И может заодно и искренность нашего «гостя» показать.
– Богдан Михалыч! Что он там сказал насчет штурмана?
– Командир, так он и есть штурман той подлодки.
– Ну, тогда он должен знать, куда нас забросило.
Вызываю Сан Саныча. Ждем. Наш немец немного успокоился и уже осмысленно оглядывает помещение. С неподдельным любопытством смотрит на приборы и предметы в медблоке, что дополнительно меня убедило: ну надо быть очень хорошим актером, чтобы так сыграть. Пришел наш штурман, и немец опять весь подобрался, ожидая, что последует дальше.
– Сан Саныч, вот он, штурман с подлодки, поговори с ним.
– Откуда?!
– С подводной лодки U-215, фашистской Германии.
Делаю жест рукой, чтоб остановить встречный вопрос, готовый сорваться с уст Сан Саныча. Тот молчит, обводит всех взглядом, думая, что его разводят, и кто-то смехом сейчас это выдаст. Но все были предельно серьезны. А наш комиссар уже находился в прострации под действием лекарства, которое успел ему вколоть Князь.
– Что, как рыба на суше, рот раскрываешь, но нечего не слышно? Вот и мы в таком же положении были, когда все это услышали.
– Командир, какая, на хрен, Германия, да еще фашистская, когда на дворе две тысячи двенадцатый год? Они что, где-то до сих пор все скрывались? Я слышал, как будто у них база где-то в Антарктиде подо льдом была. Они что, оттуда приплыли?
– Нет, Сан Саныч, это мы сюда.
– Как сюда, куда сюда, я что-то не пойму?
– А вот так. Как в книжке твоей – только всерьез. Сегодня третье июля тысяча девятьсот сорок второго года.
– Ну не ху… себе девки пляшут.
– Вот-вот, и у нас такое мнение. Давай, Сан Саныч, порасспроси это немца, нам надо знать, где именно мы вынырнули.
Штурман, начал расспрашивать немца, а мичман переводить. Узнали наконец последнее место и время, когда он определялся, а также примерное место столкновения.
– Командир, теперь мы знаем примерную точку нашего нахождения с погрешностью в полмили. В пятнадцати милях восточнее Бостона, в заливе Массачусетс. Я предлагаю осторожно спуститься южнее на шесть миль, там есть очень приметный мыс с маяком, и вот тогда у нас будут точные координаты.
– Давай спустимся, посмотрим, где мы очутились. А то я до сих пор не верю, что такое может быть.
Я до последнего надеялся, что это ошибка. Нет, мы находились на расстоянии видимости с тем самым мысом. Да, это Атлантика, и вот оно побережье США. В какой-то паре миль от нас прошел, коптя небо угольным дымом, старинный пароход. Это для нас старинный, а для этого времени, может, и нет. Я наблюдал в перископ и все не мог поверить, что все это правда. Но надо было – верить, решать, жить и делать свое дело. В чем это дело теперь заключается? А вот сейчас и решим!
Это верно, что командир, а особенно в автономке – царь и бог. Его слово, его воля – закон для подчиненных. Но и отвечает он в случае чего тоже один за всех.
Вот только перед кем и за что сейчас отвечать?
– Товарищи офицеры!
Все смотрели на меня. Петрович, Сан Саныч, командиры всех БЧ, Князь, Сидорчук, а также Большаков – все, кто знал. Прочие, конечно, активно обсуждают происходящее – после такого-то, да и верхняя вахта, видевшая и теплое солнце, и берег вдали, и «спасение утопающего», не станет молчать. Но вот точной информацией о том, что именно случилось, не владел никто, кроме присутствующих здесь.
Еще, конечно, немец, сейчас запертый в изоляторе, у двери которого был поставлен кто-то из ребят Большакова с категорическим приказом: никого не пущать! И дежурный радист, который сейчас ловил на перископную антенну все, что удавалось выловить из эфира, также со строжайшим приказом – ничему не удивляться, молчать как рыба и доложить после лично мне или старпому.
– Примем как данность: сегодня третье июля тысяча девятьсот сорок второго года. У кого-нибудь есть соображения по поводу, как мы сюда провалились и можем ли вернуться обратно?
Если не знаешь, что делать – действуй по уставу и инструкции. Если нет инструкции – делай, как учили. Хуже нет, чем метаться без плана, попав в переплет – огребешь гарантированно, по полной, причем со всех сторон. А потому надо выработать план, которому неукоснительно следовать.
– А что тут может быть? – подал наконец голос Петрович. – Да что угодно! Умники на коллайдере могли чего-то запустить – а мы побочный результат. Или умники из какого-нибудь тридцатого века на своем коллайдере, который там у них, доигрались! Или вообще какая-то природная аномалия. Гадать можно до бесконечности.
– Что-то на массу завязанное, – добавил Сан Саныч, – отчего мы в немцев так «удачно» въехали.
Все молчали, но видно было, что они полностью согласны.
– Тогда принимаю решение, – говорю я. – Надеяться, что нас выкинет обратно, нет смысла. Во-первых, ждать можно до ишачьей пасхи, а во-вторых, где гарантия, что повторно нас не бросит куда-то в палеозой? Мы остаемся здесь. В смысле, в этом времени.
Смотрю на Сидорчука. Принять у него доклад – а впрочем, зачем? Я не хуже него знаю, что у нас принято на борт. А так как наш поход лишь начался, – то почти все должно и остаться. На четыре месяца, штатно – а если растянуть, так и на полгода хватит.
У нас полный боекомплект. Включая шесть ядерных боеголовок в «Гранитах». И две такие же торпеды.
– Надеюсь, у нас не будет разных мнений, к какой стороне присоединиться?
– Обижаешь, командир, – говорит Сан Саныч. – А что, у нас есть выбор? К фашистам, что ли, или к тем, кто через десять лет план «Дропшот» разработает, чтобы атомные бомбы на Москву кидать? Даже хотели бы в какую-нибудь Аргентину или на экзотические острова – так ведь и там достанут! Отечество, какое-никакое, но одно. Не нам его менять!
– Вот только как бы не в ГУЛАГ, – буркнул под нос Три Эс, командир БЧ-2, капитан третьего ранга Скворцов Сергей Степанович.
– А кто у нас Сталина больше всех ругал? – вскинулся Саныч. – Новодворская и прочие «правозащитники». Ты их словам веришь, или напомнить, что это за публика? Что они там про Россию и русских говорили? Ну а если это все вранье, так значит…
– И впрямь, командир, – поддержал Петрович, – это ж было, «принял разоренную страну с сохой, оставил сверхдержаву с ядрен батоном». Одним самодурством такого не сделаешь. Крут был мужик, к врагам беспощаден, но все ж человек серьезный, вполне адекватный и вменяемый. С таким можно дело иметь. Ну, если только не под горячую руку.
– Присоединяюсь, – сказал Большаков. – Саныч, ты вот мне книжку дал, «Красный монарх».
