Некоронованный правитель Уэссекса оглядел своих людей, и те сами не заметили, как вытянулись под его взглядом.
— Отнесите тело эрла из Лонг Бега в церковь и положите там. Он, должно быть, лишился ума, раз напал на меня. Не следует порочить честь его семьи. Пусть все говорят, что этот эрл погиб в бою. Всем ясно?
Саксы закивали и глухо заворчали, мол, всем понятно. Да и что тут не понять? Свихнулся эрл, с кем не бывает. На предводителя напал. За такое бьют, пока дышать не перестанет. Но порочить-то зачем? Зачем родственникам знать, что Берн с ума сошел? Еще поймут неправильно. Нет уж, пусть думают, будто он добрый воин, и помер, как воину и надлежит помирать.
Тело Берна подняли и унесли.
Почти мгновенно после схватки на Эльфреда обрушилась такая усталость, что, казалось, и на ногах-то не устоять. Он с трудом доковылял до отведенного ему угла, до топчана, застеленного толстой медвежьей шкурой, почему-то пахнущей козлом, и провалился в сон, едва коснувшись головой меха. Даже известие о начавшемся рано утром штурме не смогло его расшевелить. Он проснулся лишь к середине схватки, и первые минуты даже не понимал, где он и что происходит. Лишь после того, как послушник, который пытался разбудить его, догадался плеснуть Эльфреду воду в лицо, тот осознал, в какой реальности находится.
— Нидинг[17]! — закричали датчане, стоило молодому правителю появиться над воротами. — Хьер-неблот гуттунге[18]! Гьельдинг[19]!
Молодой человек высокомерно промолчал. Он понимал, что его просто хотят выманить из-за стен, вызвать на открытую схватку. Само собой, некрасиво выглядит, когда воины укрываются за крепостными стенами, но что же делать? Он огляделся и мысленно вздохнул. Даже теперь у него вдвое меньше людей, чем датчан, притом, что, штурмуя монастырь, северяне мерли, как мухи. Саксов гибло намного меньше.
Но разница в людях была слишком велика, чтоб рассчитывать на победу в открытом бою. Класть своих воинов лишь во имя чести он не считал правильным. Он ответственен за их жизни.
Единственный путь, который казался ему подходящим — это договор. Если уж не удалось разобраться с датчанами сейчас, значит, нужна передышка. Эльфред понимал, что королевство нуждается хотя бы в паре лет спокойной мирной жизни.
Но были и серьезные препятствий на пути осуществления этой задумки. Датчане нападали на Уэссекс уже многие годы, терзали и грабили его, они привыкли приходить сюда, будто в завоеванную страну, когда им вздумается, брали все, что понравится. Откупишься от одних — налетают другие, и так до бесконечности. Армии датчан наводняли королевство, и войска короля метались, как лисенок в клетке, но ничего не могли сделать.
В сознании Эльфреда возникла мысль, что королевство могут защитить только большие отряды воинов, которые будут постоянно дежурить на побережье. Но это немыслимо, тогда некому будет возделывать землю и растить хлеб. А значит, небольшие отряды нужно непременно укрепить чем-нибудь, например, замковыми стенами.
Но для того, чтоб построить хоть несколько замков, нужно время. Крестьяне и сами охотно согласятся работать на строительстве, если поймут, что только их усилия смогут хоть как-то защитить их. Но крестьян и рабов, трудящихся на постройке, должен кто-то оборонять. Кто-то должен их кормить. Кто-то должен обеспечить им покой, хотя бы на время.
Эльфред готов был платить, и платить дорого. В казне короля Уэссекса было немало золота, Этельред был весьма бережлив, неохотно расходовал богатства, отлично зная, что ценности могут спасти людей и Уэссекс. Можно было заплатить, но в сложившейся ситуации договориться на разумную сумму будет практически невозможно. В глазах датчан положение саксов безнадежно, значит, с них можно требовать что угодно.
Эльфред надеялся на изменение ситуации. Рано или поздно северянам надоест стоять под стенами непокорного аббатства, и они решат идти дальше. Тогда саксам предстоит атаковать самим. Что ж, это будет не так сложно. Мост так и не удалось опрокинуть в ров и, хоть и разбитый, опаленный, он все-таки держался на опорах. Норманны упорно не давали монахам избавиться от этой скудной переправы.
А через два дня после смерти Этельреда (младший брат отказался похоронить его тело в Уилтоне, заявив, что король Уэссекса должен лежать в Уимборне — рядом с его дедом, королем Эгбертом), рано утром, когда датчане еще вяло собирались идти на очередной штурм, к молодому королю вдруг прибежал послушник и, нервно крича, позвал его на противоположную стену монастыря.
Эльфред в ответ лишь дернул плечом и поспешил к противоположному краю. Бежать до противоположной стены ему не пришлось, еще на полпути он разглядел что-то, некое размытое пятно, которое отделилось от синеватого массива леса и направлялось к монастырю.
Молодой король вытянул шею, и Эгберт, постоянно, как тень, державшийся рядом с ним, тут же прикрыл его своим щитом — на всякий случай. Раннее утро еще не озарили первые солнечные лучи, по лугам ползли клубы густого тумана, и в его гущине трудно было разобрать, кто направляется к монастырю.
Первыми из туманного моря вынырнули флажки, прицепленные к копьям, и, прищурившись, Эльфред легко рассмеялся. Он чувствовал такое облегчение, какого никогда не было прежде. Даже оценив приблизительно, он догадался, что к монастырю идет никак не меньше трех-четырех сотен человек. В сложившейся ситуации это очень много. А знаки на флажках — герб графа Экзетера и графа Уэдмора, а также корнуоллского герцога — убедили его, что поддержка ждет именно его, а не северян.
— Брони и шлемы надеть! — завопил он так, что отозвались колонны каменной галереи и с криками разлетелись вороны из-под сводов большой монастырской церкви. — Готовиться к вылазке!
К Уилтону двигалась надежда молодого короля на благополучное разрешение безвыходной ситуации.
Появление возле монастыря свежих отрядов несколько обескуражило датчан. Хотя после битвы при Басинге к ним присоединилось еще три-четыре сотни искателей приключений, а может, и больше, они не считали — битва при Мертоне и штурм Уилтона стоили им немалых сил.
Сперва датчане рванулись навстречу новоприбывшим, надеясь уничтожить их до того, как те доберутся до монастыря и смогут соединиться с осажденными войсками, но Эльфред не зевал. Его люди, насидевшиеся за стенами и мечтающие отомстить за покойного короля, кинулись в бой с редким пылом. Когда северяне почуяли, что их могут просто-напросто стиснуть с двух сторон, они предпочли отступить и посмотреть, что получится. Им никто не препятствовал. Новоприбывшие сумели пробраться в кольцо стен, и за ними с шумом затворились ворота.
Предводитель этой новой небольшой армии, граф Экзетер соскочил с коня, с облегчением стащил слегка покореженный ударом шлем и, вытирая кровь, сочащуюся из поврежденной брови, огляделся. Эльфред подскочил к нему и с пылкостью обнял — он был слишком счастлив появлению подмоги в самый тревожный момент, и его нимало не интересовали истинные причины появления здесь этого знатного эрла, его воинов и воинов его не менее знатных соседей.
Впрочем, догадаться, откуда взялись корнуоллские воины, которых здесь была полная сотня, нетрудно. Об этом попросила отца Вульфтрит. Молодой король криво улыбнулся. Если бы женщина знала, что она уже вдова, и своими письмами и отчаянными мольбами о помощи помогает ненавистному деверю, пожалуй, по бабской глупости могла бы отказаться от помощи корнуоллских родственников.
Западным эрлам просьбы о дополнительных отрядах воинов посылал сам Эльфред.
Граф Экзетер охотно обнял молодого короля и похлопал его по плечу. Но взгляд его продолжал гулять по лицам, и, не найдя того, кого искал, он сам спросил:
— Где же Этельред? Почему его здесь нет? Он ранен?
— Этельред умер.
— Давно? — Экзетер закусил губу.
— Два дня назад… Три, — Эльфред коснулся своего лба. — Прости, я усталый, плохо замечаю, как меняются дни.
— Да, конечно, — согласился граф. — Я понимаю. Ну, покормят меня и моих людей в этом монастыре?
Он ничего не имел против Эльфреда, и уже за столом, куда подали кашу и наспех разогретые пироги с рыбой — монахи умудрились под покровом темноты, с противоположной от датского лагеря стороны закинуть невод — с любопытством поинтересовался, что собирается делать наследник покойного Этельреда. О старшем сыне покойного правителя Уэссекса, Этельвольде, он даже не упомянул. И так понятно, что десятилетний малыш не способен править. К тому же, для эрлов и солдат он был котом в мешке.
А Эльфред… О, Эльфреда знали все. Он — отличный воин и достойный предводитель. К тому же, он и сам отец. Хорошо, когда к власти приходит человек, не только достигший возраста мужчины и уже отличившийся в битвах, но и обзаведшийся потомством. Конечно, сын Эльфреда до собственного совершеннолетия — четырнадцати лет — мог десяток раз погибнуть от болезни или раны, но пока он жив, здоров и даже, как говорили, довольно боек.
