— Ты сама в порядке? — Энгрифледа посмотрела на Брунхильду, — Помнишь что-нибудь?
— Немного, — покачала головой вельва, — помню матушку... с разбитой головой. Помню, как она схватила меня за руку, а потом... все как в тумане. Частично я все еще оставалась в своем теле, а частично — блуждала в Хель, на грани жизни и смерти. Она могла отправить меня туда насовсем — но тогда и ей бы пришлось остаться в моем теле навсегда, а она хотела выбрать что-то получше.
— Ага, и выбрала меня, — передернула плечами Энгрифледа, — да еще и так мерзко.
Королева с омерзением посмотрела на чуть заметно покачивающийся кувшин, из которого еще слышалось злобное шипение.
— Они верили, что эти змеи связаны с новым рождением, — объяснила вельва, — и Агриппина всегда умела обращаться с ползучими гадами — с помощью одного такого она оградила своего сына от убийц. Но сейчас она она хотела, чтобы змея задохнулась внутри тебя, а сама Агриппина вселилась в твое тело. А меня, после переселения она рассчитывала тут же зарезать — для чего и припасла этот нож.
-А ты откуда все это знаешь? — подозрительно посмотрела на нее Энгрифледа.
— Она слишком долго провела в моем теле, — ответила Брунхильда,- и у меня остались иные ее воспоминания. Как и у нее остались много от нас: откуда иначе у нее взялись наши с матушкой знания о травах, зельях, — вроде тех, что она подмешала в вино и смазала яблоки, — и много чем еще? При жизни-то все это за нее делали другие.
— Ничего, — хмыкнула Энгрифледа, — теперь пусть учится ловить мышей и лягушек.
— Что ты с ней сделаешь? — Брунхильда вновь боязливо покосилась на кувшин.
— Отвезу моей наставнице Атле, — пожала плечами Энгрифледа, — она умеет обращаться со всякими гадами. Пусть думает, может, она еще на что-то пригодится. Сейчас мы подыщем этой гадине более надежную клетку, а потом пойдем к нашим мужчинам — моему мужу и твоему брату. Он недавно короновался именем Одина, так что ему не помешает настоящая пророчица, вместо мертвой римской суки, одержимой мечтой о власти.
— Это здесь, госпожа!
Васконский всадник осторожно раздвинул копьем стебли папоротника и Отсанда, свесившись с коня, брезгливо поморщилась, отмахиваясь от роя назойливо жужжащих мух. Ей открылось на редкость неприглядное зрелище: на залитой кровью примятой траве лежало тело крестьянской девушки, в обрывках домотканого платья. Лицо ее было нетронуто и, даже искаженное ужасом и болью, все еще казалось хорошеньким. Зато тело...брюшина зияла огромной дырой, через которую, судя по всему, вытаскивали сердце и печень, от груди остались лохмотья окровавленной плоти, а бедра выглядели обглоданными до костей. На влажной от крови почве виднелись следы крупного волка, рядом с ними валялись клочья серой шерсти.
— Это которая? — не оборачиваясь, спросила королева.
— Вторая за это полнолуние, — ответил один из ее приближенных и Отсанда мрачно кивнула, сама припомнив и более ранние случаи подобных зверств. Пока еще никто не связывает нового короля с участившимися случаями нападений волков на людей — в основном на молодых девушек, — но Отсанда не была уверена, что так продлится и дальше. Великим искушением стал для Лупа дар Акербельца — искушением свободы, хищного приволья вольной стаи, избавления от всех законов и ограничений, что накладывает королевская власть и все человеческое общество, заменив их старым, как мир правом сильного, правом окровавленных клыков и когтей. Неудивительно, что король не удержался от этого соблазна — и что самое скверное, он все меньше нуждался в своей королеве, чтобы обращаться в зверя. Луп уже и сам знал нужные травы и мази, позволяющие обращаться в зверя, сам научился определять фазы Луны и выбирать место для очередного превращения. И все чаще, по мере этого изучения, Отсанда осознавала, что муж все больше отдаляется от нее.
— Никому не говорите об этом, — сказала она своим спутникам и те понимающе закивали. И тут, совсем рядом, раздался зов рогов, а вслед за ним — цокот множества копыт и приветственные крики. Отсанда развернула коня и поспешила к супругу, пока он не хватился ее отсутствия. Но перед этим она успела подхватить с земли и спрятать в складках одеяния несколько клочков волчьей шерсти.
Король Луп Первый вступал в свою столицу.
Реймс сдался без боя: всего несколько дней прошло с тех пор, как немногие уцелевшие в битве при Турне принесли страшное известие о гибели молодого короля Эльфрика и большей части собранного им войска. Горожане еще не успели оплакать убитых, когда с юга пришла новая весть: король Луп, оправившись от прошлого поражения, вновь двинулся на север. Он собрал большую армию из франкской
