ коллекционера не вписывался. Кухня, куда он привел Виктора, была вполне стандартна — бросались в глаза разве что название "Ока" на здоровенном двухкамерном серебристом холодильнике и "Сапфир" — на кухонном цветном тридцатисемисантиметровом телике, что висел на поворотном кронштейне над микроволновкой "Электроника" с ЖК-дисплеем.
— А мне не нравятся мужчины с татуировками, — истомленным нежными страстями голосом Маши Распутиной простонал с зеленоватого стенового кафеля прямоугольный ящик трехпрограммного "Апогея", — по-моему, если мужчина приукрашивает свое тело, он не уверен в себе, в своих возможностях, ну… овладевать нашими чувствами. Я за торжество природы.
— Спасибо, Алла Николаевна. А сейчас мы послушаем в вашем исполнении песню "Поезда" с вашего нового лазерного диска…
"Какая Алла? Это же Распутина!" — удивился Виктор, но Финозов уже прикрутил динамик.
На стене над столиком висел сувенирчик, подобные тем, кторые были популярны в шестидесятых. Это был отрывной календарь с доской, где сверху в монолите их оргстекла на синем фоне выступал барельеф в виде старинной армянской церкви; внизу было выгравировано "Привет из Сталинира".
— Интересуетесь?
— Никогда такого не видел.
— А-а, это редкость. Это вот был там в командировке, как раз переименовывать хотели, даже сувениры выпустили, а тут бац — и объявили, что перегиб. Я как раз и успел ухватить. Вообще в Цхинвали бывать не доводилось?
— Нет… — растерянно протянул Виктор, догадываясь, что Сталиниром хотели назвать Цхинвал, — так, по телевизору.
— Я вам так скажу: много потеряли. Это же маленький Париж! Минеральные источники, форель в реках водится, а народ какой! Обязательно съездите отдохнуть. Да, вот стул, присаживайтесь, рассказывайте. Вы, так понимаю, человек новый, раньше я вас что-то не примечал. Хотя я тоже человек новый. На пенсии вот, избрали, надо же человеку какую-то общественную функцию нести.
"Что-то рановато для пенсии. Хотя черт его знает, когда в СССР сейчас отправляют. А почему я решил, что здесь СССР? Потому что "Союзпечать", наверное. И над райсполкомом точно красный флаг был. Неосторожно, неосторожно… Непростительный промах. Решил, что раз другая реальность — значит, СССР. Может, извиниться и уйти?"
— Да что за дело-то?
— Знаете, Григорий Аркадьевич… Я даже не знаю, с чего начать, потому постороннему человеку может показаться странным и невероятным. Сам я не коллекционер. Но есть у меня один знакомый, человек довольно странный, в смысле, чудаковатый, ну, бывает с людьми такое.
— Чаю хотите?
— Нет-нет, спасибо, я ненадолго. Так вот, как-то он рассказал, что у него есть такое немного сумасшедшее хобби: подделывать деньги несуществующих государств.
— Несуществующих государств?
— Именно не существующих. То-есть как бы страсть у него есть такая рисовать такие вещи, но он не хочет закона нарушать, потому выдумывает какую-нибудь страну и рисует.
— Интересно… Ну, это, знаете, вполне может быть, вполне. Бывают разные люди вроде как с заскоком на разных хобби, мы вот тоже со своим. И где можно посмотреть на его работы?
— А, знаете, он их никому не показывает. Сделает несколько, полюбуется, а потом уничтожает. Боится, что если узнают, то или преступники захотят его в оборот взять, либо в милицию при каждой фальшивой купюре тягать будут.
— Ну это он зря, конечно. В милиции тоже ж не одни дураки сидят, хотя, конечно, иногда… Что, разве никогда дел не вешали на невиновных, чтоб закрыть? Я-то знаю. Но это ладно. И что, он так никому и не показывал?
— Так вот, как раз с этим и связано. Ему тут деньги срочно понадобились, вот он и попросил по знакомству узнать, не заинтересуется ли кто. Его работами в смысле, Вроде как курьез такой.
— Я так понимаю, вы их принесли?
— Да. Знаете, это у него вот такая фантазия, чобы вроде как старинные российские, но и вроде как современные… в общем, вы же специалист, вы лучше разберетесь.
Виктор выудил из бумажника три серо-зеленые купюры с Красноярской ГЭС и одну сине-сиреневую с Биржей — все, что осталось после гипермаркета.
— Ишь ты! — удивился Финозов, разглядывая узоры. — Это ж прямо как настоящие. Надо ж. какая у человека фантазия… В прошлом году делал?
— Да я не знаю, он попросил просто…
— Ну вон же написано — девяносто седьмой. Это ж знаете, произведение искусства. Погодьте-ка…
Он вынул из кухонного шкафчика старую лупу с черной пластмассовой складной ручкой и всмотрелся.
— Не может быть!
— Это насчет орла? Ну не наш же герб ему лепить, мало кто как подумает.
— Да я не об этом. Видите вот эту фольгу? Это он сам сумел сделать?
"Да", подумал Виктор, "идиотская была затея загнать коллекционерам дензнаки из другой реальности. И что дальше?"
— Товарищ, я в этих делах совсем не разбираюсь. Если бы он наши деньги делал или валюту, я бы просто пошел, и — заявил куда следует. А может, действительно, надо заявить?
— Слушайте, ну вы прямо как… вот будто в девяносто восьмой из тридцать восьмого…
"Кстати, да."
— Предметом преступления по статье восемьдесят семь-один, то-есть выпуск в обращение любых денежных знаков, отличающихся от официальной денежной единицы, находящейся в денежном обращении Российской Федерации, могут быть дензнаки, которые, во-первых, выпускаются должностными лицами, а во-вторых, предназначаются для обращения, обмена на товары по номиналу, а не предлагаются к продаже частным порядком в качестве вещи, а именно: сувенирного изделия кустарно-художественного промысла. Это я, как ветеран правоохранительных органов, вам точно скажу. Кстати, меня за это и избрали, что документы правильно оформлять, ну и знакомства всякие…
"Все. Задница. По полной. Сейчас раскрутит."
— Ну, если такой искушенный юрист, как вы, считает… просто успокоили. А то, знаете, все сомнение было, необычно уж как-то.
— Ну что необычно? Необычность еще не улика, это по молодости все спешат выдвигать версии, а не доказательства искать. Вы только подумайте: какой соблазн у человека своему таланту криминальное применение найти! А он не стал этого делать. Потому как если бы он хоть одну фальшивую купюру тиснул, он бы моего адреса вам не дал, да и с вами не связывался. И жизнь поломать человеку недоверием, особенно недоверием государства, проще простого. Ну так вы ищете, кто бы их мог, как сувениры, купить?
— Он ищет.
— Ну, вы по доброте решили помочь. А еще у него есть такие?
— Нет, говорит, он, это, как его, вроде пресс-формы, чем штампуют…
— Клише?
— Да, клише уничтожено. Вот это все.
Финозов внимательно взглянул в глаза Виктора.
— А знаете, мне почему-то хочется в вашу странную историю верить. Та же хренотень была в Японии в пятьдесят четвертом. Случились тогда массовые беспорядки, ну, полиция ихняя облавы устраивала, и взяли они, между прочим, гражданина со странным паспортом — паспортом государства Туаред. Государства нет, а паспорт есть. И, главное, подделывать-то такой незачем.
— Ага, я тоже читал.
— Тоже самиздат?
— Может, Самиздат, может, Флибуста. Не помню уже. И чего с ним потом стало?
— Вот этого я не помню. Слушайте, чего мы с вами будем сейчас кого-то искать, давайте я эти сувениры и возьму за триста рублей.
"Это ловушка? Надо не соглашаться. Уйти под благовидным предлогом."
— Спасибо, Григорий Аркадьевич. Я подумаю и как-нибудь зайду.
— Отчего ж "как-нибудь"? "Как-нибудь" и денег может не оказаться.
— Ну, он мне давал еще адреса тут… На всякий случай зайти, подумать.
— К Ругоеву, что ли? Да ну, не смешите. Зубы заговорит и меньше выручите. Ну хоть у кого спросите.
— Ну, не обязательно же мне там сразу и соглашаться. Поговорим, посмотрим.
— Да пожалуйста… И к Медиянцу только ноги собьете на Ковшовку топать. Что ж, что говорят, он такого не приобретает, ну вот сами убедитесь.
— Ну, для успокоения.
— Для успокоения… А давайте так: я беру у вас все эти сувениры за пятьсот. Это ж два минимума первой группы, приличная месячная, на что еще ваш приятель рассчитывает-то? Мы не барыги, не спекулянты, мы коллекционеры. Вот меня чего зажгло, что мало ли, ваш этот друг возьмет и плоды своего труда… а ведь это — произведение! Это ж какой Левша… сохранить для людей хочу, а не то, чтобы.
"А ведь он, пожалуй, так и не отпустит, пока не продашь. И что делать?"
— А, слушайте, действительно, чего я, нанялся, что ли, ему произведения загонять? Если мало покажется, пусть другой раз сам и бегает. Я вон спешу, — и Виктор показал пакеты с продуктами.
