— Леша, не серчай на старого дурака. Может, я и не прав, что всю твою жизнь за тебя придумал… Я ведь, неспроста тебя за собой таскал. Хотел тому выучить, что сам знаю — рудничать да охотиться, с людьми нужными познакомил. Только жизнь вся за то время из лесов ближе к городам да к железной дороге убежала. Ладно, хоть, если от дури тебе оберег, когда золото и камни глаза застят. Запомни главное — дело без денег человеку нужнее, чем деньги без дела. А вот чего я за тебя сделать не могу, так это дело тебе по душе выбрать… — Колыван приподнялся на локте и поглядел в небо. — Я себе дело только здесь и нашел. Смолоду дерзко я жил. Самосовершенствованием одержим, в воспитании характера, идее всеобщего счастья и свободы, правды искал… Потом назад глянул — как я весь мир осчастливлю, какое от меня всеобщее счастье, если за спиной только полоса выжженная остается? Ты ведь, Леша, понимаешь, что мамке твоей никакой я не брат. Но выходила она меня во времена лютые и с тех пор ближе сестры для меня стала. Ты, Леша, на заимку не возвращайся. Иди прям отсюда, куда глаза глядят и в какую сторону сердце лежит. Не надо тебе глядеть, как я свое доживаю. Стыдно это. Не послушаешь меня — с места шага не сделаю, тут и померзну. Спасибо тебе, Леша — если бы не ты, так и не придумать, для чего я свою жизнь прожил. Вареньке поклонись от меня. Прощай. Как рассветет, иди, не оборачивайся. В жизни не пропадешь, а меня помни, и пусть уроки мои тебе подспорьем будут…
Оставшись один, Леша немедля двинулся в Реж.
Хоть и тосковал Пелевин без Колывана, однако понимал — пора начинать жить одному. Да и предвкушение от встречи с Варей заглушали тоску. Молодой охотник шел, улыбаясь словно блаженный и, закрыв хотя бы на мгновенье глаза, тут же ощущал запах Вариных волос. Прикидывал, где начнет строить свой дом, шел почти без отдыха. Мечтал, как поедут они с Варей в уездный город, и какие подарки он там купит невесте. Придумывал, каким именем назовут они своего первенца.
Верстах в двух от Режа, утопая в снегу по брюхо, Лешу встретил Басурман. Кот, прижав уши, плакал, точно ребенок. И повел он Лешу не домой, а на деревенский погост.
В годы неурожая правительство стало выдавать желающим билеты, разрешавшие заниматься промывкой старых копей и отвалов. Вместе с этим новым для Урала промыслом появились хитники — те, кто копал отвалы, старые и новые, без всяких разрешений — а их в окрестностях Режа имелось множество. Ватаги хитников бывали такими отпетыми, что упаси боже попасться им на пути в недобрый час. Некому неведомо, когда и как встала на их пути Варя, — но тело ее с ножевой раной в шею обнаружили месяц тому назад неподалеку от скалистого обрыва над рекой, прозванного «Пять братьев». Селяне быстро нашли злодеев и, в итоге, загнали варнаков на болото, где те и сгинули в стылых черных пучинах. Только и свершившаяся месть не могла заглушить Лешиной душевной боли.
Сутки просидел Алексей над Вариной могилой и, не утащи его греться Варины братья, — скорее всего, так бы и замерз насмерть. Мало что помнил Алексей в тот момент, но кошки, все так же сидевшие на заборе, сверкая во тьме глазами–изумрудами, странным образом утешили его душевную боль.
Надо сказать, что кошки не забыли свою Княжну и с наступлением тепла приходили на Варину могилу, рассаживались подле креста, и тихо сидели там целыми днями, недовольно фыркая на любого, кто приближался. Кошки любили тепло и тишину, в которой упокоилась Варя.
Но Пелевин этого не знал. После расставания с Колываном и Вариной смерти возвращаться в такие знакомые леса и горы ему не хотелось; они словно бы предали его, и Леша не мог и не хотел их прощать. Он уходил прочь от изменников — в мир людей, городов и железных дорог.
Прибыл в Екатеринбург и сразу понял, до чего прав Колыван. Только искусы, переполнявшие уральскую столицу, Алексея не привлекали: ни веселые дома вокруг Малаховской площади, ни лихие рысаки, запряженные в лаковые пролетки, ни рекламы одеколонов и верхнего платья, ни даже цветные трубочки с маком и сахаром, которые за алтын продавали уличные торговцы.
Сначала он хотел остановиться в гостинице, благо пространство меж Покровским и Сибирским проспектом сплошь заполнено постоялыми дворами, вот только славой они пользовались худой. Имелись и другие гостиницы — «Вена», «Рим», «Берлин», самая лучшая — «Американская» но и с ними Алексей решил не связываться, причем главным образом — из соображений экономии. Хоть в средствах он и не нуждался, деньги имеют свойство заканчиваться в самый неподходящий момент. Придя к такому выводу, Пелевин снял комнату в домике неподалеку от Хлебного рынка. Район считался торговым, но Лешу шум и суета не трогали. Пытаясь поскорее разобраться в новой для него жизни, он две недели читал все доступные газеты и журналы — публичную библиотеку в городе еще не построили. Купил городскую одежду и, привыкая к ней, подолгу гулял по Главному проспекту — широченной улицей с пешеходной аллеей посредине, мимо торговцев щами и квасом, мимо аккуратных лавочек, мимо рослых городовых.
По здравому размышлению Пелевин решил попробовать себя в коммерции. В собственные прожекты пускаться не собирался, и для начала, хотел просто поглядеть на то, как можно заработать на жизнь торговлей. Начать же свои штудии посчитал разумным с Тюмени.
По приезду в Тюмень Алексей, помня дедовские наставления, немедля направился к Игнатову, тот был на пристани. Купец его не просто узнал — немедля принял, позвал обедать в салоне своего корабля. За столом рассказывал про незначительные мелочи и курьёзы, много смеялся, потом, как–то вдруг став серьёзным, сказал:
— Колыван, царство ему небесное, просил тебе помочь, ежели случай представиться. Ты не смущайся, говори, чего хочешь.
Молодой человек не торопясь и почему–то смущаясь, рассказал о своих соображениях относительно коммерции. Добавил к тому, что какими–никакими, а собственными средствами располагает.
Игнатов задумался и вдруг спросил:
— На меня поработать не желаешь? – и, видя, что парень находится в замешательстве, добавил. — Походи по нашим дорожкам, посуетись, дело пощупай, а коли средства есть, так пай купи, да в дело его вложи.
Леша предложение Игнатова принял и с головой окунулся в незнакомую прежде жизнь: бесконечные торги да ярмарки; спрос и предложение; кожаные нарукавники и перемазанные чернилами руки. С одной стороны, уроки деда Колывана выковали Лешин характер, с другой — навек обрекли его на одиночество. Враз выпав из привычной среды, Леша тратил свои немалые силы, смекалку и жизненный опыт не на то, чтобы преуспевать или состояться в жизни, а на постижение глупых и незначительных, а порою — просто дурных, ухваток. Мыслил ли он еще пару лет тому назад, что ему придется рядиться да сквалыжничать?
