Платон Планктон - Мы вчера убили послезавтра

Две минуты реального времени это очень и очень мало. Всего-то 120 секунд. Но это для человека. А вот для компьютеров, чье сердце бьется с пульсом нескольких миллионов ударов в секунду, две минуты это куча времени. Человек мало что успеет за это время, но если он заранее напишет программу, пошаговую инструкцию что и как надо делать, компьютер может с умопомрачительной скоростью это выполнить. Это похоже на пружину, которую человек долго и упорно сжимает, чтобы потом она вмиг распрямилась. А если этих человек будет около сотни? И пружинку они эту сжимали в течение года? Такая пружина-программа ой как много всего может натворить. Целый год 107 программистов из Белоруссии составляли программу, которая за две минуты до окончания голосования в ЛЕР "распрямилась". Она взломала и перехватила каналы связи, по которым в ЛЕР передавались данные о результатах выборов. Под управлением этой программы, процент проголосовавших за Шурупаева начал неуклонно расти.

Вертушинский стоял на сцене, улыбался и радостно размахивал рукой. Рядом с ним стоял бледный и трясущийся Шурупаев. По сценарию, он, проиграв, должен был сердечно поздравить победителя, пожать ему руку и удалиться в тень. Толпа ликует, все счастливы. Но ликование собравшихся в зале внезапно начало сходить на нет. Вертушинский по инерции продолжал искренне радоваться своей надвигающейся победе, пока не почувствовал изменение настроения своих подданных. В зале тем временем воцарилась полная тишина. Премьер перехватил сотни взглядов и, обернувшись, посмотрел на монитор, висящий за сценой. "Шурупаев — 53, 41 %, Вертушинский — 46, 59 %". Следующая надпись его окончательно добила: "До окончания голосования осталось 00:00:05". За пять секунд Николай Арсеньевич только успел выдавить из себя какое-то глупое "а как же так?".

Звук фанфар! Беспристрастный механический голос объявил:

— С перевесом 6,82 процента, на голосовании победил господин Шурупаев!

Небольшая кучка людей нестройно прокричала "ура". Вертушинский чувствовал себя малышом, который просил на Новый Год новую игровую приставку, а ему Дед Мороз принес валенок 47-го размера. Один. Левый. Он пытался понять, что же происходит? "Шефы" его решили сдать в последний момент? Или американский программист перепутал малопонятные русские фамилии? Да нет же, не может быть! Ни того не другого! Но сейчас-то что делать!?

Шурупаев тоже не излучал уверенности. Кошмары из его детских снов внезапно стали реальностью. Только заплакать и маму позвать не получится. Все присутствующие глаза и объективы впились в него мертвой хваткой. Цифры по голосованию на табло делали невозможным промямлить что-нибудь типа "ой, шутка не удалась". Он до последнего не верил, что затея белорусов удастся, поэтому не был морально подготовлен к такому "подарку судьбы" как кресло премьера.

Вы видели хоть раз, как марионетками управляет пьяный кукловод? А все присутствующие в Кремле это зрелище смогли лицезреть. Шурупаев, на ватных ногах с неестественной улыбкой, двинулся по направлению к микрофону. Его на траектории следования перехватил Вертушинский, решивший, что разберется во всем случившемся завтра, а сегодня лицо терять не стоит. Вертушинский с видом "завтра ты умрешь" пожал руку и похлопал по спине Шурупаева. Зиновий Петрович, парируя не менее выразительным взглядом "это мы еще поглядим", ответил на поздравления. Потом сделал несколько неуверенных шагов и оказался возле микрофона. Его голос сорвался на фальцет:

— Дорогие друзья! Граждане Либеральной Евразийской Республики! Я очень горд оказанной мне честью и обещаю вам…

Что-что, а произносить речи Шурупаев умел. Он начал потихоньку втягиваться в ораторство и его волнение начало отступать. Но в зале оставался еще один человек, чьи нервы были напряжены до предела. Дима. Стараниями немецких специалистов он был превращен в ходячую бомбу. Силиконовая кожа скрывала пластиковую взрывчатку и 7000 поражающих элементов в виде стеклянных шариков. Мокрая от пота, ладонь Димы лежала на наручных часах. Ему достаточно было сильно вдавить колесико завода и эти 7000 шариков брызгами рванут в зал, попутно убивая и калеча всех, оказавшихся на их пути. Дима специально подошел к сцене и развернулся к ней спиной. Теперь взрыв не заденет находящихся на ней людей. Вертушинский и Шурупаев останутся живы. Но жертвы в самом зале будут ужасающие. А от самого Димы останется пара дымящихся ботинок. Это было крайней мерой. Взрыв должен был прогреметь, если Вертушинский прямо со сцены стал бы возмущаться результатами выборов, вызывать охрану и пытаться помешать Шурупаеву вступить в должность. По оценкам психологов, вероятность такого поведения бывшего премьера составляла около девяти процентов. Девять процентов на то, что чтобы умереть самому и стать убийцей сотен людей. Но сейчас он бы убил сотни, для того чтобы завтра могли жить миллионы. Сам теракт потом бы приписали сторонникам Вертушинского, которые не смогли смириться с его поражением на выборах. Дима даже должен был прокричать перед взрывом, что победа Шурупаева это подлог и что власть надо вернуть действующему премьеру.

Но пока кричать и взрываться не приходилось. Вертушинский согласился с ролью побежденного, отошел на задний план сцены и автоматически кивал во время особенно патриотических высказываний Зиновия Петровича. Сломался. Пока сломался. Он надеялся прояснить ситуацию завтра, послезавтра принять меры, послепослезавтра снова занять премьерское кресло. Но вся беда в том, что не будет у Вертушинского никакого завтра. И, тем более, послезавтра. Вся эта затея с выборами была только начальным этапом. Просто привести к власти премьера было мало, уже через неделю ему устроят несчастный случай. Или силы поддержания порядка НАТО перейдут границу, принуждая население к "либеральным" ценностям. Сценарий может быть какой угодно, но финал будет один и тот же — на трон посадят новую марионетку.

План белорусов был более изощренным и это почувствовал находящийся в зале Самуил Яковлевич Кац. Именно почувствовал, каким-то верхним чутьем понял, что заварушка намечается серьезная и клоунада с выборами знаменует начало целой эпохи перемен. У Самуила Яковлевича тоже было мало времени для принятия решения. С одной стороны его семья в Швейцарии была в безопасности благодаря белорусам. А с другой, хотелось жить. Самому жить. Мерзнуть зимой, болеть ангиной, маяться от жары летом и жаловаться на ревматизм промозглой осенью. Но жить. А не быть свернутым вместе со всей страной-проектом ЛЕР. Если он сейчас сорвет замысел подпольщиков, в очередной раз докажет "шефам" свою полезность, может его и оставят в живых, как заслуженного пенсионера ЦРУ. Самуил Яковлевич решительно двинулся в сторону сцены, где соловьем заливался Шурупаев.

И откуда столько решительности и хищной грации взялось в этом вечно неспешном и даже слегка неуклюжем человеке? Он прорезал толпу как раскаленная игла воск, запрыгнул на сцену, которая доходила ему почти до груди и твердым шагом, как будто ничего не происходит, направился к Шурупаеву. Тот как раз подходил к финальной части речи, что при его мудром правлении граждане ЛЕР заживут просто до неприличия замечательно. Вообще из речей политиков надо убирать возможность говорить в будущем времени. У нас будет, мы получим, мы построим и разовьем. А в реальности ничего не получаем, не строим и не развиваем. Величие будущего при нищем настоящем. Но Кац шел не отчитывать новоиспеченного премьера за вливание тонн лжи в уши электората. Он слегка отодвинул Шурупаева от микрофона и произнес:

— Уважаемые дамы и господа, я из "Тысячи Правых". И я уполномочен сообщить, что в подсчете голосов произошла ошибка. Мы сейчас не можем выявить, кто из кандидатов выиграл голосование, но исправим эту досадную оплошность завтра. Это первый случай в мире, когда подвела американская система демократических выборов. Но поломаться может и самая надежная вещь на свете…

До Шурупаева начало доходить, что в зале явственно начинает пахнуть жаренным. И что на огне жарят именно его тушку. А ведь завтра могут и в государственной измене обвинить. Так что действовать надо немедленно. Он тоже начал оттирать Каца от микрофона со словами:

— Позвольте, я демократически избран. Да позвольте мне сказать! Я сейчас все расскажу и объясню. Система голосования…

А вот рассказывать и тем более объяснять Кац Шурупаеву никак не мог позволить. Не дай бог он что-нибудь ляпнет про святая святых — Великую Американскую Систему Голосования. Рука Каца быстро нырнула за пазуху. Он вытащил небольшой блестящий пистолет с глушителем на стволе. Два приглушенных "паф паф". Шурупаев схватился за грудь и начал медленно оседать. Кац проревел в микрофон:

— Не волноваться! Я из "Тысячи"! Мы пресекаем государственный переворот!

Толпа в зале замерла, как замирает стадо баранов при виде волка. Кто-то истерически завопил: