Риман специально поддерживал разговор, чтобы выведать у меня все, что я смог узнать? Вдруг он знает, что я темный? И теперь везет меня не для допроса, а в тюрьму? Если он и не учитель вовсе?!” — мысли лихорадочно бились о мою голову, больно давя на виски.
— Николай Афанасьевич Берг не был сумасшедшим, — Риман медленно повернул ко мне голову и внимательно оглядел меня. — Он пытался донести правду. Он был одним из потомков того, кто предсказал катастрофу. Пронес через всю жизнь эти знания, но передал их лишь на пороге смерти.
— И в чем эта правда? — слова с трудом слетали у меня с губ.
— Что темная магия может погубить мир. Но она нужна, чтобы его спасти.
— Что вы имеете в виду? — выдохнул я.
В горле неприятно щипало, отчаянно хотелось пить или хотя бы сглотнуть вязкую слюну. Но я не мог пошевелиться.
Риман не ответил, снова уставившись в окно. А я все пытался справиться с этим странным оцепенением. Стенки экипажа давили на сознание, хотелось рвануть дверь, выскочить наружу, нырнув в белоснежный сугроб. И дышать, дышать студеным воздухом, пока зубы сводить не станет.
“Кто же вы такой, Христофор Эммануилович Риман?” — мысли ворочались в голове пыльными мешками.
Глаза начали слипаться, дрема мягко окутывала меня своим теплом. Я вяло боролся со сном, балансируя на тонкой грани.
Сознание изо всех сил цеплялось за последние слова Римана. Как же темная магия может одновременно погубить и спасти мир?
Когда учитель снова заговорил, мне показалось, что я уже брежу. Сквозь вату в ушах до меня донеслось:
— Наш мир никогда не был приспособлен к темной магии. Она отравляет его. И те, кто ею владеют, отлично это понимают. Но личное могущество — отличный способ забыть это важное обстоятельство.
— А катаклизм? Из-за чего он случился? — пробормотал я, не открывая глаз и практически не дыша.
— Виктор Берененгам предсказал, что появится мощный темный поток, который станет причиной природной катастрофы. На него не обратили внимания. А те немногие, кто услышал, упустили из виду слово “поток”. Это превратило простой прогноз в угрозу от темных магов.
— Его убили?
— Обезглавили и сожгли. Как в старые добрые времена. Сразу после того, как все перетряхнуло.
— Почему до сих пор идет охота на темных?
— Потому что, по мнению многих и очень многих — появление такого мага есть оскорбление самой сути природы.
— А тот, что сидит в башне при императоре?
— Афанасий-то? Он безобиден. Слабый маг, практически растерявший силу. Пишет собственную биографию, изучает древние записи, которые ему привозят со всех концов страны, прячется от мира.
С каждой его фразой мне становилось легче дышать. Будто кто-то открыл окно и впустил свежий ветер.
— И что же будет дальше? — спросил я.
— Дальше? Кто знает, — Риман пожал плечами. — Мы уже подъезжаем.
Я выглянул в окно и обомлел, разом растеряв всю дрему. Экипаж замер возле высокого, статного здания, чью крышу подпирали изящные стрелы колон. Этот великолепный портик из белого мрамора больше подходил для правительственного здания, нежели для охранки. Широкое крыльцо, литые перила, клумбы по краям. Все дышала богатством и величием.
— Не туда смотрите, молодой человек, — одернул меня Риман и кивнул в другую сторону.
Я повернул голову и через стекло увидел неприглядную серую коробку с решетками на окнах и двумя куцыми деревцами по углам здания. Насмешка над архитектурой. Меня передернуло. В такое место мне совершенно не хотелось.
Собрав волю в кулак, я шагнул из кареты и практически по колено провалился в сугроб. Погода изрядно испортилась. А еще через пару минут я был целиком запорошен снегом.
Учитель дождался, пока я выберусь из пушистого плена, и сразу же пошел вперед, рассекая белое море.
***
Первое, что я ощутил, появившись под светом единственной лампочки — искреннюю ненависть. Удивленно осмотревшись, я наткнулся на злой взгляд смутно знакомого человека. Где же я мог его видеть?
— Здравия желаю, ваше сиятельство! Прошу за мной! — скомандовал он.
И тут меня осенило. Это был тот самый офицер из охранки, что допрашивал меня по делу Дубского. Цацкий Юлий Олегович, кажется. Что он тут делает?
Риман озадаченно глянул на меня, но ничего не сказал. Мы с ним прошли в унылый кабинет, обставленный разномастной мебелью и больше напоминающий склад ненужного барахла. Из всей картины выбивался только зеленый фикус в новеньком горшке, совершенно неуместный в такой обстановке.
— Вот мы с вами и снова встретились! — гаркнул он.
Его простоватое лицо совершенно не изменилось с момента нашего знакомства. Как и манера поведения.
— Добрый день, Юлий Олегович, вас повысили? — чуть приподняв бровь, спросил я, оглядывая его новое пристанище.
— Алексей Николаевич! Прошу быть серьезнее. Дело государственной важности!
Он полыхнул гневом и схватил со стола тощую папку, как и в прошлый раз, скинув все остальные на пол. Это не добавило офицеру радости.
— А вы кто? — рявкнул Цацкий, зыркнув на Римана.
— Христофор Эммануилович Риман, — ударение на первый слог, — вежливо отозвался он, — преподаю в академии имени Кухарских, сопровождаю этого молодого человека. Уточните, по какому поводу его вызвали?
— Здесь я задаю вопросы! — ладонь офицера с грохотом опустилась на столешницу, скинув карандашницу, и повернулся ко мне. — Итак, что вы можете сказать о нападении на карету, принадлежавшую семье великого князя Кунцева.
Он выжидающе смотрел на нас своими большими светлыми глазами, продолжая сжигать меня потоком своей ненависти. Заметив, что я не тороплюсь с ответом, Цацкий снизошел до разъяснений.
— Установлено, что нападение, случившиеся четырнадцатого числа прошлого месяца сего года, было осуществлено лицами в количестве шестнадцати человек. Карета и имущество семьи Кунцевых пропали. Подтверждено свидетельскими показаниями, что вас и пострадавших видели вместе у ворот учебного заведения в тот момент, тогда как директором было отдано распоряжение территорию академии не покидать! Вопрос! Какова ваша роль в преступлении против сына великого князя?
И я не придумал ничего лучше, как запустить в него ментальный луч. И едва он прикоснулся к Цацкому, то я сразу
