Допрос пленных показал, что этот отряд действовал самостоятельно. И что его действительно «сколотил» Андрей из разрозненных банд, которые преследовали его.
Конечно, разбить такую банду менее славно, чем передовой полк большого войска. Но и даже так воевода возгордился безмерно и прям задрал нос в небеса.
Для русского ориентализованного войска выйти в поле и решительным съемным боем разгромить противника было редким и славным успехом. Пусть и такого невеликого неприятеля. Хотя, конечно, все познается в масштабах. Ведь тульский полк сумел одержать верх над равным ему по силе супостатом. Так что для воеводы это было если и не «звездой героя», то чем-то очень близким в его послужном списке, серьезно поднимая его шансы на решительный успех в дальнейшей карьере. Тем более, что в челобитной он, по обыкновению эпохи, преувеличит численность противника в несколько раз для пущей красоты…
Погибших оказалось всего-ничего. Восемь бойцов. Двое из них умерли сразу, остальные — от ран преставились. Немного. Слишком уж шокирующим оказался для татар этот копейный удар на пятачке. Иначе бы, конечно, «двухсотых[1]» стало существенно больше.
Раненых, но пока живых, насчитали, конечно, больше. Но тоже не шибко сильно. Тридцать два бойца всего. Из них только десятку требовалось волокуши. Остальные в седле сидели.
Среди лежачих оказался и Андрей.
Почему? Причин к тому хватало.
Сказался и серьезный ушиб, который он получил, падая с коня. И незначительные, но неприятные ранения. И очень сильное истощение организма. Из-за чего Андрей был всю дорогу едва в сознании, постоянно проваливаясь в небытие.
Из его отряда погиб Никодим. Получив легким копьем под мышку, когда замахнулся саблей. Модест и Зенон оказались серьезно ранены. Достаточно серьезно для того, чтобы оказаться на волокушах. Тех же, в отряде Андрея, кто избежал пусть даже самых малых ранений, не имелось и вовсе. Каждого зацепило.
В Туле же их встречали не только горожане, но и царь с Московским, Каширским да Коломенским полками. Точнее не в самой Туле, а рядом с ней.
— Ну, рассказывай, как сходил? — спросил Иоанн Васильевич своего шурина, принимая его приватно после небольшой торжественной части.
— Хорошо сходил. Интересно. — зевнув ответил Даниил Романович, будучи изрядно уставшим.
— Не тяни. Что узнал?
— Ничего хорошего не узнал. Андрей этот — зверь. Настоящий. Ты бы видел его в бою. Если ЭТО — новик, то я ощипанная курица. И саблей, и копьем он орудует — дай Боже. А храбрость такая, что дух захватывает! Я вот ставя себя на его место, струхнул бы. В десяток атаковать две сотни. Да не напуском, а идя на копейный съемный бой самым решительным образом. Он — пошел. Спокойно так, словно на прогулку. И полк за собой увлек.
— Как это? — удивился царь.
— Так песню он какую-то петь начал. Ее в полку знали. Подхватили. И пошло-поехало.
— А что за песня?
— Мрачная. И наш последний бой увидят облака, и похоронит нас быстрая река. Бр-р-р… Но пробирает. И судя по тому, как этот безумец воюет, он именно на это и рассчитывает.
— А что насчет интересующего нас дела?
— Ничего не могу сказать, по поводу того, кто он. Но что не помещик могу утверждать совершенно точно. Я с ним не общался, но беседу беседовал с его людьми. И кое-что из его вещей прихватил, пользуясь своим правом. Например, вот это. — произнес Даниил Романович, извлекая из сумы, которую он зачем-то с собой приволок, имущество Андрея.
Первым делом он положил перед царем планшет по виду ташки гусарской. Иоанн Васильевич осмотрел его. Открыл. И увидел на откидном клапане карманчик, где покоилось несколько листов бумаги.
— Это карты. Во всяком случае, люди Андрея сказывали, что он их так называл. Здесь, на этих листках изображена местность там, где он задумал засаду. И прилегающие земли. Обрати внимание на значки — я понятия не имею, что они означают. Но даже без них — все и так понятно. Тут лес. Тут заболочено и рогоз. Тут речка. Тут поле. Тут брод. Видишь?
— Да. Необычно.
— Внутри глянь. Там полно таких зарисовок. И листы с заметками. А это, — произнес Даниил Романович, извлекая что-то вроде тетради, — самое интересное.
— Что это?
— А черт его знает, как это зовется? Главное, что тут каждый день его записан. Посмотри сам. Видишь? Вот день. Вот время — утро там или вечер, или еще как отмечено. А вот описание того, что произошло или делалось. Я на привалах, пока добирались, все прочитал. Вот глянь. Видишь. Сетует, что кошевые с топорами, а не с тесаками. Через подлесок пробираться не удобно. А вот тут он описывает сколько какого корма ушло. Здесь. Смотри. Скрупулезно, буквально по головам считает неприятеля и его коней. Отмечает броню и оружие. А здесь, ты глянь, отмечает, что всего заметил столько-то и подозревает, что еще столько-то обходит его по заливному лугу. И так далее. Читаешь это и перед глазами весь его поход.
Иоанн Васильевич не стал ничего комментировать. Просто погрузился в чтение. Лишь четверть часа спустя спросил:
— А что такое пеммикан?
— Это еда такая. Что значит название — не ведаю. Да и его люди тоже. Он просто ее так назвал и все. Вот, — достал он из сумки брусок продукта, — попробуй. На жаре все лето может не портится. Мясо, жир, ягоды хитро как-то приготовленные. Я ради интереса всю дорогу от места боя ел только его. И ничего. Жив-здоров и не дурно себя чувствую.
Царь осторожно принял брикет. Осмотрел его. Обнюхал. И осторожно откусил. Пожевал. Проглотил. Еще откусил, уже кусок побольше…
Так они и сидели с шурином, разбирая журнал боевых действие, кроки и впечатления. Даниил Романович «топил» за то, что только благодаря картам и записям Андрей сумел продержаться так долго и ловко. Он ведь фиксировал все сведения и оперировал ими. Что позволяло им отслеживать и просчитывать перемещения противника. Наличие же пеммикана и концентрата супового явно говорило о том, что парень готовился к походу задолго до его начала. Но это ладно. Шурин восторгался тем, что эти продукты, заготовленные впрок, могут очень сильно облегчить походную жизнь.
Ну и так далее, и тому подобное…
Иоанн Васильевич же внимательно слушал и думал, собирая в голове «картину маслом». Поглядывал на почерк, многое говорящий о человеке. Посматривал на зарисовки. И вспоминал все, что ранее слышал и видел. Все. Вообще все. Начиная с истории об «отцовском наследстве» в виде краски, лампе и так далее. И чем больше думал, тем меньше ему нравился вывод, к которому он приходил…
Тем временем Андрея обихаживал травник Иван.
— О! Я вижу ты не спишь. Пора принять лекарство. — произнес он, входя. И сразу направился к стоящей на столике емкости, прикрытой тряпицей, от которой тянуло травами.
— Что там? — тихо спросил парень.
— Зелье, от которого пройдут твои хвори.
— ЧТО ТАМ? — намного жестче поинтересовался Андрей. — Что ты туда намешал?
— Оу… но разве ты понимаешь в травах? Что дадут тебе мои слова?
— Если ты не скажешь, я забью тебе этот горшок в глотку. — произнес парень очень тихо, но от этого не менее опасно. И взгляд у него был такой, что лучше не возражать.
Отец Сабастьян немало этому удивился. И даже хотел было возмутиться таким недоверием, но видя решительность настроя, начал перечислять что и в каком количестве положил в зелье.
Внимательно его выслушав и задав наводящие вопросы Андрей принял чашечку, в которую ему налили лекарство, и долго ее обнюхивал. Потом чуть-чуть попробовал языком, прислушиваясь к своим вкусовым ощущениям.
И, кивнув каким-то своим мыслям, выпил.
— Откуда такое недоверие? — принимая чашечку, спросил «травник Иван».
— Иных уж нет, других долечим, — фыркнул Андрей. — В твоем отваре половина трав лишние, но вроде бы безвредные. Не представляю, какой от всей этой бурды будет эффект. Но надеюсь, что хуже не станет. Хотя надежды мало.
— Откуда тебе знать?!
— От верблюда! Ты мне еще про клятву Гиппократа вспомни. Чай ты травник дикий, а не Парацельс. Откуда тебе знать, какая трава как действует и какой от нее побочный эффект? Ты клинические испытания проводил? Или опираешься на высокие научные знания вроде «одна бабка сказала»?
