Второй вопрос попроще. Естественно, я не собирался «спасать» государство или писать в КГБ о маньяках и предателях. Из маньяков знал только про Чикатило, но не помнил где и когда тот орудовал. Из предателей знал только Шеварнадзе и все грузинскую коалицию. Но это он с моей точки зрения был предателем, а в общественных кругах — национальным героем.
Лично я собирался избежать главных ошибок прошлой жизни: алкоголизма и беспорядочной половой жизни. Всего смогу добиться если не буду пить запоями и таскаться за бабами. И опять же не попаду в тюрьму за кражу на вокзале вещей на 90 рублей (деньги советские), которые обменял на бутылку. И в тюрьму не попаду снова, так как некому будет за порванное по пьянке прохожему очко (сфинктер) ввалить мне пять лет строгого.
И добиться смогу многого, так как за плечами восьмидесятилетний опыт жизни. Единственное, чему стоит поучиться — языкам. В будущем, когда Союз распадется, без них трудно.
Могу стать известным писателем, могу стать коммерсантом — опыт есть и в том, и в другом. Как только начался распад. Советов, я арендовал городскую типографию в Калининграде (бывший Кенигсберг) и начал выпускать журнал «Антиаферист», детскую газету «Пацаны и пацанки» и печатать небольшими тиражами книги из числа ранее запрещенных. «Майн кампф», «Раковый корпус» Солдженицина, Камасутра в черно-белом исполнении, «Доктор Живаго» в мягком переплете… С Борисом Стругацким заключил договор на полное собрание сочинений, заказ разместил в Московской типографии. Стотысячный тираж был раскуплен еще до выхода из печати. Сам написал несколько повестей по темам тюрем, зон, бандитизма, мошенничества. Так назвал: Болото № 1, № 2, № 3… «Болото № 1» было о конкретной зоне, где досиживал последний срок — ОМ-216/9 [6] Калининграда. История образования исправительной колонии № 9 уходит послевоенные годы, когда приказом УМВД СССР № 0012 от 11 февраля 1948 года, в связи с расформированием лагеря интернированных, на базе лагерного отделения № 1 была организована трудовая колония общего режима, которой присвоено № 9. Местом дислокации определен г. Калининград, где содержались осужденные, ранее неоднократно судимые. В 1961 году в исправительной колонии ОМ-216/9 был установлен строгий режим.
Фамилии я изменил только в одной букве. Если начальник зоны был Васильев (Василица по кличке), то у меня стал Гасильев, начальник оперчасти Токарев — Гокарев, начальник санчасти (мразь невероятная) Момот — Гомот. Откинувшиеся и сидельцы сделали этой книге бешеную рекламу…
Но после очередного запоя я продал бизнес и уехал в Москву. Где постепенно спустил все нажитое. Москва слишком дорога для алкаша. Тем ни менее зацепился, снял квартиру и начал писать под заказ. В основном писал расхожую литературу по кинологии, компилировал другую «прикладнуху». Герудотерапия, Корейские салаты, Как похудеть, Диетическое питание, Твой огород, Как стать миллионером, Анекдоты про Вовочку… Какой только муры я не составлял. Правда смастерил неплохой атлас Всех собак мира и Орфоэпический справочник. Беллетристика шла медленней и не приносила таких гонораров. Тем ни менее, отметился серией иронических детективов про афериста и тремя романами про попаданцев. Мои герои попадали на другую планету, где царило цивильное средневековье. Романтикой и любовью со страниц аж капало, рояли стояли во всех кустах и кустиках… пипл хавал.
Так что, уменьшив либидо и остерегаясь алкоголя я смогу неплохо устроиться в этой жизни.
Мое уединение прервала Идка Вайс из третьего подъезда, дочь профессора по зубам — зав кафедрой одонтологии. У неё и мама была зубным врачом, такая богатенькая семейка. В прошлой жизни мы мальчишки на неё не очень то реагировали. Толстушка и все время где-то занята, во двор выходит редко. С Идой по мужу Ведищевой [7] я вновь встречусь через 60 лет в Израиле, куда она приедет с гастролями. Возможно, если жизнь пойдет по прожитой колее, а скорей всего — нет.
Я хотел подозвать девчонку и порадовать её тем, что в будущем она станет великой певицей международного уровня, но передумал. Мое вторжение из будущего и так нарушило ткань пространства-времени, а все мои нетипичные для прошлого действия могут еще больше взбаламутить реальность. А время, как считают философы, упругое и может сопротивляться. И выбросить меня, как пробку из бутыли шампанского, обратно в старость и близкое кладбище!
Воздействие на время по моей — абсолютно «кухонной» философии — тождественно воздействию на предмет большой массы и малого трения. Когда человек буксирует поезд или пароход, он сперва преодолевает инерцию покоя, и лишь потом приводит груз в движение.
Впрочем, все эти рассуждения — мозаика из фантастики и эзотерических сказаний на санскрите. Есть ли в них истина пробовать не хочется. Страшно вернуться в преддверие смерти!
Возвращаясь к соседке: её биография — то немногое, что знаю из прошлого в датах. Просто писал о ней: очерк: «Бусинки гениальности», где небольшими главками повествовал о трудном пути таланта в СССР, об антисемитизме руководителя Гостелерадио Лапина, о дурости министерши Фурцевой, о колоссальном трудолюбии этой девчонки, которая стояла в пяти шагах напротив.
Помню, даже, как брал интервью в отеле Натании и как она сказала: «Судьба моя загадочна и удивительна. Можно сказать, что за одну свою жизнь я прожила две. Первая — это целый этап на родине, где я работала с 1964 года, впервые выйдя на сцену с оркестром Олега Лундстрема. А в 1967 году на экраны вышла «Кавказская пленница», для которой я записала «Песенку о медведях». Как только пластинка фирмы «Мелодия» с этой песней заняла первое место по количеству продаж, меня как первую советскую «миллионершу» — к сожалению, не по деньгам, а по тиражам — направили на «День грампластинки» фестиваля эстрадной песни в Сопоте. И надо же было такому случиться: в первый же день фестиваля произошло событие, которое помнят до сих пор, — в Чехословакию вошли советские войска! За несколько минут до выступления я увидела в гримерной рыдающую Валентину Леонтьеву: «Аида, война!» Чехословацкие певцы Карел Готт и Хелена Вондрачкова, услышав об этом по местному радио, сложили концертные костюмы и отправились в аэропорт. «Я не могу петь, когда моя страна в огне, — сказал Карел. — Я должен быть вместе со своим народом».
Конечно, я пела, и даже больше, чем положено: и песню «Гуси-гуси», с которой стала лауреатом, и еще несколько песен на «бис». А когда вернулась в Москву, Екатерина Фурцева, министр культуры, была недовольна: не так пела, не те песни… Они с мамой ВЫНУЖДЕНЫ были уехать в США. Единственное, что было в руках у Иды — саквояж с кассетами её песен, с фонограммами. Таможенники хотели их конфисковать, но Ида запела во весь голос, на весь аэропортовский зал: «Помоги мне» из фильма «Брильянтовая рука» и её пропустили. Советский народ несмотря на все лишения (а может благодаря им) был сердечный.
В Америке ей пришлось все начинать с нуля. Пошла к агенту. Сказала, что звезда советской эстрады. А он посмеялся и заявил: «Это ТАМ вы звезда, а ЗДЕСЬ вы никто. Могу дать вам ставку — 50 долларов за концерт».
Пришлось мириться с суровыми законами шоу-бизнеса. Аида Ведищева перекрасилась в блондинку, взяла псевдоним Amazing Aida («Удивительная Аида»), купила дом-вагон на колесах и поехала колесить из штата в штат. Через два года она уже выступала в престижном «Карнеги-холле». На одном из концертов ее заприметил местный миллионер. Вышла за него замуж: любящий супруг, огромный дом в Беверли-Хиллз, несколько машин, великолепный гардероб. Но при этом она была жутко несчастлива. Муж не разрешал ей публично петь.
Через шесть лет развелась с жутким скандалом, очень переживала из-за развода, потратила на него не только целое состояние, но и слишком много душевных сил. Возможно, из-за этого она и заболела. Врачи поставили страшный диагноз: «рак в третьей степени». Ей отказывались делать операцию. Но Аида снова не сдалась и нашла клинику, в которой все же решились попытаться спасти ей жизнь.
