направился в Лососину, это район города. И стал там у пирса. Там должен был загрузиться тралом, остальными продуктами и другими материалами.
Тома удивлялась зачем моряки тащили тяжелые чемоданы на судно. Неужели столько одежды надо на рейс? Оказалось, все проще. Они запасались водкой. Каждый загрузил рундук под койкой двумя ящиками водки. Все это ей объясняла Вера.
За неделю до отхода появились остальные члены экипажа. Кто приехал из отпуска, кого приняли вновь, кто-то перевелся с другого судна.
Костя повар крутился на работе, да и Томе доставалось. Нужно было забить кладовую продуктами. Посчитать все, уложить, съездить на базу, получить. Отчитаться. Да и еще следить за ребятами, которые носили продукты в кладовые. Они норовили что-нибудь стянуть по пути.
За три дня до отхода всех заставили пройти венеролога. Хоть таким способом начальство хотело обезопасить себя от нехороших болезней.
И вот наконец настал день отхода. К вечеру забрали у всех паспорта. Запретили сход на берег. И к восьми часам всех загнали в столовую. Все конечно не вошли. Но остальных постепенно вытаскивали из кают и прогоняли через столовую.
В столовой было два входа. У одного сидели за столом старпом и представитель пограничников, молодой капитан в форме.
Старпом встал и объяснил, что сейчас пограничники проверяют все судно. Нет ли кого-то кто не имеет право находиться здесь. Пусть немедленно покинут судно. Пока пограничники занимаются этим, офицер будет проверять внешность моряков на соответствие с паспортом.
Томе показалось что в столовой были все пьяные. Во всяком случае вокруг нее дышать было очень тяжело.
Первыми вызвали женщин. Когда называли фамилию, нужно было встать и назвать свое имя отчество. Все четыре женщины назвали себя и прошли в дверь, которая находилась за старпомом и пограничником. Офицер внимательно посмотрел на каждую и сверил с фото на паспорте.
Тома с Верой прошли в свою каюту. Скоро начнется, — сказала Вера.
— Что начнется?
— Увидишь сама, — сказала Вера.
Тем временем в столовой продолжалась проверка. Капитан пограничник называл фамилию, и кто-то вставал и нетвердыми шагами двигался по столовой. Некоторые еле шли. Они мутными глазами смотрели на начальство, что-то бормотали и проходили в двери.
Сейчас никого нельзя было заменить. Сегодня судно уходило в рейс. Списки экипажа составлены, подписаны. Все согласовано с пограничниками, и ничего с пьяным экипажем поделать было нельзя.
Наконец проверка закончилась, пограничники покинул судно и началось … Вера ходила в море не первый год и все это видела много раз. На рыболовном траулере началась пьянка. Во всех каютах доставали вино, водку, закуску. Пьяная швартовая команда кое-как забрала канаты, и судно медленно стало отходить от пирса. На нем везде горели огни, по громкой связи по всем динамикам звучала музыка. И во всех каютах пили, закусывали, орали песни и поздравляли друг друга с началом рейса.
В каюте Веры и Томы из динамиков пел Высоцкий, — корабли постоят, и ложатся на курс, но они возвращаются сквозь непогоды. Не пройдет и полгода — и я появлюсь, чтобы снова уйти …
Вера налила себе и Томе вина из бутылки, на которой была наклейка Томянка. Они чокнулись и выпили. Настроение было немного грустное и одновременно радостное. Что-то новое ждало Тому, что-то интересное.
А траулер тем временем тащил буксир подальше от пирса. Звучало Прощание славянки. Весь рыболовный траулер был пьян. Даже рулевой, которые смотрел вперед, и то выпил две стопки водки.
По всем палубам по всем проходам мотались пьяные матросы. В рефке, где стояли рефрижераторные установки спал машинист, ему уже хватило. В моторном отделении вовсю продолжалось застолье. Чумазые мотористы пили водку с пивом.
В дверь постучали. Вера сказала, — тихо, молчи. Сейчас они уйдут. Но стук продолжался.
— Началось, — сказала Вера и пошла к двери. Из-за нее донеслось, — девушки откройте.
— Я тебе открою. Я тебе час открою, сука! Так открою, что кувыркаться будешь по трапу до самого низа!
За дверью помолчали, потом трезвым голосом сказали, — девушки не бойтесь, это я Костя, повар. Я трезвый.
Тогда Вера открыла дверь и впустила Костю. Он вошел и закрыл за собой дверь на ключ.
— Можно сесть?
— Садись. Чего хотел, — грубо спросила Вера.
— Я вот чего девчонки, пришел. У меня в кладовой есть два ящика коньяка. Это для тортов и выпечки. И ребята знают об этом. Они же и заносили эти два ящика. Один ящик кэпа, а другой в столовую. Так вот нельзя ли временно сохранить их у вас? Я буквально завтра, пока все будут спать, перепрячу.
— Что ж ты раньше не подумал? — спросила Вера.
— Веруня, понимаешь закрутился и забыл совсем. Ну так что …
Вера посмотрела на повара и махнула рукой, — с тебя бутылка, в Новый год!
Костя кивнули пошел к дверям. Через пять минут он притащил один ящик.
— Вроде бы не видел никто. А если будут спрашивать, скажу кэп забрал.
Девушки помогли Косте затолкать бутылки в ящики под койками и сели отдохнуть. Между тем праздник на судне продолжался. Люди пили, пели и ели. Кто-то обнимался, признавался в уважении к собеседнику. Где-то назревал конфликт. Но драк пока не было.
Время было одиннадцать часов вечера. Буксир вытянул большой рыболовный траулер подальше от берега, на середину бухты и наконец оставил траулер, и тот собственным ходом направился к выходу из залива. На палубах было много моряков. Они пели песни, пили вино и водку, махали городу, который оставляли на пять-шесть месяцев рейса.
Прошло время и огни города исчезли, судно вышло в море. Но веселье еще продолжалось. Только к утру все успокоились. Те, кто похитрее, попрятали на будущие праздники спиртное, которое потом и сами не могли найти. Забыли куда спрятали.
Тома тоже уснула под утро. А через два часа надо было вставать. Готовить завтрак. В столовую тянулись моряки с помятыми лицами. Пили горячий чай и вяло обсуждали отход. Тома сделала свои дела и пошла в каюту. Там сидела и маялась Вера. Вчера она перебрала и даже кому-то из моряков набила рожу. Она в пьяном виде говорила, что ненавидит мужиков, всех бы поубивала.
Сейчас она сидела и смотрела на остаток вина в бутылке. В каюту ввалился рефмашинист Володя. Рыжий, с чапаевскими усами, он увидел вино в бутылке и глаза его загорелись.
— Вера, ты же человек. Дай опохмелиться. Дай, не жалей.
Тома смотрела на все это и ей было жалко и Веру и Володю. Куда она попала! Неужели ей придется полгода смотреть на этих людей, терпеть их. Она, однако, вспомнила
