но перстень забрали, пообещав отдать, когда тот покинет территорию дворца.
От внешнего периметра к самому зданию мы ехали по выложенной брусчаткой дороге, что немного петляла по парку, позволяя насладиться его красотой, а заодно — укрывая здание дворца от возможности увидеть его издалека. Так что появился он для нас внезапно. Вот мы еще ехали, окруженные яблоневым садом, а после очередного поворота машина выскочила на широкую площадь перед зданием дворца. В длину площадь была лишь немногим больше самого здания, а вот в ширину простиралась не менее чем на тридцать метров. Здесь уже были автомобили и кареты иных гостей, прибывших раньше нас. Они останавливались перед широкой лестницей, выпуская гостей, после чего отъезжали в сторону и по указаниям императорских слуг скрывались где-то за зданием дворца. Полагаю, там располагалась стоянка или как раньше называли такое место — императорские конюшни.
Подождав пока длинный автомобиль изготовления того же завода, что произвел и «нашу» машину, отъедет от лестницы, водитель аккуратно и плавно подвез нас к ее началу. Там уже стоял вышколенный слуга с папкой в руках, что вежливо поинтересовался нашими именами.
— Григорий Бологовский со своей дамой сердца Лидией Воронцовой, — как и было обговорено заранее с девушкой, представился я.
Полистав бумаги в папке, слуга нашел наши имена, поставил галочку о прибытии, и со всем почтением указал на вход, объяснив, что нам в Красную комнату. Войдя под своды дворца, нас снова встретили слуги, и молодой парнишка лет четырнадцати тут же повел нас по коридорам дворца в указанное место. Без внимания, как вижу, тут никого не оставляли. Видно, чтобы не заблудились или специально куда не пошли, изучая дом императора.
Красной комнатой оказался зал, украшенный бархатными портьерами на окнах, столами и стульями из красного дерева и в тон к ним выложенным паркетом. Тут уже были первые гости, но пока народу было мало. И как я понял позже, это объяснялось тем, что даже тут гостей разделили. Тех, кто не принадлежал к высшему сословию и прибыл только на награждение, ожидали начало приема в Красной комнате. Лида здесь оказалась из-за меня, иначе бы попала в Изумрудную, где ожидали императора ее родители, тоже оказавшиеся приглашенными на прием. Высшие сановники и дипломаты других государств ожидали в Золотой комнате, а небольшое количество гостей, не относящихся ни к одной группе, но по каким-то причинам тоже приглашенные на прием — в Сиреневой. Но как и сказал, все это я узнал уже после окончания официальной части приема, а сейчас мы с Лидой скучали в незнакомой компании дворян и офицеров, обсуждая наши планы на дальнейшую жизнь. Я делился с девушкой своими мечтами о собственном доме и высоком чине, она — желанием попутешествовать по миру, а после может и осесть где-нибудь в особо приглянувшемся месте. Но оба мы сходились в одном — нам хотелось бы выполнить свои мечты вместе.
Через час примерно в комнату пришел тот же паренек, что привел нас сюда, и попросил всех гостей следовать за ним. Я ожидал, что нас приведут в какой-нибудь тронный зал или нечто подобное, но ошибся. Мы вновь вернулись на площадь перед дворцом, уже освобожденную от ряда подъезжавших машин гостей. Там нас встретил уже дворецкий — высокий подтянутый мужчина в годах, чопорно, но со всей вежливостью попросивший построиться награждаемых и их спутников в ряд напротив дворца. Минут через десять из дворца вышли более высокие гости — в глазах аж зарябило от генеральских мундиров с наградами и дорогих костюмов высших чиновников, тоже не обделенных имперскими знаками отличия. Этих уже построили ближе к лестнице в два ряда по бокам от нашего ряда. Получился этакий коридор, по которому очевидно будут проходить награждаемые, поднимаясь к императору. Следом уже вышли гости рангом поменьше, пристроившись к рядам высших чинов, но дальше от лестницы и ближе к нам.
Вся эта подготовка заняла около получаса, во время которого с правой стороны от меня за рядами чиновников и гостей готовился еще и оркестр.
— Вот потому я и не хожу на официальные приемы, — пробурчала тихо Лида. — Первая их часть — жуткая скукотища. Да и после нее прием мало отличается от какого-нибудь бала или выносного фуршета.
Я лишь нежно погладил ее по руке, успокаивая, что девушка благосклонно приняла и замолкла.
Когда наконец подготовка была завершена, оркестр грянул «марш выхода императора» — трубы и барабаны задали темп, а скрипки подхватили общую мелодию. От звуков музыки внутри меня всколыхнулись подзабытые чувства: воодушевление и гордость за страну, в которой живу; желание куда-то мчаться, если прикажут; непоколебимая уверенность в собственной правоте... Иногда подобную смесь называют чувствами патриота. Уж не знаю того композитора, что создал этот шедевр, но когда оркестр замолк, а император Александр остановился на верхних ступенях лестницы перед нами, я не сомневался в его праве повелевать и вести за собой. В том числе и меня. Странное ощущение. Может, с музыкой на меня еще и магией воздействовали?
— Я приветствую всех собравшихся, — разнесся над площадью басовитый голос императора. — Рад вас видеть...
Речь Александра Рюриковича надолго не затянулась. Ему хватило всего десяти минут на формальное вступление, после чего император перешел к сути дела.
— Я собрал вас здесь, что лично отметить самых достойных представителей нашей империи! Тех, кто делом поддерживает ее целостность и закон! Тех, без чьих действий она не смогла бы существовать! Так давайте поприветствуем их, наших героев!
Присутствующие тут же разразились аплодисментами. Переждав их, император кивнул статному офицеру в чине полковника, скорее всего либо своему секретарю, либо адъютанту, и тот подошел к императору чуть ближе. В его руках оказалась папка, с которой он начал зачитывать фамилии, должность, достижение и уровень награды. После каждого имени он делал паузу, награждаемый выходил из нашего ряда и подходил к императору. Александру один из слуг подносил награду, которую тот передавал отличившемуся, благодарил за службу империи, и под аплодисменты и музыкальную отбивку укороченного марша, награжденный возвращался на место.
Сначала награждали отличившихся офицеров. В основном это были пограничники, к каким когда-то принадлежал и я, да немногочисленные моряки дальнего плавания. После них стали вызывать гражданских специалистов — ученых, сделавших какое-то важное открытие, учителей, чьи подопечные как-то прославили страну, да одного врача, который провел уникальную операцию и спас безнадежного больного. Теперь такие больные получили надежду, что их смогут спасти. Уже после них император стал раздавать «символические» награды за выслугу лет чиновникам и
