Мамай. – Градусов тридцать, как в Сочах! И солнце высоко, в наших широтах так не бывает! Это не север, так куда же мы попали?
– Определиться, где мы находимся, – сказал я, обращаясь к Сан Санычу.
Если ты не знаешь, что делать – действуй по уставу.
– Человек за бортом, – раздался голос сигнальщика.
Все взглянули в сторону обломков, в волнах прыгала голова.
– Бот на воду! – скомандовал Петрович. – Достать!
– Товарищ командир! – это снова Дима Мамаев. – Спутниковая система не работает, спутники не отвечают, как будто их там нет.
– Может, после столкновения антенны повреждены?
– Никак нет, все в порядке, проверил, исправны. Просто спутники исчезли, будто их и не было!
– А другие спутники как?
– Да никак, их просто нет.
– Как нет? И куда же они делись?
– Да не знаю я, куда они все подевались, ничьих нет! Ни Глонасс, ни «Джипиэс», ни гражданских связных!
– А у нас? Остальные системы работают?
– Да, остальные все в рабочем состоянии.
– Задействовать все и определиться, где мы находимся!
Через несколько минут наверх поднялся Сан Саныч с озадаченным лицом, осмотрел море вокруг лодки, затем на солнце зачем-то глянул.
– Командир, я, конечно, извиняюсь, но мы заплыли черт знает куда. Глубины и рельеф дна не совпадают с Баренцевым морем – есть некая схожесть с Атлантикой у американского побережья, точно сказать не могу.
Еще одна сцена из «Ревизора». С минуту была тишина, прервавшаяся матом.
– Ты это серьезно?
– Обижаешь, командир.
– И как это нас сюда занесло? Что будем докладывать на базу? – спросил Петрович.
Мне больше всего сейчас хотелось ляпнуть что-то типа: «Да, как мы сюда попали, только что были в Баренцевом море, а теперь за тысячи миль? да этого не может быть, да что тут за бля… происходит, кто-то может нам хоть это объяснить?» Но я сдержался – потому как командир по должности обязан знать всё. Ну, а если нет, так ни в коем случае не показывать подчиненным. Потому я авторитетно изрек, указав на возвращающийся бот:
– А вот мы у того спросим. Он местный? Значит, должен что-то знать! Вот тогда и решим, что наверх докладывать!
Спасатели подняли на борт какого-то бородатого типа в некогда белой рубашке и вроде бы форменных брюках, босого. Он был в шоке – его трясло так, что был слышен стук зубов, и он таращился на нас с жутким испугом и что-то причитал себе под нос.
– Узнали, кто он?
– Нет, все время молчал. Никаких документов при нем не было – вообще ничего в карманах.
– Этого – вниз в медблок, обтереть, обогреть, переодеть, – командую я. – А нам – срочно убираться отсюда, пока не прихватили. Все вниз, погружение!
Погрузились неглубоко, под перископ. Но вели сканирование – и эфира, и окружающего пространства, так что могли быстро нырнуть на глубину. Убедившись, что срочных дел больше нет, вернее, самое срочное – это установить, как мы сюда попали, решили вместе с Петровичем навестить нашего «гостя» в медицинском отсеке. Войдя, я сначала увидел нашего комиссара с загипсованной рукой, который что-то доказывал нашему бортовому медицинскому светилу Святославу по кличке Князь, а уж потом нашего спасенного, сжавшегося на койке в углу.
– Док, что с Григоричем?
– Перелом лучевой кости, не менее месяца походит в гипсе. Вот я ему предлагаю, пока далеко не ушли, вызывать вертолет, чтобы переправить его на берег и подождать замену. А он ни в какую, говорит, что тут останется до конца похода. Это его последний поход – и в отставку. Если мы его сейчас снимем, то все, говорит, пойдет прахом. А возвращаться – плохая примета, удача отвернется.
– От нас и так удача отвернулась с этим инцидентом, или как его назвать помягче, не прибегая к другим словам. Ну, а как он, с ним все в порядке? – указал я на второго пациента.
– Да в принципе все в порядке, наглотался воды, шок, несколько царапин да ссадин и большой синяк на спине, переломов нет. Но, похоже, ударился головой обо что-то. Хотя на голове ни ссадин, ни шишки нет, – сделал заключение наш эскулап.
– Это еще почему? – спросил Петрович. – Четверть часа в воде маловато, чтоб рехнуться. Чай, не десять суток на плоту один.
– Так мне пришлось его обследовать с помощью двух матросов – не давался. Думал, что с ним что-то очень плохое хотят сделать – кастрировать, например. Сейчас вроде успокоился, но все равно, вы только посмотрите! И похоже, что это немец, я не знаю, но язык лающий такой, не спутаешь ни с каким. Надо нашего снабженца спросить – он знает немецкий.
Надо спросить – спросим.
– Старший мичман Сидорчук, срочно зайти в медблок, – разнеслось по «Лиственнице» [3].
– Мы что, какое-то корыто или шхуну с немцами утопили? – пошутил Князь. – Ну, так им и надо, пусть не подглядывают, когда российский флот напрягает мышцы. А то каждый норовит в наш огород залезть. А откуда они здесь взялись? Вот будет шуму на всю округу, и начнут у нас выкручивать яйца, мало не покажется.
– Князь, помолчи, и без тебя тошно, а ты со своими приколами лезешь.
Тут входит Сидорчук. Начинает доклад, но тут же замолкает, смотрит на нас, ничего понять не может. Наш утопленник так вообще в угол забился, с таким ужасом на лице, будто попал в племя людоедов, которые сейчас будут его живым на вертеле жарить.
– Доктор, дай чего-то такого, чтоб успокоиться и прийти в себя, от таких известий в голове ролики за шарики заскакивают и серое вещество вскипает. Нечасто такое в природе встречается, чтобы лодка за мгновение переместилась за тысячи миль. И природу этого феномена никто не может объяснить.
– Как за тысячи? Какие тысячи! А мы что, разве не в Баренцевом море?
– Нет, Князь! Похоже, что мы где-то в Атлантике, у берегов Америки.
– Ну ни х… себе, и как мы сюда попали?
– Если бы мы знали, как это все произошло. Доктор! Ну ты даешь или нет что-то для снятия стресса?
Минутная задержка, пока наш доктор переваривал только что полученное известие. Затем он сказал, глядя куда-то в стенку и как будто к чему-то прислушиваясь:
– Самое лучшее лекарство от всех стрессов – это стопка спирта, командир. А может быть, и две.
– Ты опять со своими шутками.
– Нет, я не шучу, какие тут могут быть шутки после таких известий. А как же наш клиент, он тогда откуда?
– Блин, дошло наконец! А вот именно это мы хотим у него узнать!
– Товарищ капитан первого ранга, вы только что сказали про Америку.
– Да, Валентин Григорьевич, по каким-то неведомым нам природным или дьявольским причинам, не знаю,
