его можем при решение двух вопиющих проблем. Номер один – это спекулянты, которые торгуют нашим хлебом втридорога с той же Финляндией. И номер два – мы должны изменить ситуацию с нашей полной беспомощностью в контроле за снабжением столицы. Контроль снабжения должен быть передан в руки министерства внутренних дел из лап общественных организаций.
Балк при этих словах аж закашлялся, настолько мало общего пожелания Протопопова имели с реальностью
– Саш, ты пытался ведь, не вышло ничего, – растерявшись, Балк даже на «ты» перешёл несмотря на присутствие Хабалова.
– Значит надо повторить, только на этот раз не пытаться, а сделать.
Протопопов вытащил из внутреннего кармана пиджака еще один документ, который готовил к встрече. Несколько десятков скреплённых между собой листков. Доклад агентуры Глобачева, внедрённой на производственные предприятия по министерской указке. Внутри – комментарии самого Протопопова, сделанные на полях карандашом.
– Изучите. И мы встретимся с вами снова, господа, я хочу слышать ваши впечатления и предложения. А на сим вынужден откланяться – дела.
Протопопов пожал обоим руку и вышел из кабинета, оставив Хабалова и Балка наедине с их мыслями. Все, что мог сделать министр на данную минуту – он сделал. Он попытался указать этим господам «верный путь». Теперь шаг за ними. Протопопов вовсе не исключал, что и Балк, и Хабалов, заверяя его в искренней верности государственным делам, на самом деле делали обратное. В конце, концов дела, порученные им Государем, шли куда более, чем отвратительно. Одним из них управляли генералы из ставки и если даже не напрямую, то через моральное воздействие. Вторым управлял Земгор.
Забавно, что с какой стороны не глянь и как не зайди – все дороги вели в Москву к небезызвестному господину Гучкову.
Но собственно гнойник Гучкова и положен был скрыть доклад Глобачева, который Протопопов оставил на столе.
День же только начался и впереди Александра Дмитриевича ожидали другие дела.
Глава 19
«Печати русской доброхоты,
Как всеми вами, господа,
Тошнит её – но вот беда,
Что дело не дойдёт до рвоты».
Тютчев
Год 1917, январь 13,
на улицах Петрограда.
В начале одиннадцатого утра, Протопопов в сопровождение своих верных охранников, шёл по улицам Петрограда.
Суббота.
В 1917 году это был такой же обыкновенный рабочий день, как и привычные человеку из 21 века понедельнико-пятницы. Поэтому людей на улице шастало немало, даже в утренний час.
Столица, чего там. И уже сто лет назад темпы повседневной жизни в Петрограде были довольно высоки.
И это несмотря на крепкий морозец, что пар изо рта валил клубами.
Настроение после разговора с господами Хабаловым и Балком было достаточно приподнятым и в целом состоявшаяся в рабочем кабинете начальника Петроградского Военного Округа беседа внушала некоторый оптимизм по дальнейшему развитию событий. Хорошему настроению определённо способствовал снег, крупными хлопьями срывающийся с небес. Снегопада, чтобы прям таки ух, не было, но и этого хватало поддерживать «зимний вид» города с белыми крышами домов и множественными сугробами на улицах.
Погода определённо радовала местную детвору, которой мороз был только в удовольствие и на потеху – мелюзга охотно лепила снеговики, играла в снежки и не мёрзла. Один из таких снежков, кстати, угодил прямо в Протопопова, а ещё один в Федю. Малолетки заржали, как кони и бросив своего недолепленного снеговика принялись улепётывать со всех ног.
Охранник было собрался догнать хохочущих пацанов и оборвать уши, чтобы не повадно было, но Протопопов отмахнулся – хай играются. Сам что ли Федя не такой был?
Но провожая улепётывающих пацанов взглядом, на миг Александр Дмитриевич вдруг подумал, что если ничего не изменится в самое ближайшее время, то всего через месяц с небольшим, этот белый снег окрасится красным, под цвет проливающейся крови революционеров, которые вряд ли будут ведать, что на самом деле творят. И лететь будут тогда уже вовсе не снежки, а что потяжелее…
От этой мысли настроение как то сразу испоганилось и изменилось на рабочий лад. Протопопов вздохнул полной грудью. Но так наверное и лучше, нечего от проблем отвлекаться, покуда они не решены и ситуация не изменилась.
Особое внимание Александра Дмитриевича этим утром привлекли киоски с прессой и шатающиеся неподалёку от оных столичные продавцы газет. Продавцы, по большей своей части, работали от агентств печати и распространяли сразу несколько наименований газет типографской продукции. Они были одеты в полагающуюся форму тёмного цвета с яркими петлицами, в данном случае красные. На зимней меховой шапке крепилась пластина с незатейливой надписью «Газетчик» и номером. Сами газеты эти ребята носили в специальных кожаных сумках, размером со стандартный печатный газетный лист. Можно было предположить, что такой работе при минусовой температуре завидовать не приходится (ну сколько ты проходишь по улице на морозе, не отморозив пятую точку, никакой прибыли не будешь рад), но судя по тому, что видел Протопопов, замерзнуть они попросту не успевали. Газеты, как правило, разбирали быстрее, чем горячие пирожки на Киевском вокзале времен молодости нашего героя. Желающих читать новости и быть в курсе происходящих в стране событий, всегда было не мало. Ну а в такое беспокойное время, что наступило в государстве сейчас, количество интересующихся политикой ото дня на день росло в прогрессии. С какой стороны не заходи, но пресса по сути была единственным доступным и работающим способом (ну кроме слухов и кривотолков, да и те не шибко ныне были в ходу после жестких запретов на спиртное и закрытие большей части питейных заведений) получить актуальную и самую свежую информацию и утолить информационный голод граждан. Так то в 1917 году не было ни социальных сетей, ни мессенджеров, ни интернета с новостными лентами, с помощью которых было бы возможным следить за событиями в режиме онлайн. Не было даже радио и телевизора. А голод, как известно не тетка, пусть и информационный.
Вот и выползшие на улицу люди в это субботнее утро облепляли продавцов газет, поджимая с разных сторон и обносили подчистую. Каждый из горожан, завидев продавца охотно расставался со
