— Почему худо? Ведь не убили, хотя и могли!
— Живым тебя хотят взять, брат-командор! Потому и выманили на стену, чтоб все гулямы и угры лицо твое запомнили. Цепь великого магистра слишком примечательна, и шлем командорский ты зря не надел.
— В нем плохо видно…
— Зато лицо надежно скрыто. А так…
Старик огорченно вздохнул и засопел. Под крепостной стеной, во рву, копошились угры, забирая своих убитых и раненых — крестоносцы по ним не стреляли, выполняя приказ своего командора.
— И что будем делать? — задал священнику извечно русский вопрос Андрей, машинально почесав затылок всей пятерней.
— То, что и задумали! Ты немедленно уйдешь из замка, сейчас же. А мы постараемся отбить штурм, чтобы дать тебе время. Ты, надеюсь, понимаешь, что гулямы сразу начнут тебя искать везде, если не найдут здесь?!
Яркий дневной свет манил, тянул к себе. Андрею до тошноты надоело подземелье, будто добровольно себя в склепе замуровал. И те две тысячи шагов, что пришлось отмахать в полной темноте, при тусклых языках одного-единственного факела, что служил для всех маячком, гуськом, натыкаясь на спины друг друга, показались ему десятками верст.
В пыли, в слипшейся от пота рубахе, придавленный тяжелым железом доспеха, жадно, до хрипоты вдыхая воздух, он устало переставлял ноги, идя к заветному свету, что становился ближе и ближе.
— Ваша светлость! Все, вышли. — Грумуж приблизился. — Я осмотрелся кругом — никого не видно. За горой угров нет, даже следов конных не было. Все чисто.
— Бдительности не теряй, еще раз посмотри кругом!
Андрей присел на здоровенный валун, что занимал половину узкой щели, с наслаждением вытянув ноги в тяжелых, с железными пластинами, сапогах. И подумал, что в такой обувке сильно много по горам не походишь.
А потому надо срочно избавляться от всего навьюченного на него железа. И он решил заняться этим немедленно, благо был еще небольшой люфт во времени.
— Велемир, сними с меня доспехи, — тихо попросил он юношу и пояснил: — В нем по горам тяжело идти будет и ни к чему. Коней нет, от погони не убежишь. Да и сам снимай лишнее железо — оно сейчас не защита, а обуза, скорее. Да и Грумуж с Томашом пусть тоже поспешат разоблачиться, потом времени у нас не будет.
— Хорошо, отец, — тихо ответил ему сын. — Только я вначале им скажу, раз они из лаза вышли.
Он проскользнул в узкую щель и выскочил наружу — оттуда доносились тихие голоса оруженосца и единственного «синего», того, что чуть под «раздачу» за измену не попал. Андрей покосился на Милицу, что как мышка притихла, сидя на соседнем камне. По грязному лицу ползли маленькие капли пота, оставляя за собой чистые дорожки.
— Устала, солнышко? — тихо спросил девушку Андрей.
— Нет, мой милый. — Она прошептала ответ такой доброй улыбкой, что сразу стало светлее, будто лучики дневного светила пробились сквозь каменную толщу горы.
— Я люблю тебя!
Андрей никогда не думал, что способен влюбиться как мальчишка, с замиранием сердца, до дрожи в коленях, но так оно у него и вышло. Это надо же — втюриться на пятом десятке, познавши все в жизни, вдоль и поперек, гордящимся толикой приобретенного цинизма!
— И я тебя кохаю, мое сердечко!
Милица ответила таким голосом, что Андрей разом взмок. Вроде бы познал ее прошлой ночью, урегулировал гормональный фон, ан нет, внутри все закипело и забурлило от одного нежного взгляда, от сказанных ласковым голосом слов.
«Втюрился ты с первого взгляда, майор, это точно. Первый раз в жизни такое! И что же делать?»
Андрей прикрыл глаза — он боялся подумать о будущем. В первый раз всплыла мысль бросить все это командорство, жениться и пестовать детишек, познавая радости семейного счастья.
Милица, наверное, думала в том же ключе, что и он, раз взяла его ладонь и прижала к щеке. И даже, как ему показалось, прикоснулась губами к грязным пальцам на деснице.
Так они и сидели, молча, вот только суровая реальность существовала вне зависимости от их маленького человеческого счастья. Неожиданно послышался вскрик, и в щель донесся громкий вопль.
— Измена!
Андрей подскочил с камня как ошпаренный. За меч хвататься не стал — неудобно рубиться, когда каменный свод над головой нависает. Выхватил из петли полюбившийся шестопер и, громко грохоча сапогами, стал протискиваться в узкую щель, выбираясь наружу.
— Твою мать через коромысло! Ах ты! Иуда!!!
Дневной свет на секунду ослепил Андрея, но лишь на одно мгновение. Он сразу понял, что дело худо. Совсем паршиво, если честно говорить. Ядовитая змея ужалила в самый удобный момент, и ничего уже сделать нельзя. Нужно было ее во дворе растоптать, но нет, пожалел, поверил в «презумпцию невиновности».
На свою задницу…
— Ну что, командор, пора и нам свести счеты!
Томаш стоял на каменной площадке, прикрывшись щитом и держа в правой руке «гасило» — местный аналог «моргенштерна».
Умело выбрал момент, паскуда, — от площадки вниз падала крутая каменная осыпь, справа почти вертикальные скалы. Тропинка, что к ним прижималась, тонкой ниточкой тянулась к далеким валунам, к спуску.
Очень удобное место для тайного лаза, заметить который снизу невозможно, а камни не земля или глина, людские следы прячут хорошо.
— И чей ты заказ выполняешь, скотина?! — Андрей сделал шаг вперед и краем глаза посмотрел вниз. Так и есть, там лежали три тела — два, в красных орденских плащах, и третье, маленькое, с окровавленной головой.
— Смотришь? Ну-ну, полюбуйся!
Предатель оскалился гнусной ухмылкой.
— Они даже не вякнули, когда я их вниз столкнул. Щенок лишь заголосил, пришлось унять.
С шара «гасила» капала кровь — не пожалел паренька, что проводником с ними был отправлен, тварь. Андрей выдохнул воздух — скопившаяся ярость требовала выхода, но одно он знал точно.
— А ведь я тебя не просто убью, гаденыш! Ну, Томаш, ну сукин сын…
— Замаешься, командор! И не Томаш я, оставь эти собачьи имена для своих славян. Недаром мы их склавенами именуем — им уготована судьба рабами германцев быть! Ты сам изменник, Андреас фон Верт! Предатель германского народа! Это говорю тебе я — Курт фон Нотбек, оруженосец славного «Братства Святой Марии»!
— Это не твоего ли дружка волкодлак загрыз?! Кинжал больно примечательный я у него взял, — Андрей быстро сложил слагаемые. — Он вроде у вас как знак особый?! Чтобы свою подлую натуру демонстрировать?!
— Нет! — хрипло засмеялся орденец, вернее, «братец». — С этим кинжалом у меня гулямы твое тело возьмут. Не бойся, я тебя не убью, но покалечу, сразу предупреждаю. Пора до конца довести дело, что на Каталаунских полях завершения не получило!
