на удалении не более пяти километров, вплотную к болоту, примыкает лес. Местность перед нашими позициями представляла собой пустошь с неровными складками, где есть низинки, несколько колков по пять-шесть березок. Далее тот самый лес, в котором как сообщил командир полка немцы. До полка пехоты и батальона танков. Из этого леса выходит хорошая дорога, идущая к деревне, то есть к нам. Для танков тут вроде раздолье и есть, где развернуться. Пушки, сорокапятки, их три, стоят на удалении друг от друга, метрах в пятидесяти. Перед первой, неглубокая канава, а вторая пушка расположена между двух берез, позиция у нее удобная, да и деревья неплохо помогают маскировке. Третья пушка, флангового огня, слева, на удалении в четырестапятидесяти метрах. Их огневые позиции практически рядом с пехотными окопами третьего батальона, того самого, который выделил генерал Руссиянов. Пехотные окопы роются в ста пятидесяти метрах от окраины села, между кустарника, его много растет на околице, в основном шиповник. Он тоже помогает маскировке.
— Ну, мужики! Дай Бог, тут наша песня, непоследняя будет!
Кольку Тихонова я видел всяким, но таким еще никогда: щеки серые, губы плотно сжаты, со лба в три ручья течет пот...
— Не накаркай командир! — Он говорил, кажется, не разжимая их, и не понятно было, как же он выталкивает слова, но его глаза блестели остро, пронзительно, и во всем его облике было что-то сокрушающее, неудержимое.
— Предполагается, что утром немцы двинутся. Передохнут, сволочи и пойдут на нас. Мы им тут как заноза вжопе… Наша задача до удивления простая: по этой дороге, — я махнул в сторону болотца, — не пропустить ни одного танка. Сколько бы их ни было…
— На этой дороге их целый полк уместится. Что мы одной машиной? — проговорил заряжающий.
— Ну не полк, а всего батальон ожидается, это во-первых, а во-вторых мы не одни... — я оглядел экипаж, и продолжил — сколько бы их ни было! — повторил снова, цедя слова чуть ли не по одной букве и продавливая их сквозь губы. — Я сам… сам эту позицию у дороги выбрал. Мы их тут намолотим. А, Коля?
Тихонов глянул как-то по особому на то место, где за горизонт опустилось солнце, будто хотел попрощаться с ним. Все невольно поглядели туда же. Потом почесал согнутым пальцем нос,раз, другой, и произнес: — Если чесно, то как выйдет, конечно… Но мы постараемся командир, — и повернувшись к экипажу добавил: — Ведь так мужики?
Я стоял прямо, скользя прищуренным взглядом по дороге вдоль болота, и моя голова медленно поворачивалась, внимательно по секторам, еще раз оценивая обстановку.
— Всем взять лопаты. Танк закопать, — распорядился я.
Капонир для Исы, как с некоторых пор не сговариваясь мы стали называть нашу боевую машину, рыли полночи, сбросив гимнастерки. Соленый и грязный пот ел глаза, протирать их было нечем, некогда, да и по большому счету бесполезно.
Уже незадолго до рассвета Коля аккуратно, буквально втиснул задним ходом танк в земляную щель, сверху его закидали нарубленными ветками. Я приказал срубить еще несколько деревьев и кустов, вкопать их перед танком так, чтобы они, не мешая обзору и обстрелу дороги, надежно маскировали машину. Когда это было исполнено, я с наводчиком ушел на дорогу, по-хозяйски осмотрел нашу позицию, как будто мне предстояло завтра с утра представлять ее проверяющему, а не корежить снарядами. Конечно как начнет светать надо будет еще раз проверить маскировку, а то знаете ли были в истории преценденты. Отправил наводчика на позицию и разрешил достать на ужин, а может и на ранний завтрак НЗ.
— Помыться бы, — пробурчал намодчик.
— Сходите, но только всем экипажем, еще и махру возмите в охранение, а то хер его знает кто тут шастает по камышам, — буркнул я, и неожиданно для себя улыбнулся. — Это приказ! А я пойду посмотрю что там у остальных.
Увиденным я остался доволен, все было отлично. Экипаж БТСа даже умудрился на место отсутствующего по штату ДШКМ поставить затрофееную 20мм пушку. Она хоть и с магазиннм питанием, но лучше так, чем совсем нечего. Когда вернулся к своим, экипаж принимал пищу. Ели все вяло, усталость взяла свое. Представляю как она парням разламывала кости.
Ожидание боя не давала расслабиься: — Ну что ж, давай, дядя Ганс… — произнес я неожиданно для себя и остальных. И не совсем понятно для экипажа добавил: — А под огнем настелить гать — это вам немчики не в дуду сыграть. Мы вам при солнышке сами сиграем, а вы попляшете. А теперь всем спать! Коля с заряжающими делишь дежурство, вам во все глаза глядеть за дорогой. Через три часа меня разбудишь, если все будет тихо. Ясно?
— Понял командир.
И он первый улегся на теплую рыхлую землю и мгновенно захрапел. Я, облюбовав себе место для сна, наломал веток, застелил землю и сверху кинул кусок брезента. Снял сапоги, положил их под голову, засунув в голенище для мягкости воняющие потом портянки. Но сразу как Колька уснуть не смог. Вокруг стояла удивительная тишина, какой я уже давно не слышал. Передний край отсюда был километрах в пяти-шести, но этого не чувствовалось. Где-то далеко то в одном месте, то в другом небо слабенько озарялось колеблющимся светом и гасло — это время от времени взлетали осветительные ракеты.
Пока готовился капонир, стояла плотная духота, а сейчас тянул со стороны речки ветерок, и, кажется, начали набегать тучки, в звездном небе, как в порванном решете, зияли черные дырки. Глядяна эти темные пятна, я думал о своих оставшихся в другом времени девочках — жене и дочке.
«…Вот как так оно все случилось?», — думал прикрыв веки я, слушая, как похрапывает Колька Тихонов.
Проснулся я мгновенно от того, что под мной качнулась земля. Вскочив, ничего в первые секунды не понял, чувствуя только, как яростно колотится в груди мое сердце. Вокруг стоял невообразимый грохот и вой, какой бывает под Новый Год, когда тысячи людей запускают фейерверки. В той стороне, где взлетали еще недавно немецкие осветительные ракеты, полыхало по всему горизонту зарево, и в багрово-красном отсвете тяжко и лениво клубились черные облака, беспрерывно ухали мощные взрывы.
Смахнув рукавом слюну с уголка губ, я быстрым шагом прошел на самую вершину холма, где уже стояли пехотный комбат, командиры батарей и разведчиков. Как только я к ним подошел, в центральной части
