на суд, насушили всей деревней сухарей, возвращайся председатель поскорей. Это ты не про председателя сельхозартели?
— Да это я так, ни о чем, — смутился я, удивившись тонкому слуху Курманова, а еще тому, что, оказывается, бормочу под нос дурацкую переделку песни про гармониста. Как там? На деревне расставания поют, провожают гармониста в институт.
— А, а я-то решил, что ты про нашего председателя «Долгуши». Деньги на семена взял, а потом пропил. Хрен ему, а не сухари! Я его, паразита, под суд отдал.
Я натянуто улыбнулся, а в душе сам себя выматерил. Хорошо, что спел эту песенку здесь, а не в Москве. Объясняй потом, что ты имел в виду не «Председателя», а «председателя»!
К счастью, Курманов отвлекся, услышав какой-то шум со стороны Шексны.
— Долбануло что-то, — озабоченно сказал Алексей Николаевич. — Для трехдюймовки — слишком громко будет, а для грозы, вроде, не сезон.
Я тоже слышал отдаленный раскат, напоминающий гром. Впрочем, говорят, что грозы и зимой могут быть.
Пока суть да дело, мы вернулись в Шексну. Наш паровоз с теплушками стоял на месте, но чего-то здесь не хватало. Хм. Что-то такое было, когда мы прибыли?
— А куда колокольня делась? — с удивлением спросил Курманов.
Точно. С утра колокольня стояла, а теперь ее нет. Что-то там торчит, вроде сломанного зуба или пенька, еще и дым идет.
Возле станции переминался с ноги на ногу товарищ Смирнов. Посмотрев на меня, хмыкнул и ответил на незаданный вопрос:
— Шестая армия бронепоезд прислала, так они только к станции подошли, из орудия и жахнули! Говорят — не знали, что Шексна отбита, на всякий случай подавили высотку.
Понятно, что за грохот мы услышали. М-да, хорошо еще, что село и станцию не подавили на всякий случай. А ведь могли бы. Из чего хоть палили-то? У них что, корабельное орудие стоит?
— А куда бронепоезд подевался? — поинтересовался я.
— Обратно в Вологду ушел. Командир сказал — мол, ему четыре часа дали, чтобы все про все, а потом назад. Наступления ждут, а бронепоездов всего два.
— Ясно, — кивнул я. Потом вспомнил: — Вы же с Королевым должны были на зачистку идти.
— Куда идти? — нахмурился Смирнов.
Тьфу ты, опять я брякнул, что ни попадя. Нет в восемнадцатом году такого термина «зачистка».
— Это мы так говорили, когда основные силы бандитов разбиты, но мелочевка осталась. Типа — вначале грубая работа проведена, а теперь зачистить, чтобы под ноль, гладко.
— А, вот оно как! Зачистка — хорошее слово, надо запомнить, — кивнул Смирнов. — А я здесь, потому что ваш губвоенком приказал мне на месте сидеть, и даже охрану поставил. Пока вы в Чуровское ездили, связь наладили. Оказывается, меня в Москве уже потеряли. Я же сегодня должен был на коллегии ВЧК выступать. Стали искать. В общежитии в Доме Советов меня нет, выяснилось, что по ошибке в другое общежитие заселили, на Лубянку, а там в командировку отправили. Из Центрального аппарата в Вологду позвонили, а те сюда. Что скажете?
— Да что сказать? — пожал я плечами. — Неразбериха.
А про себя подумал — бардак. Еще подумал, что курсы, на которых мы, якобы, учимся, это тоже бардак. Если это действительно курсы, то должна быть четкая программа, методика преподавания, а самое главное — конкретная цель. Вот, на кого нас все-таки учат? На разведчиков или на контрразведчиков? Похоже, что и на тех, и на других. И будем мы все такие универсальные, как самолет «бомбардировщик-истребитель», в реальности и не бомбардировщик, и не истребитель. Но говорить о том постороннему, пусть даже важному начальнику, я не стал. Вслух произнес:
— Еще хотел вам сказать большое спасибо, товарищ Смирнов. Если бы не вы, положили бы нас всех.
— Так я, худо-бедно, до ротмистра дослужился, — усмехнулся товарищ Смирнов, а потом добавил: — Жандармерии.
— В сущности, повышение, и очень серьезное, — рассудительно произнес я. — У вас теперь должность не ниже генерал-лейтенанта.
— Да нет, выше полковника жандармерии бы не прыгнул. Генералы — это уже в столице.
— Тоже неплохо, — кивнул я.
— Артист ты, товарищ Аксенов! — расхохотался Смирнов. — Шутка у меня такая. На самом-то деле, я и впрямь ротмистром был, в кавалерии. Но когда говорю — ротмистр жандармов, все начинают глаза пучить и шептать — а что, в ВЧК жандармских ротмистров берут?
— Так откуда я знаю, берут в ВЧК ротмистров жандармерии или нет? По мне — если до революции себя ничем не запятнал, так почему бы и нет? Вон, есть же в армии военспецы, почему бы у нас не быть?
— Игорь, — протянул мне руку товарищ Смирнов. — Просто Игорь. Если пойдете ко мне в заместители, буду для вас Игорь Васильевич.
— Спасибо Игорь Васильевич, Игорь, то есть, я подумаю, — пожал я протянутую руку. — Меня можно Владимиром звать, даже на Володю откликнусь. А в замы идти, так это как начальство скажет. Кстати, а вы почему сами Кедрову не сказали, что вас на коллегию вызвали?
— И что я должен был говорить? — удивился Смирнов. — Мол, я начальник ЧК Западной области, и мне воевать нельзя? Я же не знал, что меня по ошибке отправили. Кстати, — решил он сменить тему. — Есть, что товарищу
