запустил в строну мотоциклиста активированную печать «доппеля», и сейчас наблюдал, как она «ввинчивается» в его тело. До того, как я порешу этих ублюдков (ведь оставлять в живых я никого не собирался), мне нужно было собрать информацию для обращения.
Но в применении печати «доппельгангера» имелся один существенный нюанс — скопировать сведения она могла лишь с живого человека. Было бы желательно, чтобы он еще и здоровым был, чтобы не маяться двойником какой-нибудь мерзкой болячкой. Но здесь уж как повезет. Да и не навсегда это — до кандидатуры получше.
Ладно, пока печать сканирует водителя, разберусь с упитанным ублюдком, продолжающим тыкать в меня стволом автомата.
[1] Стоять! Кто такой? Партизан? (нем.)
Толстяк-фриц стоял и пыжился, теребя пальцем гашетку «шмайсера», явно наслаждаясь своим преимуществом. По выражению его откормленной хари было хорошо заметно, что меня он совершенно не опасается. Ну, скажите, что сможет сделать вооруженному автоматом гаду, да еще и не одному, абсолютно безоружный человек? Да ничего, если он обычный и неподготовленный к таким ситуациям советский гражданин.
А этот ушлепок и рад стараться, показательно надувая щеки от осознания собственной безнаказанности. Скольких таких же безоружных людей он уже успел убить? Судя по его кривой маньячной ухмылке — весьма и весьма немало! Моё ведьмачье чутьё подсказывало, что стоявшему передо мной фрицу этот процесс — убийства беззащитной жертвы, приносит настоящее, просто-таки маниакальное удовольствие.
Ну, ничего, сейчас я сотру с твоей рожи эту наглую гадкую ухмылочку!
— Was erlaubst du dir, Hundesohn? — неожиданно рявкнул я по-немецки. — Aufstehen! Stillgestanden!
[Что ты себе позволяешь, сукин сын? Встать! Смирно!]
У немца-толстяка в звании обер-ефрейтора даже челюсть отвалилась, настолько мощно я разорвал ему всяческие шаблоны. Ведь произношение у меня идеальное! Я свободно могу общаться на нескольких немецких диалектах, и ни одна сволочь не заподозрит, что они мне не родные.
А поскольку мой уверенный командный тон и чистое произношение берлинского диалекта, словно бы наделили меня офицерской должностью, то у ефрейтора сработал условный рефлекс, намертво вбитый ему в мозг — команды вышестоящего начальства надо неукоснительно исполнять. Что он и проделал по привычке — приняв стойку смирно.
— Was glotzest du? — Я прошелся гневным взглядом и по водителю-шутце, который молча хлопал глазами, видимо тоже «потерявшись» от моего невиданного напора. — Bananen in deinen Ohren, Dussel?
[А ты чего вылупился? Бананы в ушах, болван?]
— Какие бананы? — опешил от такого заявления немец.
— Которые ты, идиот, с утра из ушей не вынул! — Продолжая глумиться, сурово распекал я фрицев, пока те не опомнились и не начали хоть немного соображать.
На самом же деле я просто тянул время, пока печать «двойника» не закончит свою работу. Хотя, толстяка, что стоял рядом со мной, можно уже было пускать «в утиль». К тому же после чтения его мерзких эмоций, мне как никогда хотелось его побыстрее заземлить. Ведь у этого утырка руки были натурально по локоть в крови.
— Ты кто такой? — Первым включил свои мозги обер-ефрейтор.
Ну, что ж, пора заканчивать этот балаган.
— Я ужас, летящий на крыльях ночи! — зловеще произнёс я фразу из известного мультфильма[1], отчего-то в этот момент всплывшую в моей голове. — Я — Чёрный плащ!
— Кто? Чёрный плащ? — Выпучился на меня фриц — его куцые мозги опять засбоили от фразы, совершенно нестандартной для такой ситуации.
— Чёрный плащ, — подтвердил я, уже привычно сплетая заклинание морока, буквально пару часов назад испробованное в присутствии деда Маркея.
Свою полезность печать уже доказала, поэтому я не стал придумывать ничего нового, а просто картинно щелкнул в воздухе пальцами, мгновенно исчезая из поля зрения фрицев. Раз, и нет меня. Ну, это для них я исчез. А на самом-то деле я остался на том же самом месте, просто мозг нацистов под действием морока перестал меня воспринимать.
В работе этой печати мы тоже с Глашей вместе разобрались. Как оказалось, заклинание попросту «глушило» сигналы человеческих органов чувств, таких как слух, зрение, обоняние, вкус и осязание в отношение ведьмы, запустившей морок. Если бы даже этот фриц умудрился каким-то образом меня схватить, то всё равно бы не понял, что я попал ему в руки.
— Э-э-э… Как это? — Толстяк испуганно заозирался, судорожно схватившись за автомат. — Хайни, ты тоже видел, как он исчез? — Фриц продолжал вертеть головой, водя стволом автомата из стороны в сторону.
Но это его не спасло, и ответа от своего приятеля Хайни он так и не дождался. Я легко шагнул к нему вплотную, вытаскивая из кармана заранее приготовленный нож (самый простой немецкий «складничок», затрофееный после недавней схватки) и, обнажив лезвие, вогнал острую полосу стали толстяку между ребер. Точно в сердце.
Немец вздрогнул, явно не понимая причины острой боли, внезапно его пронзившей, а затем начал медленно валиться на землю. Я едва успел выдернуть нож из его груди, а затем безучастно проследил за его падением. У меня даже в груди ничего не дрогнуло, после того, что я сумел о нём узнать. Не должны такие твари топтать и без того нашу грешную землю, а тем более размножаться!
Когда фриц испустил дух, я вздохнул с огромным облегчением — силы мне пНо епало совсем чуть-чуть. До переполнения резерва было еще далеко. Значит, основатель Афанасий был прав, чем выше поднимаешься в ведьмачьей иерархии, тем больше усилий требуется прилагать, для достижения очередного результата. А выхлоп с каждой убитой «тушки» становится всё меньше и меньше. Но так или иначе, сейчас мне это лишь играло на руку.
— Видел, Гюнтер… — запоздало ответил водитель мотоцикла. — Гюнтер? Гюнтер? — после того, как его приятель замолчал и рухнул на землю, засуетился и второй утырок. — Ты чего, дружище? — безрезультатно взывал он к мертвецу, одновременно пытаясь судорожно нашарить что-то в мотоциклетной коляске, бросая испуганные взгляды по сторонам. Бросаться на помощь упавшему приятелю он отчего-то не спешил.
Меня он не видел и не слышал — печать исправно работала, и я спокойно подошел к мотоциклисту вплотную. Теперь мне стал понятен смысл его телодвижений — он искал автомат, который соскользнул с сиденья, а его приятель запинал «шмайсер» в самую глубину коляски.
Я, чтобы еще раз проверить надежность печати, вытер окровавленный нож о рукав фрица. Никакой реакции. Но стоило мне немного отойти, как он тут
