в дом.
Тогда я поинтересовался у старшины:
— Товарищ милиционер, так что же случилось с драматургом Сивашовым? Неужели убили?
— Я не уполномочен отвечать на такие вопросы посторонним.
— Я и не посторонний вовсе. Говорю же, мы вместе работали.
— Короче, его нет в живых. Это не секрет, конечно.
— Значит, убили, — вздохнул я, поглядывая на реакцию старшины.
— Послушай, парень, — зашевелил усами милиционер, — Следствие и без тебя разберется в причинах смерти. Не мешай работать.
Мне хотелось все-таки узнать правду, и я попытался «прорваться через кордон» хитростью:
— А вам там понятые не нужны? На осмотре места происшествия? Могу поприсутствовать…
— Понятые уже имеются, — буркнул старшина, — иди домой, парень, только данные свои продиктуй мне сначала.
Я сказал ему свой домашний адрес, уточнив, что телефона у меня не имеется, и побрел прочь.
Вот это поворот! Был драматург и сплыл… И как раз после моего визита к нему и расспросов. Совпадение? Хрен его знает.
Смерти можно бояться или не бояться — но придет она обязательно. Знаю, проходили уже…
Пошел куда глаза глядят. Ведь других планов на сегодняшний вечер у меня не имелось. Убили Сивашова или он самоубился, я еще не знал, но одно знал точно, преферансу меня уже некому научить. И идиотских пьес о повышении надоев с отдельно взятой коровы тоже драматургу не писать больше.
Может, стоило бы рассказать следователю о своем разговоре с Сивашовым? Правда, тогда бы пришлось рассказывать о Трегубове и его шайке, а я даже не знаю, что именно произошло с драматургом? Товарищ следователь не счел нужным сообщить. И потом, с чего я взял, что смерть Сивашова вообще связана с его проигрышем? Может, к нему забрались грабители? Уж в криминальном мире, наверняка, известно о том, что в этом домике живут люди не бедные. Надо будет выведать о случившемся у главреда.
Ему обязательно сообщат. Он же, помимо всего прочего, еще и секретарь Союза Писателей.
Как бы то ни было, а это мне сигнал. Ведь если Трегубов и Ко замешаны в смерти Сивашова, то значит, они готовы на любые крайности. И такого дилетанта, как я, пришьют и не почешутся. Не сами, конечно, а руками своих подручных. И потом, какие у меня мотивы лезть в эту историю? Желание отомстить за поруганную честь своей дамы? Ну так это можно попытаться сделать в явочном порядке. Равно как и за то, что ее муженек подослал ко мне трех ухарей…
Ещё неизвестно, не всплывёт ли история с нападением на меня во дворе загородного дома? Я брел в задумчивости, не замечая никого вокруг, и потому не сразу отреагировал на то, что кто-то окликнул меня по имени. И лишь когда к выкрикиваемому имени добавились слова: «поэт, едрить твою», я понял, что это обращаются ко мне.
Я оглянулся. Олег! И не один, а со знакомой мне девушкой. Значит, все-таки пригодился адресок.
— Привет!
Мы обменялись с армейским дружком рукопожатиями. Ангелина мне руки не подала, а только сдержанно кивнула. Видать, не прошла еще обида. Что ж милая, не судьба нам быть вместе. И в прошлый раз была — не судьба. Зря лишь столько времени потратил. Она, конечно, сейчас не понимает этого, ибо обижена на меня, но зато ее обида не перерастет в ненависть, как когда-то.
— Ты куда намылился? — спросил Олежек.
— Да никуда! Гуляю просто.
Естественно, про то, что планы мои накрылись из-за внезапной гибели драматурга, упоминать я не стал.
— Мы — тоже, — кивнул дружок. — Пойдем гулять вместе!
По глазам Дороховой было видно, что такая перспектива ее не очень устраивает, но я согласился, а она лишь плотнее прижалась к плечу Олега, возможно, для того, чтобы вызвать во мне ревность. Мы не торопясь двинулись вдоль по улице. Дружок принялся расспрашивать меня о моих делах. Скрывать от него мне было нечего, ну я и рассказал и об увольнении с завода, и об устройстве в редакцию журнала, и о киносъемках. Без подробностей, конечно.
— Да когда же ты все это успел? — удивлялся Олежек. — Мы, после той пьянки, и не виделись-то всего ничего… А ты… Наш пострел везде поспел…
— Так сложились обстоятельства, — пожал плечами я, а про себя подумал, что пока все идет по плану — я литсотрудник, в корешах с шефом, теперь надо дальше двигаться… Вот только смерть Сивашова — как снег на голову.
Однако Литвинова так просто не проведешь.
— Ну в журнал, ладно… — принялся рассуждать он. — Раз в «Советском воине» напечатали, так, считай, уже писатель, но в кино-то ты как попал?..
— Как-нибудь расскажу, — улыбнулся я.
Правда, про себя подумал, что всё-таки вряд ли стану откровенничать с ним про Анастасию.
— Ну ладно! — отмахнулся он. — Ты только не зазвездись… Подумаешь — кино. Меня вон тоже на учениях в кино снимали, но я же не корчу из себя Жана Маре…
Видно было, что теперь ему как-то не по себе в моей компании, но всё-таки он не стремился от меня отделаться.
— И я не корчу, — сказал я. — Еще ничего неизвестно… Может, еще попрут из актеров-то. Олежка, — как можно дружелюбнее добавил я, — оно мне сильно и не надо. Но лишним не будет. Опыт такой приобрести, опять же, платят исправно.
Я развёл руками — мол, оно само.
— Пусть только попробуют выгнать, — хмыкнул Литвинов.
Я внимательно посмотрел на товарища. Нет, он не так прост. Может, и впрямь рассказать ему о Трегубове и его шайке? А также — о смерти драматурга. Олег — парень не трусливый и не глупый, может, что путное подскажет. Только не при Ангелине же? Такие вещи девочкам доверять нельзя. Она и так вон куксится. Не нравится ей гулять в одной со мною компании. Да и мне мало доставляет удовольствия шляться по расквашенному снегу. Уж лучше домой. Работать надо, я ведь обещал Толстикову все рассказы из «Откровенных сказок» за месяц написать. А тут еще работёнка от Мизина наклёвывается. Если выплатят в понедельник хороший аванс, куплю пишущую машинку, чтобы ни от кого не зависеть.
— Слушайте, ребята, — сказал я. — Мне домой надо… Так что гуляйте без меня.
— Ну надо, так надо, — не слишком огорчился друг. — Но
