с Серёженькой что-то случится… Даже думать об этом не хочу.
– И не думай, баб, – сказал я. – Всё будет хорошо, обещаю.
Бабушка опять вздохнула, на этот раз молча.
И только прабабушка Дуня отнеслась к нашей затее философски.
– Делайте, коли охота есть. Всё лучше, чем по кабакам последние портки пропивать.
– Мама! – возмутился дед. – Когда это я по кабакам штаны пропивал? Да ещё и последние?
– Так я и говорю – лучше это, чем то, – сказала прабабушка и прикрыла глаза, показывая, что дальнейший разговор ей мало интересен.
Остался позади июнь. Пролетал, оставляя за собой плавящийся днём от солнца асфальт и душные ночи, июль. Близился август, а вместе с ним и моё возвращение домой – в Кушку.
Во дворе деда созрел виноград. Сладчайший чёрный «кишмиш» и белый «дамские пальчики». С удовольствием уплетал оба. Не забывал и Наташу угощать. Виделись мы не так часто, как могло бы быть и хотелось, но всё-таки виделись.
Нас тянуло друг к другу. Эта была не та безудержная страсть молодых людей, которая заставляет их забыть обо всём и утонуть в объятиях друг друга, нет. Скромнее. Даже гораздо скромнее.
В первую очередь, сказывалась разница в возрасте. Как бы мне ни хотелось, чтобы наши отношения перешли на другой, более интересный уровень приходилось сдерживаться. Тринадцать лет – это тринадцать лет. Даже тринадцать с половиной. Пацан ещё совсем с физиологической точки зрения, только-только волосы начали пробиваться под носом и в других значимых местах. Да, сознание сорокалетнего. И что? Жди, дорогой. Хотя бы год ещё, а там посмотрим.
Понимала всё это и Наташа. Она вообще оказалась гораздо мудрее, чем показалось мне в начале.
– Год нам точно нужно потерпеть, Серёженька, – сказала она мне как-то в минуту близости, когда наши жаркие поцелуи едва не сорвали крышу обоим. – Год. Это не очень много, правда? А там поглядим.
Озвучила мои мысли практически один в один.
Первым был готов лазер. Он же – оптический квантовый генератор.
Испытания провели во дворе у Толика.
Положили на открытую бочку с водой дощечку. На дощечку поставили вертикально спичечный коробок, полный спичек. В двух метрах напротив на штативе для фотоаппарата на той же высоте укрепили лазер.
– Готов? – спросил Толик.
– Готов, – ответил я. – Жги, Кулибин.
Толик врубил лазер.
Тончайший алый луч – чистая усиленная и сконцентрированная энергия прорезал два метра воздушного пространства, упёрся в коробок…
Ш-шшш… Вспышка!
Дым, пламя, запах сгоревшей серы, и пылающий коробок падает с дощечки в воду.
Техника безопасности – прежде всего.
– Класс! – кричит радостно Толик. – Класс!! Ты видел? Получилось!
– Отлично, – говорю я. – Давай ещё разок.
Теперь на пути лазерного луча встал солдатик, вылепленный из пластилина.
Секундомера у меня нет, но я и так вижу. Четыре секунды требуется лазерному лучу, чтобы выплавить в груди пластилинового храбреца почти сквозную дыру, после чего солдатик падает в воду.
– Достаточно, – говорю я. – Отличная работа, Толик, спасибо. Держи.
Достал два червонца, протянул Толику. Мой новый товарищ взял деньги с таким видом, словно увидел их впервые.
Я протянул ещё три рубля:
– Премия.
– Зачем? На двадцатку же договаривались.
– Дают – бери, бьют – беги. Тебе что, деньги не нужны?
– А у тебя лишние, что ли?
– Как знаешь, – я убрал трёшку в карман. – Значит, ещё раз спасибо тебе громадное. То, что надо получилось.
– Было интересно, – сказал Толик. – Больше ничего не надо?
– Может быть, и понадобится, – обнадёжил я его. – Но не сейчас.
– Если что – свисти.
– Обязательно.
Затем, почти одновременно с готовностью лазера, отец Наташи сообщил, что у него, кажется, получилось изготовить по моим размерам иттрий-ниодимовые провода и лантано-бариевые стержни, а дядя Юзик довёл до моего сведения, что золотая проволока двух видов ждёт своего применения.
– Металлы я провёл по документам, как необходимые материалы для экспериментов с высокотемпературной сверхпроводимостью, – сказал он. – У нас не чисто научная лаборатория, больше производственная, а то значит план и всё прочее. Но определённая свобода в направлении исследований имеется. Спасибо начальству, конечно.
– Вам спасибо, Илья Захарович. Громадное спасибо. Что я вам должен?
– Ты про деньги, что ли? Забудь. Государство, считай, заплатило.
– Доброе у нас государство.
– И не говори.
– Ладно, за металлы. А за работу?
– А за работу мои лаборанты зарплату получают.
– Да какая там у них зарплата…
– Откуда у тебя деньги, Серёжа? – спросил Илья Захарович, снимая очки и глядя на меня своими зелёными, как у дочери, глазами. – Прости, что спрашиваю, но меня и впрямь волнует этот вопрос, учитывая твой возраст. Я помню, ты говорил что-то про гонорар за статью. Ещё одну опубликовали?
– Не до статей пока, Илья Захарович, – сказал я. – Но деньги у меня и правда есть. Источник пока не назову, уж извините.
– Упрямый ты, гляжу.
– На том стоим.
– Ладно, если всё получится, выставишь моим лаборантам коньяк. Пойдёт? Или дорого?
– Не вижу препятствий. Только подскажите, какой, а то я в коньяках не разбираюсь – мал ещё.
– Подскажу, – засмеялся он. – А уж что-то, а это подсказать сумею.
Обмотка; пайка; сборка; юстировка; промежуточные испытания и переделки… Дни и ночи. Ночи и дни. Дед взял отпуск, и мы с ним не вылазили из его импровизированной мастерской во дворе, отрываясь только на еду, туалет, перекуры и сон. Причём у меня, как у некурящего, не было и перекуров.
Почему так напряжённо?
Время поджимало. Я не хотел переносить работы на следующий год, а собрать антиграв в Кушке, как уже говорилось, не видел возможности. Нужно было всё завершать здесь и сейчас.
Хотя бы для того, чтобы точно знать – получилось у меня или нет.
Потому что, если получилось – это одно: сразу можно строить конкретные планы и двигаться дальше.
А вот если не получилось… В этом печальном случае всё сильно усложнялось.
Момент истины наступил восьмого августа, в воскресенье. Это был день рождения деда, ему исполнялся шестьдесят один год. В этот же день мы с ним решили провести испытания антиграва.
– Заработает, – это будет лучший подарок в моей жизни, – сказал дед. – А если не заработает?
– Тогда учтём ошибки, исправим неисправности и попробуем ещё раз.
Сам антиграв был смонтирован в жёстком кожаном ранце-кофре (спасибо лучшей в мире бабушке с лучшей швейной машинкой в мире – «Зингер»), который при помощи поясного и плечевых ремней крепился к телу таким образом, что оказывался на груди. Сзади, в районе поясницы, был ещё один кофр, куда помещалась электрическая батарея, состоящая из восьми серебряно-цинковых аккумуляторов СЦД-70, которые дед, по его рассказам, купил с рук у нужных людей (деньги, вырученные дядей Юзиком на продаже излишков золота, очень пригодились и не только в этом случае). Каждый ёмкостью сто тридцать ампер-часов и номинальным напряжением одна целая,
